—
Жора! — Цвигун, набычившись, буравил хозяина кабинета тяжелым взглядом.
—
Насколько я слышал, какая-то личная просьба Кадара.
—
Просьба кому?
—
Брежневу. Кадар разговаривал с ним по телефону три минуты.
—
Разговор прослушивался?
—
Естественно, — Цинев недоуменно пожал плечами.
—
Пленка у тебя?
—
Пока нет еще.
—
Почему?
—
А к чему такая спешка? Успеется.
—
Ты что, — взвился Цвигун, — ни хрена не понимаешь?!
—
Успокойся, Сеня! — Голос Цинева стал мягким, как ватное одеяло. — Если я стану прослушивать все разговоры хозяина с этими соцстрановскими мудаками, у меня не останется времени, чтобы заниматься РЕАЛЬНЫМИ делами.
—
Ты уверен, что никакой связи с нашей проблемой?
—
В огороде бузина, в Киеве дядька! — Цинев еще раз пожал плечами. — Ну, подумай, Сеня: где Кадар, где Челябинск! Скорее всего, какие-то внутренние вопросы безопасности. Возможно, дело в этом интригане Мольнаре, и Кадар решил проконсультироваться со своим старым дружком и покровителем. Ты же помнишь, Сеня, в пятьдесят шестом наш председатель ходил за Кадаром даже в туалет — так оберегал! Старые приятели, одним словом…
—
И Брежнев согласился его отпустить?
—
Как видишь.
—
Когда он вылетел?
—
Думаю, только что… — Цинев посмотрел на настенные часы. — Во всяком случае, из конторы он выехал в 8.15.
—
С кем?
—
Три машины сопровождения и Воронцов.
—
На сколько?
—
Думаю, день-два, не больше. Если хочешь знать точно, то надо прослушать запись разговора. — Цинев как-то по-мальчишески шмыгнул носом и спросил: — А что, собственно, происходит, Сеня?
—
Пару минут назад я потребовал к себе Тополева, но получил отказ: председатель запретил. Теперь для того, чтобы побеседовать с подследственным Матвеем Тополевым, надо получить устное распоряжение Андропова.
—
И это все? — хмыкнул Цинев.
—
А что, мало?
—
Зачем он тебе, Семен Кузьмич? — Цинев откинулся в кресле. — После того как пленка нашего с ним разговора лежит в сейфе и еще в паре-тройке надежных мест, Тополев тебе не нужен вообще.
—
Всплыли кое-какие детали, — пробормотал Цвигун и поморщился. — Уточнить надо.
—
Ну что ж, придется обойтись без них.
—
Знаешь, не нравится мне эта поездка. И это распоряжение насчет Тополева…
—
Я не вижу никакой связи, Сеня.
—
Я тоже не вижу, — пробормотал Цвигун. — Но я ее чувствую. Понимаешь, приятель, жопой чувствую! Если Андропов дает такое распоряжение, следовательно, ему уже известно о твоей беседе с Тополевым. Тем более, если учесть, что вчера председатель вызывал его в свой кабинет и имел с ним беседу. Правда, недолгую, минут на десять.
—
Откуда ты знаешь?
—
Сорока на хвосте принесла! — огрызнулся Цвигун. — Ну, так как, логично?
—
Допустим, — Цинев поджал губы.
—
С одной стороны, этот запрет понятен: председатель не хочет, чтобы из его незадачливого помощничка вытрясли еще какие-то детали, до которых ты не докопался. Но с другой, зачем в таком случае оставлять этого мудака Тополева в живых? Не проще сыпануть ему чего-нибудь в чай и успокоить на веки вечные?
—
Наверное, рисковать не хочет, — не очень уверенно предположил Цинев.
—
О каком риске ты толкуешь, Жора?! — Цвигун резко встал и начал мерить кабинет широкими шагами. — Речь ведь о его голове идет, ни больше ни меньше! Да и какой там риск — убрать собственного сотрудника, выпотрошенного ЦРУ и отработанного полностью, без остатка? С тобой Андропов разговаривал?
—
Пока нет.
—
Вот видишь! Следовательно, он знает, что отныне два его ненаглядных зама в курсе всей этой латиноамериканской заварушки. А поскольку в особой любви к себе, Жора, он нас давно уже не подозревает, то, стало быть, первое, что ему необходимо было сделать, — закопать на три метра в землю эту интеллектуальную мразь, которая станет раскрывать свой поганый рот всякий раз, как его станут бить по яйцам. А он что делает, паскудина? Он вновь сажает парня под замок и при этом официально предупреждает, что доступ к телу пока еще живого Тополева строго ограничен. И тут же отбывает в Будапешт. Тебя этот порядок ходов ни на какие размышления не наводит, генерал Цинев?
—
Давай я попробую домыслить, — Цинев подался чуть вперед. — Ты думаешь, Андропов таким образом пытается спровоцировать тебя на какие-то активные действия против Тополева?
—
Только не меня, а НАС, Жора.
—
Ну, хорошо, нас, — досадливо отмахнулся Цинев.
—
Да, именно так я и считаю.
—
Но зачем? В чем идея?
—
Допустим, Тополев действительно что-то НЕДОСКАЗАЛ тебе. Допустим также, что Андропов это выяснил.
—
В таком случае, он действительно убрал бы Тополева, и все дела!
—
Естественно! Но тут его приглашает к себе Брежнев и велит срочно вылетать в Будапешт. На день-два, как ты считаешь. То есть, Жора, у него попросту не хватило времени. Это ведь тоже надо обставить. Тем более что Терехов человеком Андропова никогда не был. Таким образом, если его командировка в Венгрию реальна и не является каким-то хитрым тактическим ходом — а я это выясню через несколько минут, — у нас с тобой есть возможность опередить нашего дорогого председателя и попытаться поговорить по душам с Тополевым до его возвращения. Нам нужны хорошие факты, Жора, в противном случае Андропов очень скоро поставит нас раком. Да так, что разогнемся мы только на небесах.
—
А если это ловушка, Сеня? — Выражение лица Цинева было по-прежнему бесстрастным. — Если он именно так и планировал?
—
Это не ловушка! — Цвигун сверкнул глазами.
—
Как ты собираешься это сделать?
—
Я?! — Цвигун неожиданно расхохотался. — Да я и пальцем к этому не коснусь. Есть у меня одна идея, друг Жора…
Спецохрана на Боровицких воротах Кремля даже не потребовала документов: лучшим пропуском для проезда на территорию святая святых — во внутреннюю часть кремлевского комплекса — являлась насупленная, вечно чем-то недовольная физиономия генерала КГБ Семена Цвигуна.