– Как можно.
– Тогда мы осмотрим дом.
Примус хотел что-то сказать, но Девяткин молча толкнул его в грудь, заставляя войти в дом, Лебедев захлопнул дверь. В тесной кухне на плите три сгоревшие кастрюли, пахнет химией. Подталкивая хозяина в спину, прошли в просторную комнату, захламленную настолько, что некуда ногу поставить. Возле двери на стуле сидел мужик в телогрейке на голое тело, при появлении чужаков, он выплюнул и растоптал окурок папиросы. Девяткин посветил фонарем в лицо мужика и пошел дальше. На окнах вместо занавесок какое-то тряпье, тусклый свет едва пробивается. Впереди огромная печка, сложенная из красного кирпича. Слева и справа вдоль стен железные кровати в два яруса, какие стоят в солдатских казармах, двери в смежные комнаты закрыты неплотно, кажется, там еще темнее. Девяткин посветил фонарем, сдернул с человека, лежавшего на нижней койке лоскутное одеяло.
– Какого хрена, отлепитесь, – человек с русыми волосами отвернулся к стене. Рукой он закрывал глаза от света. – Хрена вам надо…
Споткнувшись о ящик, Девяткин шагнул вперед, заглянул на верхний ярус. Там лежали двое чумазых парней лет семнадцати. Тот, что был с краю, попытался плюнуть в мента, но промахнулся. Девяткин, сграбастав его за ворот свитера, стащил вниз, заставил сесть, заглянул в лицо второго парня. Ничего общего с Азизбековым. Парнишка застонал и, зевнув, обложил незваных гостей матом. Девяткин засунул руку под подушку, уколол палец об иголку, кинул на пол использованный шприц. Тем временем Лебедев копался с парнями, валявшимися на второй койке.
Хозяин дома, скрестив руки на груди, встал посередине комнаты.
– Клянусь, тут нет Азизбекова, – крикнул он. – Ушел и с концами…
– Заткнись и не порти воздух, – Девяткин обернулся. – Кто в другой комнате?
– Сами посмотрите, вы мне все равно не верите, – Примус шмыгнул носом, потер кулаком глаза, будто слезы вытирал. – Ребята отдыхают, а вы тут как дома…
Девяткин заглянул под койку, когда из соседней комнаты послышался треск рассохшейся рамы, скрипнули петли. Он кинулся вперед, проскочив порог, увидел, как худощавый человек с темными волосами на секунду замешкался, перелезая подоконник, и в следующее мгновение спрыгнул вниз. Девяткин запутался ногами в тряпках, и, потеряв равновесие, растянулся на полу, выронил фонарь.
– Саша, оставайся здесь, – поднимаясь, крикнул он Лебедеву.
Подхватив фонарь, залез на подоконник. Человек добежал до дыры в глухом заборе, перешагнул перекладину и пропал из вида. Внизу кусты шиповника, оттолкнувшись ногами от подоконника, Девяткин прыгнул в сторону, стараясь не напороться на колючки. Добежал до забора, едва пролез в дыру между досками, зацепился штаниной за ржавый гвоздь, вырвал клок ткани. Забор выходил в переулок, спускавшийся вниз, к территории ткацкой фабрики. Человек уже успел перебежать на противоположную сторону и, промчавшись до угла дальнего забора, повернуть направо. Девяткин бросился следом, подметки ботинок скользили по мокрой глине, словно по льду, не позволяя набрать скорость.
Лебедев наклонился над человеком, лежавшим на нижнем ярусе дальней койки, попытался сдернуть с него прожженную сигаретами скатерть, но человек не хотел показывать лицо, вцепившись в тряпку мертвой хваткой.
– Отпусти, отпусти, падла, – шипел он, закрывая бородатую морду.
Лебедев дернул скатерть на себя, разорвав ее надвое.
– Ну чего, скот, тебе по рогам втереть?
Старлей хотел ответить, что не сделает человеку ничего плохого, даже документы не спросит, только глянет разок на его морду и дело с концом. Неожиданно мужик отпустил скатерть, резко подскочил, выхватив из-под матраса сапожный нож с коротким скошенным лезвием, выбросил вперед руку, стараясь поразить противника в живот. Лебедев успел отступить в сторону, но хозяин дома, подскочивший сзади, навернул его по затылку велосипедным насосом. Развернулся и ударил снова, но попал по шее. Лебедев, не оглядываясь назад, вскинул ногу и успел пнуть человека, сидевшего на кровати, подметкой в лицо. Мужик вскрикнул от боли, ножик вывалился из руки, отскочив в темный угол.
– Мочи его, – заорал Примус.
Бросив насос, повис на плачах Лебедева, стараясь просунуть запястье под подбородок, выполнив удушающий захват. Кто-то из обитателей комнаты кинулся в ноги старлею, кто-то захватил левую руку, крутанул руку по часовой стрелке, норовя вывернуть предплечье из сустава. Лебедев успел освободить руки, захватив Примуса за шкирку, рывком натянул его на свое правое плечо, резко наклонился вперед и перебросил противника через себя. Хозяин рухнул на доски пола так тяжело, что подпрыгнули железные койки, а в окнах зазвенели стекла.
Перед старлеем выросла фигура мужика с бородой, Лебедев не успел замахнуться, когда получил кулаком в лицо, отступил назад, зацепился за Примуса. Взмахнул руками, чтобы сохранить равновесие, и снова бородатый мужик успел ударить кулаком в лицо, а костистой коленкой в пах. Сзади долбанули табуреткой по спине. Лебедев еще стоял на ногах, когда кто-то из обитателей комнаты повис у него на загривке, опрокинул на спину. Снова звякнули оконные стекла, это старлей рухнул рядом с Примусом, тот зашевелился и полез на лейтенанта, навалился грудью, норовя вцепиться лапами в лицо и выдавить глаза.
Лебедев притянул противника ближе, ударил лбом в основание носа, отпихнул в сторону. Попытался подняться, но успел только сесть на полу, когда спереди ударили ногой в живот, а сзади огрели по голове кухонной кастрюлей. Лебедев подумал, что надо подняться, иначе эти черти затопчут его ногами или доберутся до ножа, и тогда из этого шалмана только один путь – на погост вперед ногами.
– Дай я ему мушку смажу, – звенел чей-то тонкий пронзительный голос. – Дай я его… Дай…
Лебедев оттолкнулся рукой от пола, но бородатый мужик так пнул ногой в грудь, что старлей снова увидел закопченный потолок и прозрачную грушу лампочки. Удары посыпались слева и справа, били ногами по ребрам, по животу, Лебедев закрывал предплечьями голову, понимая, что надо подниматься. Не чувствуя боли, он снова сел на полу, когда кто-то невидимый со спины набросил на голову пластиковый пакет и стянул на шее его края. Из носа пошла кровь. Лебедев закашлялся, почувствовав, что дышать стало нечем, а в глазах потемнело, будто наступила ночь.
Девяткин успел пробежать метров пятьсот по пересеченный местности. Он видел перед собой темные коротко стриженые волосы убегавшего, синюю куртку и залепленные грязью подошвы ботинок. Хотелось крикнуть: «Стой, Азизбеков. Я не стану тебя на части резать. Несколько вопросов. Всего несколько вопросов». Но кричать не осталось сил, а воздуха не хватало. Парень бежал резво, но сбавлял темп. По всему видно, что надолго его не хватит. Но стоит Девяткину, поскользнувшись на мокрой глине, растянуться на дороге, потерять несколько секунд, и клиент наверняка уйдет.
Девяткин перестал осторожничать и прибавил скорости, когда грунтовка кончилась и пошла асфальтированная дорога. Малый со всех ног несся вниз по улице, вдоль фабричного забора из бетонных плит, по периметру которого натянули колючку. Но и Девяткин прибавил обороты. С правой стороны старые трехэтажные дома с палисадниками, где разросся «золотой шар», наверное, фабричные общежития. За ними – склон оврага, спускавшегося к мелководной речке. Стоит только парню свернуть туда – и ему крышка. На голом месте от Девяткина не спрячешься, не уйдешь.
А впереди только этот забор и автомобильный мост через реку. Возможно, малый плохо знает окрестности, побежал не в ту сторону. Ему бы вверх по переулку, а там через заборы, через дачные участки. Или он надеялся, что легавый не сможет за ним угнаться без машины. Мент слишком старый и ленивый, он давно разучился передвигаться на своих двоих. Но вышло иначе. Дистанция хоть и медленно, но сокращалась. Иногда беглец оглядывался за спину, старался прибавить хода, но после недели жизни в притоне сил оставалось только на донышке. Дыхание вырывалось из груди с хрипами и свистом, а каблуки стучали по асфальту все медленнее и тише.
Женщина с сумками шарахнулась в сторону на проезжую часть, уступая тротуар. Какой-то старик погрозил палкой, но тоже убрался с дороги. Мелкий дождик все сеялся на землю, асфальт отливал алюминиевым блеском. Влажность такая, что чувствуешь себя рыбой, выброшенной на берег. Воздуха нет, а легкие просто разрываются. До парня всего метров десять или того меньше. Теперь Девяткин видел впереди мост, уходящий направо и крутой спуск к речке.
Может быть, на то весь расчет. Добежать до моста, а дальше налево, вниз по склону – и в воду. Река
