который, в силу специфики службы, носил довольно редко, так и свой единственный двубортный гражданский костюм со странным коричневым отливом, отглаживаемый и отпариваемый Васей с такой остервенелой тщательностью, что только слепой мог не заподозрить в его хозяине профессионального военного).
Василию Ступникову шел тридцать седьмой год, у него была любимая служба, крепкий и надежный командир, свой угол в столице и даже постоянная женщина — неопределенного возраста «разведенка» из комендантского взвода КГБ с короткими, крепкими ногами, лицом скаковой лошади и выразительной фамилией Брынза, с которой они встречались не чаще одного раза в две недели на холостяцкой квартире Васи. Короче, это был счастливый человек, никогда не забывавший, кому он обязан своим счастьем.
—
Дела как? — буркнул Цвигун, усаживаясь рядом.
—
Порядок, товарищ генерал!
Годы сытой и в целом спокойной жизни при могущественном зампреде КГБ СССР никак не отразились ни на характере, ни на реакции, ни на мировоззрении Васи Ступникова. Он был неизменно собран, подтянут, готов к решительным действиям и по-прежнему свято чтил субординацию. Цвигун понимал, что в своем ущербном, примитивном сознании Вася так и остался простым и исполнительным старшим сержантом пограничной службы, для которого появление генерала на затерянной в безлюдных горах заставе было сродни явлению Христа народу.
—
Генерал Цинев на месте?
—
Так точно, товарищ генерал!
—
Что в конторе?
—
Все тихо, товарищ генерал!
—
Тихо… — лицо Цвигуна сморщилось. — Ладно, дуй на Лубянку!..
Цвигун взглянул на наручные часы. 9.10. Брежнев ждал его ровно в одиннадцать. В запасе оставалось достаточно времени.
Войдя в свой кабинет через боковой вход, минуя приемную, он небрежно бросил пальто на диван, пригладил густые с проседью волосы, тяжело опустился в кресло и нажал одну из кнопок селектора.
—
Подполковник Терехов! — после второго гудка откликнулся тонкий голос начальника внутренней тюрьмы КГБ.
—
Здорово, Терехов! — Цвигун автоматически посмотрел на перекидной календарь, всю страницу которого занимала одна запись, сделанная его корявым почерком: «11.00 — у генсека!»
—
Здравия желаю, товарищ генерал!
—
Значит, вот какое дело: подследственного Тополева ко мне. Срочно!
—
Виноват, товарищ генерал, выполнить ваше приказание не могу! — в интонации Терехова вины не было в помине. Мало того, подполковнику, очевидно, доставлял удовольствие сам факт, что хоть в чем-то он может отказать суровому зампреду.
—
То есть как это не могу? — Цвигун почувствовал, как кровь резкими толчками стала приливать к голове.
—
Приказ председателя, Семен Кузьмич, — все так же радостно сообщил Терехов. — Без его личного распоряжения любые контакты с подследственным запрещены. А председателя на месте вроде бы нет…
—
Понятно, — пробормотал Цвигун, не прощаясь отключил селектор и тут же нажал другую кнопку.
—
Майор Демичев, — голос его личного адъютанта был бодрым и спокойным. — Слушаю вас, Семен Кузьмич.
—
Здравствуй, Игорь.
—
С приездом, Семен Кузьмич!
—
Что, председателя нет?
—
Отсутствует, товарищ генерал.
-Где?
—
Не могу знать.
—
То есть его не было с самого утра?
—
Точно не знаю, Семен Кузьмич, но могу выяснить.
—
Так выясни! — рявкнул Цвигун. — И побыстрее! Впрочем, нет. Отставить!
Откинувшись в кресле, Цвигун еще раз, уже автоматически, пригладил волосы и намертво сцепил толстые крепкие пальцы на своем могучем затылке. «Что, черт возьми, происходит? — думал Цвигун, бессмысленно раскатывая граненый синий карандаш по матовой поверхности письменного стола. — Неужели он начал?..»
Часы на стене показывали пять минут одиннадцатого.
Расцепив пальцы на затылке, Цвигун резко встал и, пройдя через приемную, направился к служебному лифту. Поднявшись на шестой этаж, он проследовал по толстой ковровой дорожке в самый конец длинного коридора и толкнул выложенную узорчатыми деревянными планками дверь с массивной бронзовой табличкой: «Цинев Г.К. Первый заместитель председателя КГБ СССР».
В просторной приемной, торцевую стену которой заменяли два огромных окна с видом на площадь Дзержинского, находился только адъютант Цинева — моложавый майор с совершенно седыми висками, с кем-то разговаривавший по городскому телефону. Увидев вошедшего Цвигуна, майор тут же дал отбой, вскочил с места и вытянулся.
—
У себя? — пробурчал Цвигун.
—
Так точно, товарищ генерал!
—
Один?
—
Так точно, товарищ генерал!
Цвигун кивнул и исчез за обитыми толстым дерматином двойными дверями кабинета.
Рабочий кабинет Георгия Цинева заметно уступал по площади цвигунскому, но был более уютным, каким-то располагающим. Цинев не выносил яркий свет, старался вообще не бывать на солнце, постоянно носил очки с тонированными стеклами и предпочитал полумрак. Темнозеленые шелковые гардины на огромных окнах были опущены почти до пола, в подвешенной строго по центру кабинета старинной хрустальной люстре, под которой, вполне возможно, вышагивал в раздумьях еще Феликс Дзержинский, не горело ни одной лампочки. Единственный свет в кабинете излучала бронзовая, «сталинская» настольная лампа под широким зеленым абажуром по левую руку от хозяина кабинета. Сам генерал Цинев — невысокий мужчина с твердыми складками у опущенных уголков губ, средних размеров невысоким морщинистым лбом и круглыми, как у филина, темными глазами бесстрастно смотрел на вошедшего Цвигуна, никак не выражая своего отношения к столь раннему визиту коллеги.
—
Все пишешь? — буркнул Цвигун, усаживаясь к приставному столику.
—
Ты когда приехал? — вопросом на вопрос ответил Цинев.
—
Вчера ночью.
—
Ну, как дела?
—
Где Андропов?
—
В Будапеште.
—
Где? — на какую-то секунду Цвигун почувствовал, как слегка, совсем незаметно, разжались стальные обручи тревоги, сжимавшие сердце в последние десять минут.
—
Ты чего, Сеня, не выспался? — лицо Цинева сохраняло бесстрастное выражение. Он слишком давно и хорошо знал этого грузного, напористого человека, чтобы реагировать на его эмоциональные всплески.
—
Что он делает в Будапеште?
—
Не доложил.
