Евстафьев замолотил в запертую дверь костяными кулаками.
– Кочкина, подъем, – прокричал он. – За тобой милиция. С вещами на выход.
Девяткин поднялся, дошагав до двери, оттер инвалида плечом и, когда ключ повернулся в замке, втиснулся в полутемную комнату и закрыл дверь. Хозяйка потуже затянула пояс ситцевого халата и молча уставилась на незваного гостя, ожидая объяснений.
– Меня интересует Азизбеков. Где он сейчас?
– Что тебя еще интересует? – Кочкина зевнула. – Говори сразу. Но учти, что с ментами я не сплю. И вообще я замуж собираюсь.
– За Эльмураза?
– Тебе-то что? Хоть бы и за него. А документы ты дома забыл?
Девяткин открыл удостоверение и осмотрелся по сторонам: комната большая, но спрятаться тут негде. Дверцы трехстворчатого полированного шкафа распахнуты настежь, широкая смятая кровать слишком низкая, чтобы под нее мог заползти человек среднего телосложения, есть бельевая тумбочка. Не слишком вместительная. У противоположной стены диванчик, на котором не уляжется и подросток. Значит, Азизбеков и хозяйка делят на двоих единственное спальное место. Больше ничего примечательного. На стене коврик с восточном рисунком и дыркой размером с крупный мужской кулак, на подоконнике батарея пустых бутылок и пепельница с окурками.
– Мне этот парень нужен по делу. Всего десять минут разговора, и я исчезну, как утренний туман. И больше не появлюсь.
– Ты и так исчезнешь. Без всякого разговора. Потому что у ментов нет такого права. Вламываться к честной порядочной женщине и учинять допрос. Я в таких вещах разбираюсь. Если есть претензии, вызывай повесткой. Как положено. А теперь дуй отсюда. То участковый полгода ходил: когда своего жениха пропишешь. Прописала. Теперь новый кекс приплыл. Разговор у него. В пользу бедных.
Бумажник уже оказался в руке милиционера и раскрылся сам собой. Девяткин вытащил зелененькую бумажку. Кочкина отступила назад, плотно сжала губы и уперла руки в бока, давая понять, что она натура волевая, характер дай бог каждому. И вместо сердца у нее не помойное ведро. Близких, дорогих людей она ментам не продает. А если по случаю все же продает, то за большие деньги.
– Кстати, о бедных. Если человек в трудном положении, можно получить разовую помощь. В обмен на информацию. Только достоверную. Иначе бабки придется вернуть.
– У бизнесменов свистнул? – хозяйка глядела на гладкую кожу портмоне как удав на кролика и корчила плаксивые гримасы. – Ясный хрен, с ментовской зарплаты такие бабки не заначишь.
– Ну, зачем же так вульгарно? Деньги из внебюджетных фондов. Коммерсанты добровольно выделяют. Вносят свою посильную лепту в дело укрепления законности и правопорядка. Их и просить не надо. Потому что и среди бизнесменов попадаются сознательные граждане.
– Свисти больше. Сознательные граждане ему попадаются. Да где ты видел сознательных граждан? Рассказывает… Будто я на свете первый день живу.
Женщина выхватила бумажку из рук милиционера, отошла к тумбочке и на тетрадном листке огрызком карандаша накарябала название улицы и номер дома.
– Только ты туда один не суйся, – сменив гнев на милость, посоветовала Кочкина. – Там парни бедовые трутся. Если порежут морду или перо в бок сунут, на меня не обижайся.
– А что это за хата?
– Частный дом. Собираются всякие сволочи. Ширяются и кайф ловят. Элик уже неделю как там залип. Клещами не вытащишь. На это дело у него деньги есть, а за квартиру я должна платить. Два раза туда ходила. Все попусту. У них там какой-то основной хрен по кличке Примус. Здоровый такой дылда, наглый как падла. Сказал мне, мол, еще раз сюда сунешься, бабушка, и кровь тебе пустят изо всех дырок. И обозвал меня на букву Б. Скот…
– Примус, говоришь? – кивнул Девяткин. – Учту.
Инвалид проводил Девяткина до двери, когда понял, что соседку не станут запирать в кандее, горестно покачал головой.
– Эх, милиция, – сказал он, выпуская Девяткина на лестницу. – За какие подвиги вам зарплату выдают, раз вы с бабой сладить не можете.
Зубов шел обратно на дымок костра и с горечью думал, что Олейник прав. Шансов найти Батырова практически не осталось. Отсюда до точки, где их ждет бензин и чистая вода еще ехать и ехать. Если «уазик» не сломается, возможно, они доберутся туда под вечер. Отдохнут немного, а к утру будут уже у самолета. Можно заправиться и вылетать. Если повезет с попутным ветром, они вскоре приземлятся в России. Все так. Но слишком много всяких «если».
Панова спала в синтепоновом мешке, Суханов ковырялся в моторе «уазика». Зубов, присел у костра, прикурил от сухой веточки. Он минуту наблюдал, как Таймураз снял с огня котелок с закипевшей водой, распечатал пачку галет. Зубов отвернулся и стал смотреть на дальние холмы, над которыми кружила крупная птица.
– Что за птица? – спросил Зубов.
– Ястреб, – ответил Тайм. – Вы бы разрешили мне уйти. Дали немного харчей на дорогу и отпустили. На кой хрен я вам упекся?
– Потерпи один день, твоя помощь еще понадобится. Завтра ты станешь свободным человеком. Мы оставим тебе все продукты и еще заплатим, как обещали. И вали на все четыре. Может быть, украдешь или купишь новый паспорт. Перестанешь заниматься мародерство и людей мочить. Тогда и жизнь пойдет другая.
– Где тут паспорт украдешь? – Тайм с тоской осмотрелся по сторонам и вздохнул. – Или купишь?
Кружкой он зачерпнул кипятка из котелка, бросил в воду шепотку чая. Тайм думал о последних злоключениях, о своей несчастливой судьбе, которая ведет его от одной беды к другой. Вот и сейчас надо бы уйти, но Зубов не позволит. Скоро проснется девчонка, которая ночью не успела разглядеть физиономию Тайма, но сейчас, при свете дня, точно узнает в нем человека, которого встретила в доме той сумасшедшей бабы. Тогда Вакс пару раз приложил Панову рукояткой пистолета по голове. Когда кровь пошла из раны, решил, что девка откинулась, или скоро откинется, но она оказалась живучей. Наверняка решит, что во всех ее несчастьях виноват бедный Таймураз. Возьмет ствол у своих дружков и шлепнет его на месте, не дав слово сказать в свое оправдание. Рубль за сто, так и случится. С другой стороны, Тайм не сделал Пановой ничего плохого, пальцем ее не тронул. Так за какие прегрешения лишать его жизни? Вопросов набиралось много, вот только ответов не густо.
Тайм, отхлебывая из кружки горячий чай, стал прикидывать, куда направит стопы, если обещания Зубова окажутся не пустым звоном. Для начала он вернется к тому месту, где похоронил Вакса и Богата. Раскопает яму и вытащит из сапога бывшего кореша деньги. А денег, по всем прикидкам, там порядочно. Вакс взял общую долю за проданный перекупщику скот, да и еще кое-что прихватил. Если удастся добраться до тех денег, Тайм снова станет настоящим человеком, а не лишенцем. Пара недель уйдет на то, чтобы добраться до Учкудука, там купит новый клифт, прохаря и, если повезет, обзаведется хоть какими-то документами. А дальше по железной дороге двинет на юг к заочнице, с которой переписывался на зоне. Если ждет, как обещала, – хорошо, а нет, так с такими деньгами Тайма любая баба приласкает. Из желающих очередь выстроится на три километра. Но так далеко лучше не загадывать, иначе не сбудется.
– Ремень вентилятора я поставил самодельный, еще поработает, – сказал Суханов, присев к костру. – А теперь я вас очень огорчу – радиатор подтекает. Поэтому движок перегревается. Я заделал эту дырку, но все на соплях держится. И воды у нас не так чтобы много. Короче, на этой колымаге мы недалеко уедем. Командир, надо менять транспорт.
– Если бы ты сказал это в Москве, я тебя послушал, – отозвался Зубов. – Менять транспорт… С чувством умора у тебя все в порядке. Только на что менять? Тут у нас нет даже хромого лошака.
Суханов склонился над картой, вычисляя, сколько верст до места, где их ждет бензин. Если по прямой – сто с лишним. Но по прямой никак не получалось, впереди холмы, которые надо объехать стороной, а это еще лишних километров десять-пятнадцать, а дальше овраги, значит, еще крюк получается.
– Бросим «уазик», когда он совсем сдохнет, а дальше пешком, – сказал он.
– Далеко же мы уйдем, – мрачно покачал головой Зубов. – У Лены то ли лихорадка, то ли что… Я дал ей
