Когда я вышла перед гигантской доминой из красного кирпича, до меня наконец дошел смысл одной строчки из любимого пролетарского гимна: «Мы наш, мы новый мир построим…» Теперь я знала, как выглядит этот мир, который ОНИ построили для себя и в котором жили, никого близко не подпуская. Как зачарованная я смотрела на строгие архитектурные линии, высокие окна, величественный фасад, огороженный элегантным кирпичным забором…
 —
Вам кого, гражданка? — негромко спросил невесть откуда взявшийся немолодой мужчина в сером плаще. — Здесь нельзя задерживаться.
 —
А почему нельзя? — совершенно искренне поразилась я. — Ведь здесь нет ни одной предупредительной надписи, ни колючей проволоки, ни щита «Не подходи — убьет!». А если я хочу задержаться именно здесь?
 —
Сказано же, гражданка, проходите!
 «О Господи, — вздохнула я. — Мне никогда уже не избавиться ни от этих интонаций, ни от этой заученной сдержанности, которая в любой момент может трансформироваться в угрозы, побои, стрельбу…»
 —
Мне дали этот адрес…
 Взгляд мужчины в плаще сразу смягчился, сделался ПОНИМАЮЩИМ, хотя и сохранил остатки недавней многозначительности.
 —
Ваша фамилия?
 —
Мальцева. Валентина Васильевна Мальцева.
 —
Ваш паспорт, пожалуйста, товарищ Мальцева.
 —
Вы знаете, со мной только зарубежный. Сойдет?
 —
Конечно! — Мужчина внимательно посмотрел на первую страничку документа, неуловимо быстрым взглядом сличил фотографию с оригиналом, после чего вернул мой документ и радушно улыбнулся.
 —
Поднимитесь на лифте на четвертый этаж…
 —А квартира какая?
 —
Там всего одна квартира, товарищ Мальцева!
 «Идиотка! — думала я, наблюдая за тем, как бесшумно сходятся дверцы финского лифта. — Какая квартира?! Не для того они построили себе свой, новый мир, чтоб жить в нем рядом с соседями по лестничной площадке…»
 Впрочем, лестничной площадки как таковой я не увидела, потому что из лифта, послушно замершего на четвертом этаже, я попала в довольно просторный холл, уставленный прекрасной деревянной мебелью. В углу холла, за добротным письменным столом, уставленным несколькими телефонными аппаратами, располагался симпатичный молодой человек и что-то писал. Едва только я вышла из лифта, он моментально вскочил, сделал ко мне навстречу несколько предупредительно-вежливых шагов и приглашающе, как в театре, вскинул руку куда- то влево, в сторону двухстворчатых дверей с ребристыми, переливающимися всеми цветами радуги, стеклами.
 —
Доброе утро, Валентина Васильевна, товарищ Андропов ждет вас…
 Когда я прошла в довольно скромную по масштабам комнату, пол которой был устлан красивым ослепительно белым китайским ковром без ворса и малейшего намека на пошлые узоры или разводы, то не сразу увидела Андропова. Председатель КГБ СССР в строгом синем костюме и при галстуке сидел в противоположном конце комнаты посередине изящного углового дивана и смотрел телевизор. На низком журнальном столике стояла огромная хрустальная ваза с яблоками и айвой.
 —
С возвращением, Валентина Васильевна, — не отрываясь от телевизора, произнес Андропов. — Присаживайтесь, я хочу досмотреть этот сюжет…
 Краем глаза я увидела на огромном экране японского телевизора по-хамски свежее, несмотря на раннее утро, лицо дикторши и три красные буквы в углу телеэкрана — 
CNN
. Не найдя в районе дивана ни одного кресла, я устроилась на крайне правом фланге причудливо изогнутой конструкции и вежливо полуобернулась к хозяину.
 —
Хорошо выглядите! — Андропов удостоил меня оценивающим взглядом.
 —
Вашими молитвами, Юрий Владимирович…
 —
Не скромничайте, вы и сами немало сделали для этого. — Андропов щелкнул кнопкой дистанционного пульта, и телевизор послушно погас. — Вас, наверное, удивило мое приглашение, Валентина Васильевна?
 —
Скорее, напугало, Юрий Владимирович.
 —
Неужели хоть что-то еще способно вызвать у вас чувство страха? После всех э- э-э… перипетий?
 —
О да, Юрий Владимирович! — Я понимала, что со стороны моя улыбка выглядит довольно жалкой. — Это чисто женское: чем уверенней себя чувствуешь, тем больше боишься, что вся эта уверенность полетит в какой-то момент в тартарары. Назовите это страхом потерять то, что имеешь… 
 —
Мне кажется, я вас понимаю, — кивнул Андропов. — Я, собственно, потому и пригласил вас сюда… к себе домой, чтобы лишний раз не напоминать о… — ножичком для фруктов он прочертил в воздухе зигзаг.
 —
Вас, наверное, очень любит ваша жена, — выпалила я, как всегда, не подумав.
 —
Почему вы так решили? — брови Андропова удивленно вскинулись.
 —
Знаете, Юрий Владимирович, женщины очень любят, когда мужчина РАЗНЫЙ. Предсказуемый, управляемый, даже моментами нудный, но непременно разный. Понимаете? А вы как раз такой. В первую нашу встречу вы воплощали собой неумолимую власть, во вторую — откровенный цинизм, а сейчас — труднообъяснимую галантность. И кто вас разберет, Юрий Владимирович, в чем именно вы по- настоящему искренни…
 —
Все так же дерзки! — усмехнулся шеф КГБ и осуждающе покачал головой. — Не боитесь, Валентина Васильевна, что опять отправлю вас в Буэнос-Айрес?
 —
Вот этого как раз не боюсь. Лишь бы не на Колыму. У меня нет опыта выживания в условиях вечной мерзлоты.
 —
Вы изменились, Мальцева.
 —
Вы изменили меня, Юрий Владимирович.
 —
Вы, как всегда, преувеличиваете.
 —
Благодаря вам я прошла великую школу, — совершенно искренне призналась я. — Вы, Юрий Владимирович, небрежно, походя столкнули меня в бездонный омут и даже не намекнули, как из него выбираться…
 —
Но ведь выбрались же, — фыркнул Андропов. — И даже победительницей.
 —
Настроение победительницы немного омрачает воображение, — пробормотала я. — Почему-то я все время думаю о тех, кому повезло чуть меньше, чем мне…
 —
На войне как на войне, — поджал губы Андропов. — Хотите позавтракать? 
 —
Нет.
 —
Кофе?
 —
Спасибо, я уже пила дома… У мамы.
 —
Как, кстати, она?
 —
Выжила. Как и я. Мы с ней одной крови.
 —
А как поживает ваш… молодой человек?
 —
Ждет.
 —
Вас это радует?
 —
Очень. У меня было немало возможностей убедиться в его надежности. Что еще  
