Курсы кончила, чего тянут — не понимаю!
— Берегут нас, золотце ты мое бронзовое, бе-ре-гут, — насмешливо протянула Иринка и обняла подружку за талию. — Мы еще с тобой повоюем, нагоним страху на врага!
Как свечи, потрескивали на морозе тополя. Гулко стреляя, лопался на реке лед. Плыли в лунном тумане горы. Тайга таилась за распадком косматым зверем.
— Где-то теперь наши ребята? — вслушиваясь в морозную ночь, глядя на далекие фосфорически мерцавшие под луной вершины ледников, раздумчиво заговорила Иринка. — Лежат, поди, где-нибудь на снегу… А может, в землянке… Что-то с тех пор, как немцев от Москвы погнали, тихо на фронте стало…
Груня шла, сжав кулаки, глядя себе под ноги, на вспыхивающий в лунном свете снег.
— О чем ты опять, Грунь? — наклоняясь и стараясь заглянуть ей в лицо, тихо спросила Фрося.
Груня не ответила. Разве станет легче от того, что люди узнают о ее горе?
— Ты не кручинься, слышь? — зашептала Фрося. — Ведь мы вместе будем работать. Всё одолеем.
Груня вздохнула и подняла голову — в теле точно распрямилась упругая пружина, дышать стало свободнее.
Ныряла в облака луна, то затягивая распадок сумеречной пылью, то обливая улицы ярким светом.
Напротив Груниных ворот девушки остановились: Клане надо было сворачивать в сторону, Иринке и Фросе — идти дальше.
— Когда теперь звеном соберемся? — спросила Кланя.
— Припоздали мы нынче немного, за настоящий урожай надо с осени драться, — сказала Груня, — но что успеем сделать — наше! Завтра схожу к председателю, пускай дает семян, начнем вручную отбирать, по зернышку.
— Вот это командир, сразу поставила задачу! — одобрила Кланя. — Ну, я пойду… Вон вижу, мать огонь не гасит, ждет…
— А меня ребятишки ждут, — как бы удивляясь и радуясь чему-то, проговорила Фрося. — Микеша прямо с рук не сходит, ласковый такой… Мамой зовет, чудно мне!
Смеясь, она обаяла Иринку, и они зашагали по дороге.
У калитки Груня невольно задержалась, услышав приглушенный, полный скрытого нетерпения голос Иринки: «Только ты никому — ладно? Знаешь, Гриша пишет, что как только он вернется…»
Груня улыбнулась. Какие они хорошие, девчата! С нами никакая работа не страшна и легче переносить горе.
Стоя в тени ворот и с жадностью вдыхая студеный воздух, она с надеждой думала о завтрашнем дне. Он казался ей началом новой, еще не изведанной жизни.
Глава седьмая
В небольшом домике на отшибе деревни шла веселая суматоха. Фрося и Кланя, в обрызганных известью красных косынках, белили стены, Иринка, подоткнув подол юбки, встав одной ногой на голик, терла до скрипа давно немытые половицы.
— Фокстрот, а не работка! — смахивая со лба бисерный пот, подмигивая подругам, говорила она. — Говорят, под «сухую» плохо плясать… За милую душу! К вечеру так натанцуюсь, за ноги тащи — не услышу!..
Снаружи, приставив к бревенчатой стене шаткую лесенку, Ваня Яркин ввинчивал большие сверкающие изоляторы, словно прятал за наличники белых голубей. Включив свет, он стал прилаживать над самым карнизом жестяную, намалеванную крупными буквами вывеску: «Хата-лаборатория колхоза «Рассвет».
— Ну как, на уровне? — крикнул он стоявшему внизу Зорьке.
— Па уровне-то, на уровне… — услышал он голос Груни, — а вот чем мы будем печь топить? Дров-то нету!
Она стояла на снегу в черной своей барнаулке, нагруженная свертками, с чемоданчиком в руке и ласково щурилась.
— Да, загвоздка! — Яркин сбил кулаком на лоб кубанку, потом снова водворил ее на место. — Ну, ничего, не тревожься!.. Привезу сейчас своих из дому, а завтра кого-нибудь в лес пошлем!
Груня молча кивнула ему и прошла в избу. Девушки уже домывали пол.
— Да вы когда успели? — удивилась Груня.
— Мы ведь теперь не рядовые колхозницы, а из звена высокого урожая, — отводя падающие на глаза русые прядки, ответила Фрося, карие глаза ее светились лаской.
Груня невольно залюбовалась девушкой. Какая она милая, эта Фрося! С тех пор как она взяла на себя заботу о Матвеевых ребятишках, в ней появилось что-то неуловимо новое — в походке, во взгляде, в голосе.
— Что ж, теперь давайте будем прибираться, — сказала Груня. — Я вот из дому шторки принесла!..
Она прошла по влажному, в желтых плешинках краски полу, разложила на столе дождемер, прибор для анализа семенного зерна, пробирки с образцами удобрений, учебные плакаты.
— У меня дома два горшка с цветами мешаются, пойду принесу, — сказала Иринка.
— Айда! — подхватила Кланя. — А я термометр у себя возьму — все равно он у меня лишний, раз в год на него смотрю!
— А чего же я нашей хате подарю? — протянула Фрося. — Разве сноп, что с осени оставила?
— Вот красота! — обрадованно сказала Груня. — Неси, Фросенька. Лучше ничего и не придумаешь!
Через час на чисто выскобленных подоконниках стояли обернутые станиолем горшки с цветами — махровая герань, малиновые колокольчики «слезок», алые, словно прозрачные «огоньки». В переднем углу на широкой лавке уселся косматый светло-бронзовый сноп. Когда кто-нибудь из девушек бежал по избе, он вздрагивал густыми усами-колосьями.
Яркин привез дрова, с грохотом вывалил у печки охапку поленьев и стал бросать их, березовые, пахнущие морозной свежестью, на широкий под. Затрещала, скручиваясь, береста, весело запылал огонь, бросив на пробирки, стоявшие в штативах на полочке, зыбкие малиновые блики.
Просыхая, дымилась стены. В избе запаяло жилым духом.
— Вот здорово, а? Хоть университет открывай! — оглядывая разукрашенные плакатами стены, радостно заключил Яркин.
До полуночи мигали теперь приветные огоньки в хате-лаборатории, парни и девушки расходились отсюда запоздно. Иногда забредал дед Харитон, слушал, вытягивая худую, как у ощипанной курицы, шею.
— Как это ты сказываешь: перфосфат? — прервал он как-то Груню и озабоченно покачал головой. — Нашей Ефросинье ты этой самой перфосфатой всю голову забила. Ночь, в полночь проснешься, а она, знай, бубнит: «Перфосфат, перфосфат…» Ну, что это за штука такая?
— Суперфосфат — удобрение такое, дедушка, — пояснила Груня, — от него урожай бывает большой. Одно из лучших удобрений в агротехнике!
— Я, девка, этой самой агротехникой скрозь пропах, сызмальства в земле ковыряюсь… По-моему, сыпь в нее поболе назьма — она и уродит, чего ее изучать, землю-то!.. Я окрест каждую плешинку знаю, каждый бугор вспомню, как споткнусь…
— Вот мы, дедушка, и изучаем, чтоб, не спотыкаясь, большие урожаи брать, — ответила Груня.
Все смеялись.
— А сейчас я вам расскажу о группе корнеотпрысковых сорняков…
В хате снова наступила тишина, шуршали по тетрадям и блокнотам карандаши.
Неровный румянец жег Грунины щеки, она терялась от жадной любознательности комсомольцев,