вынул из сейфа пять черных папок с грифом «Совершенно секретно», бросил их на стол. Содержимое он знал наизусть. Через тридцать минут поступит новая информация, может, она нарушит однообразие последних дней?
Шлоссер раскурил сигару, открыл первую папку. На титульном листе надпись: «Тандем». Радиограммы от Ведерникова — Зверева:
«Приземлился нормально, иду по маршруту. Макс», Первая радиограмма Ведерникова. Он идет в Москву, где его встретит Зверев.
«Пригороды полны техникой и войсками. Мои документы в порядке. Остановился по вашему адресу. Макс».
Шлоссер усмехнулся, перелистнул страницу. Ценный агент: «пригороды полны…» На следующий день Ведерников должен встретиться со Зверевым.
«Брата встретил благополучно. Объявляю перерыв в связи. Готовимся к выполнению задания. Джон».
Шлоссер перечитал радиограмму дважды. Здесь сомнений нет. Зверев не испугался и явился в НКВД. Принявший радиограмму радист отметил, что почерк передающего изменился. На радиограмме дали подпись Зверева, видимо, Ведерников сесть за ключ отказался.
Первая часть операции прошла безукоризненно. Зверев сдался и сдал напарника. Москва уже знает об абверкоманде, о подготовке Шлоссером агентуры на длительное оседание. Неужели он переоценил русских? Они не заинтересовались полученной информацией? Не послали в Таллинн своего человека? А если послали группу боевиков, чтобы убрать Шлоссера и взорвать абверкоманду? Смысл? Будет не Шлоссер, а другой…
Он взял следующую папку, где находились списки лиц, прибывших в Таллинн. Списки ежедневно обрабатывались, вычеркивались имена выбывших, отмечалось, кто собирался пробыть в городе длительное время.
Шлоссер подвинул к себе папку с фотографиями людей, проходивших по улице Койдула мимо здания абверкоманды. Местные жители, офицеры абвера и СД. Возможно, русский не приедет в Таллинн, а давно проживает здесь? Получит приказ из Центра, расконсервируется и начнет действовать? Но он все равно должен искать подход к абверкоманде и прийти на улицу Койдула.
В пансионате, организованном по приказу Шлоссера, останавливаются командированные офицеры, но на два-три дня. Поживут и уедут, а русский должен остановиться надолго. Наверно, он должен поселиться напротив объекта, раз есть такая возможность.
Шлоссер открыл сразу две папки, которые имели наименования: «Пьяница» и «Игрок». Офицеры абвера и гестапо с удовольствием взялись за порученное задание. Действительно, не очень хлопотно, манкируя служебными обязанностями, торчать во вновь открытом офицерском казино, пить водку и играть в карты. Все за казенный счет. Шлоссер сам побывал в казино, поиграл и выпил, рассказал пару анекдотов. Пьяница и Игрок ему понравились, они не бросались в глаза, вели себя в меру спокойно, исполняли роли не навязчиво, даже стеснялись своих «пороков». Все же, появись русский в клубе, он обязательно заметил бы обоих. Профессионал отмечает таких людей автоматически.
Сообщения от Пьяницы и Игрока поступали ежедневно, но ничего, заслуживающего внимания, не содержали. Общества их никто не искал. Даже, наоборот, стали сторониться; к Шлоссеру поступило уже несколько сообщений об их подозрительном образе жизни.
Шлоссер сложил папки, подошел к сейфу, вынул еще одну. Она предназначалась для перехваченных радиограмм. Пеленгаторы за последний месяц не засекли в городе ни одной новой рации. Но если русский прибыл, он должен сообщить об этом Центру.
Шлоссер, хлопнув стальной дверцей, вернулся к столу. Неужели русские не воспользуются такой блестящей возможностью? Переоценил их умственное развитие? Неужели «ефрейтор» прав, и только немцы способны глубоко и логично мыслить? Ерунда. Достоевский, Толстой, Чехов… Коммунисты… Ленин, Дзержинский… Всех не перечислишь.
Могло не повезти: попал Зверев в руки недоверчивого дурака, и поставили бывшего летчика к стене. Громыхнул винтовочный залп, и агент закончил свое существование в глухом полутемном подвале. Крикнул какой-нибудь лозунг и умер, не зная, что на него была возложена важная миссия. Шлоссер усмехнулся, поймав себя на мысли, что ему жалко смелого русского парня, жалко — как продукт собственного творчества.
Хлопнув дверью, в кабинет быстро вошел гауптштурмфюрер Маггиль.
— Добрый день, Георг, — громко сказал он, бросил на стол папку, принес тебе сводку наблюдения. Ничего интересного, твой русский не появляется. — Он снял плащ и фуражку, бросил их на диван и, потирая руки, стал расхаживать по кабинету. — Довольно мерзкая погода, Георг. — Косо взглянув на Шлоссера, он неожиданно объявил: — Мне необходимо с тобой поговорить.
Шлоссер закрыл принесенную Маггилем папку, отложил ее в сторону.
— Слушаю вас, гауптштурмфюрер.
— Что за привычка переходить на официальный язык? Мы знакомы столько лет…
— В официальных разговорах форма должна быть официальной, господин гауптштурмфюрер. Садитесь, пожалуйста, я вас слушаю.
— Как хочешь, Георг. — Маггиль пожал плечами, сел. — Возможно, так и лучше. — Он замялся, кашлянул и продолжал: — Шлоссер, я получил приказ не оказывать вам помощи…
— Если не трудно, то — фон Шлоссер. — Шлоссер, не торопясь, поправил белоснежный манжет, внимательно посмотрел на собеседника. Курите, гауптштурмфюрер, не стесняйтесь. Вы перестаете мне помогать и принесли последнюю документацию. — Он похлопал по папке. — Я не могу вас осудить, вы немецкий офицер…
— Мне чертовски неприятно, Георг…
— Приказы не обсуждаются. Я понимаю, гауптштурмфюрер. Хотел бы вас проинформировать. — Шлоссер поднял руку, остановил пытавшегося возразить Маггиля. — В Берлине, перед самым моим отъездом в Таллинн, Канарис и я имели довольно длинный разговор с руководителями вашего ведомства, не буду называть фамилии. Нам удалось убедить данных господ в необходимости тесного сотрудничества абвера и СД в операции «Троянский конь». Видимо, тот факт, что операция затягивается, натолкнул ваших руководителей на мысль, что приказ фюрера выполнен не будет. Теперь они хотят отмежеваться, свалить всю вину на абвер. Спорить не приходится. Но, кроме огромного вреда, который принесет несогласованность наших действий, я не вижу других результатов принятого решения. Чтобы вы поняли, что я преследовал своей целью только благо Германии, предупреждаю, господин гауптштурмфюрер: в случае удачи проводимой операции ее успех будет разделен нами поровну. — Шлоссер встал, вышел из-за стола. — При неудаче я несу ответственность единолично. Все. — Вздохнув, он подошел к Маггилю.
Маггиль встал, хмуря брови, морщился, чуть ли не кряхтел, так трудно ему было уследить за ходом мысли Шлоссера. Что задумал хитрый аристократ?
— Мне чертовски неприятно, Георг. Но приказ… Не правда ли? выдавил он, пытаясь казаться глупее, чем был на самом деле.
— Пустое, Франц. Только не снимай своего парня из казино. Шлоссер заметил, что Маггиль опустил голову, и пояснил: — Быстро не снимай. Убери аккуратно, не сразу.
— Хорошо. Ты не сердишься?
— Не будем больше говорить об этом. Все кажется великолепным и простым, пока не берешься за воплощение замысла в жизнь. Шекспир сказал: «Если бы делать было так же легко, как знать, что надо делать, то часовни стали бы храмами, а бедные хижины царскими дворцами».
— Георг, я тебя прошу, не поминай мертвецов. Я начинаю мучиться мыслью, что сегодня или вчера повесил какого-нибудь великого мыслителя. — Маггиль захохотал.
— Ты мучаешься мыслями, Франц? — спросил Шлоссер. — Не наговаривай на себя, старина. Ты принадлежишь к счастливой категории людей, которым чужды сомнения.
Минут пятнадцать Шлоссер и гауптштурмфюрер разговаривали о пустяках, после чего представитель СД, сославшись на дела, ушел. Шлоссер просмотрел принесенную Маггилем сводку наблюдения, которое вела за улицей Койдула служба безопасности, и сообщение офицера под псевдонимом Игрок. Ни то, ни другое оперативного интереса не представляло. Шлоссер спрятал документы в сейф. Значит, скоро
