Лёня чуть-чуть приподнялся. Лицо женщины уже не казалось жутким.
— Где я?
— Где ты? Не узнал? В больнице, в реанимации.
— Не может быть!
— Знаем мы вас, паразитов, — продолжала нянечка. — Вчера одному тут делали операцию, так он всех врачей обмочил. А ведь они ему жизнь спасали. Сколько раз я ему говорила: Урнов, не забудь перед операцией сходить в туалет…
Но безучастно-отсутствующий вид Одинцова подействовал и на нее. Покачав головой, она заворковала: «Ладно, раз уж очнулся, вызову врача». И она исчезла.
…Врач пришел не в меру серьезный.
— Что, не умер? — спросил он у шлепавшей за ним медсестры.
Лёня закрыл глаза. «Хорошо бы ничего не видеть и не знать», — подумал он. Но врач коснулся его носа.
— Молодой человек, вы осознаете кто вы и где вы?
Ответа не последовало.
— Как его показатели? — спросил он у сестры.
— Нормальные для его положения. — И она сунула доктору листок.
Лёня открыл глаза.
— Что со мной было?
Врач присел на кровать.
— Вас привезли сюда бессознательным. Потом была клиническая смерть, а после — коматозное состояние, впрочем, довольно странное. И из всего этого мы вас вывели.
Лёня же почувствовал, что эти трое (врач, медсестра и нянечка) вот-вот сбросят свои человеческие лица, и обнажатся вдруг бесовские хари с оскаленной пастью и огненно-сверкающими глазами. Вот, вот еще мгновение… И эти черти закружатся вокруг него в дико-нечеловеческой пляске, задирая вверх ноги и целуя свои половые органы. И вся комната превратится в вихрь их пляса. А там, в углу уже поднимается с кровати чья-то бесовская фигура в белом.
И в этом вихре они уведут его в свои голубые края… Вот чья-то рука тянется к лицу, чтобы сбросить маску… уже виднеются оскаленные клыки небытия… И эта палата бесов вместе с ними, с Лёней провалится в бесконечную черную пропасть.
Лёня хотел закричать, но не смог. Крик ушел в себя. Шли мгновения, минуты, но комната никуда не проваливалась. Врач безучастно смотрел на Леню и проверял его пульс. Холод, исходящий от него, словно убивал горячку бесов. Его равнодушие поразило Леню. «Тут что-то не то. Где я?» — подумал он.
Сделав усилие, вспомнив, что у него есть родня, он решил проверить, существуют ли они на самом деле. Ему не верилось, что он в больнице. «Какие уж здесь больницы, на том свете» — задумался он. И осторожно оглядываясь, спросил:
— А можно ко мне придут мои родные, мать, брат и жена?
Врач спокойно ответил:
— Они уже приходили. Но мы не пустили их. В реанимационное отделение вход запрещен.
И он ушел.
Сестра вдруг улыбнулась:
— Да вас очень скоро переведут в общую палату. У вас все показатели отличные. Вы как-то уверенно вернулись к жизни. Никто не ожидал. Считайте себя счастливчиком.
— Когда в общую? Я хочу видеть родных, вы не обманываете? — забеспокоился Лёня и покраснел, как девушка.
Сестра расширила глаза:
— Да скоро вас переведут! У нас в реанимации долго не держат. Потому, что мест не хватает, а народ прет в реанимацию, как ненормальный. Кругом одно недоразумение.
И она, ворча себе под нос, вышла. Никто не менял его обоссанную простынь, да и ему было на это наплевать. Он ссал лежа, прямо в постель, как будто мира не существовало…
В полусне выбрасывались на поверхность сознания одни и те же мысли:
— Неужели то было сновидение? Поезд, преисподняя… Не похоже, совсем не похоже… Было другое. Но что?.. Клиническая смерть? Но какой поезд может быть на том свете?
Мысли путались, сплетались как змеи, возбуждали, но усталость брала свое, и он снова засыпал…
Окончательно очнулся он уже в общей палате. Сколько прошло времени — дней и ночей — он не знал. Постель была чистая, хорошая. Рядом с ним на стуле сидела молодая женщина в белом халате. При взгляде на нее Лёня сразу почувствовал облегчение: до того приятное и доброе было у нее лицо.
— Теперь я ваш лечащий врач, — сказала она, — Людмила Ивановна.
В ответ Лёня пошевелил пальцами.
— Вы практически уже в нормальном состоянии. Вам только надо подкрепиться, — и она вдруг вынула из своей сумки, стоящей на полу у ее ног, что-то съестное в коробочке. — Это вам можно, — улыбнулась она, — мы такие бедные и несчастные, и то, что подают в больнице, почти невозможно есть. Нам отпускают так мало денег, — печально вздохнула она.
Лёня вдруг обрадовался, даже засветился.
— Покушайте, — добавила врач. — А завтра придут ваши родные и принесут вам что-нибудь.
— Они тут? — выкрикнул Леня.
— Что значит «тут»? — удивилась Людмила Ивановна.
И она пристально посмотрела на Леню. А он, изголодавшись, с аппетитом ел. Людмила Ивановна тихо, осторожно сказала:
— Вы потеряли сознание и были в состоянии, близком к клинической смерти.
И затем Людмила Ивановна прямо спросила:
— Вы видели что-нибудь?
— Нет, я ничего не видел, я просто спал, — неожиданно сухо и резко ответил Леня.
Людмила Ивановна не смутилась, только улыбнулась.
— Все понятно. Не смею вас больше расспрашивать и беспокоить. Выздоравливайте.
Лёня почувствовал, что теперь он понимает, где находится. Она еще раз улыбнулась и вышла.
Лёня пролежав в безмолвии минут десять, подумал: «Нет, какая там клиническая смерть и кома? Сновидения тоже исключены, такими они не бывают… Тогда что же это могло быть? Не знаю».
И он, смело встав с кровати, пошел в туалет.
Однако, в конце концов, он решил, что это было сновидение. «Так спокойней, — подумал он. — А то я сойду с ума».
глава 3
Всю ночь Лёня промучился: видел во сне Акима Ивановича. Но когда утром очнулся — сердце истерично-радостно забилось: конечно, это было своего рода сновидение. Иными словами, «раскричалась безумная птица на границе у смерти и сна» — вот что это было.
А сосед по койке дико закричал: «Меня уже нет!». «Сон, сон, сон!» — лязгая зубами о стакан с мочевидным напитком, называемым чаем, повторял он.
Лёня посмотрел ему в глаза и произнес:
— Конечно, сновидение, иначе я не выдержу, сойду с ума, закричу-у-у!
Сосед кивнул головой, в основном самому себе. После индифферентного обхода врачей, ввалились родственники.
Мамаша Анна Петровна, вся мокрая, словно слезы ее превратились в дождь, с двумя огромными сумками с едой, двоюродный брат Вадим и Ленина жена Лера. Лера была профессиональной переводчицей, Вадим — художник, лет тридцати. Одет он был небрежно, но по-европейски. Все трое зашумели, загалдели,
