целым остался лишь большой аутопсийный нож с металлической ручкой. Его он заметил сразу же после того, как оказался в собственной прозекторской. Дверца шкафа была приоткрыта, и он лежал прямо на виду, поблескивая в темноте. На поясе еще оставался один изогнутый боевой, но рука сама потянулась к нему, мягко взявшись за гладкую холодную ручку. Измененный, не обращая внимания на то, что преследователь наверняка уже очень близко, поднес его к глазам и чуть коснулся режущей кромки пальцем.
Он даже не почувствовал момента, когда кожа мягко разошлась при одном только легком нажатии на кромку. За минувшее время нож нисколько не стал менее острым. Не боевой нож, предназначенный лишь для того, чтобы вскрывать бывшее живое, ставшее мертвым. Но… Танат играючи прокрутил металлическую полосу промеж пальцев, как когда-то давно они делали это с друзьями в анатомичке универа, выпендриваясь перед сокурсницами. Нож легко скользнул, чуть покачиваясь, серебристой рыбкой блеснув в редких лучах лунного света, падающего через очень грязное оконное стекло. Измененный усмехнулся, понимая, что судьба сыграла с ним очень злую шутку.
Он не обольщался по поводу того, что должно было произойти в ближайшие минуты. Назад живым он не выйдет, никак не сможет этого сделать. Противник слишком серьезный, и не по его весьма скромным силам. Но сдаться просто так… ни за что. И кто знает, почему так мягко и привычно лег в руку нож с литой металлической ручкой?
Охотник плавно двинулся к двери, за которой его ждал Измененный, сумевший не просто ранить, а унизить его. Но сейчас он ответит за все, дав ему, Охотнику, возможность порадоваться самому факту смерти. Все-таки Измененный не обманул предчувствий и сделал погоню такой интересной…
Схватка… а ей он поможет быть еще более интересной, да еще как поможет. Длинная лапа-рука с вытянутыми пальцами, украшенными непроницаемо черными когтями, нырнула в небольшую сумку на поясе, сделанном из широкой полосы металлизированного материала. Наружу мощная кисть появилась с небольшой сферой, чуть мерцающей голубоватым светом. Темные губы растянулись в довольной усмешке.
Дверь, скрипнув, подалась внутрь, открыв взгляду Охотника несколько металлических столов. Он шагнул в комнату.
В дверях выросла неожиданно ставшая очень высокой фигура преследователя. Танат чуть покачал головой, оценив то, что увидел. Тварь была страшна. Мощная, явно подвижная, скоростная. И он прекрасно помнил, что эта паскуда могла выстреливать какой-то острой дрянью из рук. Схватка предстояла нешуточная, и не зря он думал, что едва ли вытянет ее. Завершить ее хотя бы тем, чтобы не дать преследователю выйти из здания, оставив дожидаться той же участи, что ждала его. Смешно… Танат, всегда находившийся рядом со смертью, сейчас был близок ней как никогда. И где? В морге… вот ведь юмор.
– Танат… – раздался у двери тихий шипящий голос. – Ты готов умереть?
– Я всегда готов. – Измененный шагнул вперед, выходя из-за шкафа. – Тем более что я мертв уже почти десять лет. А ты готов?
Тварь не ответила. Вместо этого она атаковала, хлестнув перед собой плетью, вылетевшей из правой руки. А левой, в которой было зажато что-то, чуть мерцающее голубым, с размаху бросила это «что-то» на середину прозекторской. Раздался негромкий хлопок, запахло необычайно морозной свежестью, а чуть позже помещение превратилось в ад. Только он был не тем, что с огнями и кипящей смолой, нет. В этом аду было холодно, очень холодно, и по всей комнате вихрем крутились острые как бритвы ледяные осколки.
Охотник попытался сразу достать противника гарпуном-хлыстом, но Измененный оказался вовсе не таким, как был совсем недавно. Он рывком ушел в сторону, не обращая внимания на то, что началось в прозекторской. Сфера активного криогенного наполнения, которой воспользовался Охотник, обычно применялась для того, чтобы навести порядок во внутренних помещениях Ковчега, если там начинался бунт тех, кто служил Создателям. Но почему было не воспользоваться ею здесь, в закрытом помещении, тем более что его кожный покров изначально был приспособлен к действиям в любых средах. Нельзя сказать, что это честно, но какая разница, так ведь намного интереснее…
Танат медленно, натужно вдыхал воздух, пытаясь пробить ледяное крошево вокруг себя. Тонкие красные облачка, появившиеся из многочисленных порезов, плыли, окружая фигуру в черном рабочем комбинезоне густой алой бахромой. Лед резал не хуже лезвий, распарывая и плотную ткань, и кожу. Но это никак не должно было мешать цели, которая была четкой и ясной – достать тварь.
Достать, воткнуть в горло тот самый анатомический нож, который Танат держал в левой руке, пряча лезвие у предплечья. Правая сжимала рукоятку боевого, которым он хотел отвлечь врага.
Охотник шагнул вперед, следя за Измененным. Хлестнул в его сторону плетью, пока не выпуская из левой руки длинное и острое лезвие, спрятанное в мускульной сумке, приберегая его напоследок. Игра все-таки стала очень и очень интересной. Измененный явно не собирался сдаваться и наверняка тоже припас что-то в качестве сюрприза. Так оно и лучше.
А теперь, после того как ублюдок явно решил, что потерялся в ледяной буре, вперед, не отворачивая. И Танат пошел в самоубийственную атаку, стараясь сделать ее как можно более гибельной для твари. Прыжком оказался практически рядом, успев увернуться от мощного удара левой руки, коротко махнул боевым лезвием, зацепив врага по корпусу. Тот утек вбок, коротко взрыкнув сквозь зубы, еще раз хлестнул своей убойной плетью, теперь уже достав Таната. Плечо обожгло жидким огнем, и горячие капли немедленно потекли вниз. Это плохо, Измененному, который столько лет изучал медицину и работал в морге, сразу стало ясно, что он очень скоро вырубится от кровопотери.
«Твою-то мать… – мелькнула мысль. – Неужели вот так вот глупо?..»
Да ни за что! Танат мотнул головой, набычился и прыгнул вперед, стараясь дотянуться до того, кто не должен был выйти отсюда. Тело двигалось медленно, тягуче проходя через ледяные бритвы, раздвигая их и платя за это все новыми и новыми огненными вспышками в тех местах, где кромки достигали кожи, вырывая наружу красные капли, сплетающиеся в ажурную паутину.
Уже в прыжке он увидел, как из левой руки врага, из разошедшихся в сторону толстых складок, вылетело матово блестящее искривленное лезвие, к которому он приближался со все более нарастающей скоростью. Инерция полета не дала возможности уйти в сторону, и он приготовился ощутить этот, наверное, самый болезненный удар в своей жизни.
Охотник шагнул вперед, видя, как противник летит навстречу собственной смерти. Выпустил лезвие, ожидая момента, когда Измененный изобразит бабочку, которая сама нашпилилась на иглу. Чуть помог, ударив коротко, без замаха, почувствовав, как лезвие вошло в живую плоть, с хрустом скользнуло по ребрам и ушло чуть в сторону. Бледное лицо Измененного, которого звали Танатом, перекосилось в гримасе. Боль, отчаяние, страх, понимание и осознание собственного конца… что еще было в ней, что мелькнуло неуловимой тенью, никак не отразившись в непроницаемых черных глазах? Самому Охотнику осознание пришло чуть позже… Вместе с быстрым и острым уколом под вытянутый мощный подбородок. А потом наступила тьма.
Удар вышел на славу. Танат улыбнулся уголком рта, закашлялся, почувствовал, как по подбородку пробежала первая горячая струйка. Что же, а конец-то вышел неплохой. И того, что было делом, и этой странной игры, в которой ему выпала роль хоть и не пешки, но и явно не ферзя, и самой жизни. Пусть ее и не было очень долго, а было просто существование, но закончил он его очень хорошо. Именно так, как нужно было, дав возможность другим закончить то, что нужно закончить.
Измененный нащупал то, что сейчас торчало в его теле. Лезвие держалось только за счет последнего напряжения мышц Охотника, валявшегося на кафеле пола. Нет, так не пойдет, точно не пойдет, хотя будет и очень больно. Танат положил вторую руку на основание живого ножа, собрался, понимая, что сейчас будет. Выдохнул и рывком, с натугой захрипев, выдернул его из себя… рухнув рядом с тем, кто убил его. Внутри взорвались мириады гранат, причиняющих боль, перед глазами закрутились яркие разноцветные круги, сплетаясь в красивые петли. Измененный всхлипнул, почувствовав, как стало неожиданно холодно, и понимая, что круги начали выстраиваться в тот сверкающий ослепительной белизной коридор, по которому он уже однажды двигался вперед. Да, все было как в прошлый раз, именно так. Но очень неожиданно стало так неохота… неохота уходить. Захотелось остаться. Увидеть, чем все закончится…
Белый как мел мужчина в черном рабочем комбинезоне лежал посреди холодной комнаты в старом кирпичном здании морга, зажимая руками громадный разрез на животе, не думая о том, что все вокруг уже
