тоже работаете в разведке?
Я запнулась. В логике ему отказать было трудно.
—
Пить хотите?
Вопрос был задан как нельзя кстати, в тот самый момент, когда я пыталась проложить хоть какой-то мостик от дурацкого разговора о советской разведке к теме жизненной важности водных ресурсов в иссушенной зноем экваториальной Бразилии.
—
А если я скажу нет, вы подождете, пока не захочу?
—
Естественно! — Мужчина в тенниске пожал плечами. — У меня же было тяжелое детство. Без мультиков.
—
А третьего варианта нет?
—
А третьего варианта нет.
Место тычка вдруг тревожно заныло. «Счастье — это нечто вроде мраморной статуэтки, к которой ты тянешься всю жизнь, — вспомнила я один из жизненных афоризмов моей непотопляемой подруги. — Но в тот момент, когда ты дотягиваешься, следи, чтобы она не упала тебе на голову!»
—
Да, я хочу пить.
—
Больше того, — подхватил посетитель и печально улыбнулся. — Вам НЕОБХОДИМО что-нибудь выпить.
—
Вы врач-диетолог?
—
Диета здесь ни при чем: вы пролежали без сознания почти четыре часа.
—
Время засекали?
—
Да.
—
На спор?
—
Не вижу предмета спора.
—
Ну, придет клиентка в сознание через четыре часа или это случится через восемь. Или не случится никогда.
—
Вы мазохистка?
—
С чего это вдруг вас заинтересовала моя сексуальная ориентация?
—
Почему вы не просите меня принести вам попить?
—
А зачем? Просто так вы можете мне дать только по зубам. Или в глаз. Какой вариант вам больше нравится?
—
Откуда такая уверенность?
—
«И опыт — сын ошибок трудных…» — пробормотала я.
—
Знаете, что это такое? — мужчина вытащил из нагрудного кармана тенниски небольшую плоскую коробочку и показал ее мне.
—
Знаю. Диктофон.
—
Знаете, для чего он предназначен?
—
Догадываюсь.
—
Давайте не будем беспокоить ваши вполне здоровые зубы и глаза, которым, кстати, ничего не угрожает, и сразу же договоримся: сейчас вы ответите на все мои вопросы, которые я запишу на этот диктофон. После чего вы получите все необходимое, а завтра утром будете отправлены специальным рейсом в Москву и ваша дальнейшая участь будет решаться уже там, на родине. Договорились?
«Паулина! — со злостью думала я, выдерживая паузу. — Ты сволочь, Паулина. Старая, эгоцентричная, маниакально влюбленная в себя сволочь! Лучше бы ты использовала меня втемную, вслепую, чем вот так, чтобы я постепенно, шаг за шагом убеждалась в твоем даре предвидения, в твоем психологическом величии, в точности твоих бесконечных рассуждений о природе человека, о психологии жертвы, об инстинктах преследователя… Я ненавижу тебя! Если я выберусь из этого дерьма, я соглашусь на все, даже на трепанацию черепа, чтобы из моей памяти стерли без остатка все воспоминания, связанные с тобой и твоими мерзкими наставлениями!..»
—
Я жду! — сдержанно напомнил о себе мужчина в тенниске.
—
Вопросов будет много?
—
А вы как думаете?
—
В настоящее время я думаю только о воде.
—
Я ведь уже сказал…
—
Послушайте, господин у двери, не изображайте из себя садиста, вы же советский человек в конце концов! Дайте мне напиться без ваших идиотских условий. Неужели вы не видите, что я просто физически не в состоянии разговаривать!..
Мужчина усмехнулся, приоткрыл дверь и крикнул: «Стеша!»
Судя по оперативности, с которой в комнате материализовалась упомянутая всуе Стеша, оказавшаяся на поверку аппетитной бабенкой с выдвинутыми наподобие ящиков письменного стола бюстом и попой, с самого начала ознакомительной беседы о роли воды в поддержании жизнедеятельности организма человека она дежурила по ту сторону двери. Непринужденно толкая перед собой сервировочный столик на колесиках — брат-близнец того, в котором не так давно Хорхе тайно эвакуировал меня из Буэнос- айресского отеля «Кларин», — Стеша даже не смотрела в мою сторону, целиком сосредоточив внимание подведенных с чисто русской бесшабашностью и размахом карих глаз на транспортируемом грузе — огромной двухлитровой бутылке «Кока-Колы», плоской десертной тарелке с маленькими бутербродами, высоком белом кофейнике, сахарнице, пустой фарфоровой чашке, высоком стакане и пластмассовом ведерке с крупными кубиками льда.
Зафиксировав передвижную скатерть-самобранку в сантиметре от моих колен, Стеша презрительно повернулась ко мне выпуклой и, вне всякого сомнения, аппетитной задницей, туго обтянутой короткой черной юбкой, и, одарив мужика в тенниске царственным взглядом, значение которого могла оценить только женщина, величественно покинула комнату.
—
Угощайтесь, Валентина Васильевна, — мужчина сделал рукой приглашающий жест. — Я подожду…
—
Я бы хотела сделать это в одиночестве.
—
Увы, это невозможно.
—
Вы боитесь, что я захлебнусь?
—
Существуют инструкции… — Мужчина выразительно повел подбородком. — На вашем столике вполне достаточно колющих и режущих предметов.
—
Думаете, что у меня не было возможностей сделать эту глупость раньше?
—
Не будем спорить, Валентина Васильевна. — Его голос звучал примирительно. — Пейте, ешьте и постарайтесь не обращать на меня никакого внимания…
Я кивнула и, мигом свернув голову пластмассовой бутылки, жадно прильнула к горлышку. «Какое в конце концов мне дело до того, как выглядит со стороны женщина, лихорадочно двигающая кадыком в пароксизме утоления жажды и не обращающая внимания на то, как струйки липкой коричневатой жидкости, огибая губы и подбородок, бороздками стекают за платье, к выемке груди?!» — лениво думала, чувствуя, как постепенно, клеточка за клеточкой, оживают мои иссохшие внутренности…
Встряхнув пустую бутылку и с сожалением поставив ее на столик, я приоткрыла крышку кофейника, убедилась, что его содержание полностью соответствует форме, наполнила фарфоровую чашку до самых краев обжигающим черным кофе и с наслаждением втянула в себя ароматную, густую жидкость. Вне всякого сомнения, я пила самый настоящий бразильский кофе. Впрочем, из данного факта вовсе не следовало, что меня как-то хотели ублажить. С чего бы это вдруг? «Народ и партия едины, отдельны только магазины». Скорее всего, в этих отдаленных от любимой родины с ее распределителями продуктах местах другого кофе просто не было.
—
Жизнь прекрасна, не так ли, Валентина Васильевна? — с едва заметной иронией
