– Одному мне не переправить трупы в цистерну, – серьезно сказал Павел. – Ведь их придется поднимать по приставной лестнице, а это уже почти цирковой номер. Ты должен мне помочь, Леша!
– Не могу, – замотал головой Давыдов. – Это твои дела. Я не собираюсь прятать твои трупы. Я не обязан.
– Конечно, не обязан. Я прошу тебя по дружбе.
– Странная у нас дружба, – с раздражением заметил Давыдов. – Всегда в твою пользу.
– Да? Я как-то этого не заметил, – небрежно сказал Павел. – По-моему, все поровну. В конце концов, ты сам выбрал меня когда-то в друзья, никто тебя не неволил. И ты сам выскочил из машины, чтобы обнять меня после долгих лет разлуки. Какие могут быть претензии? Я понимаю, приятно водить дружбу с тем, у кого все тип-топ. Чужие проблемы напрягают. Но я же вот взял на себя часть твоих проблем, и, по-моему, довольно удачно. Ведь ты теперь вздохнул немного?
– Мне жить не хочется теперь! – с вызовом сказал Давыдов.
Павел пристально посмотрел на него и усмехнулся.
– Ну ты удивил! – сказал он. – А кому хочется? Только полным кретинам. На поверхности нас удерживает инстинкт самосохранения. Не будь его, нас бы давно тут не было. Слышал небось о вечном стремлении человека к саморазрушению?
Давыдов сильно потер глаза кулаками, встряхнул головой, будто отгоняя наваждение, и сказал:
– Что ты пудришь мне мозги? Саморазрушение! Жизнь разрушают вот такие чудовища, как ты.
– Ну и еще такие, как Величко, – подсказал Павел. – Но тебя не переубедишь. Давай перенесем наш философский диспут на другое время, а сейчас займемся тяжелой физической работой. Нам нужно сделать все как можно быстрее и аккуратнее. От этого наша жизнь зависит, которая нам вроде бы и не нужна.
Павел засмеялся. От его смеха у Давыдова мороз пошел по коже.
– Я ухожу, – сказал он твердо и даже сам удивился, как здорово у него это получилось.
Он полез в карман, достал бумажник и вытянул из него десять бумажек по сто долларов.
– Вот, забери эти деньги, – сказал он, протягивая руку. – И прощай. Ты прав. Зря я вышел тогда из машины. Но теперь я выхожу из игры. Это окончательно.
Павел медленно подошел, взял купюры и с интересом принялся их разглядывать. Потом свернул и аккуратно спрятал во внутренний карман.
– Как все просто, – задумчиво сказал он, глядя куда-то мимо Давыдова. – Раз – и вышел из игры. Мне бы так…
Он неожиданно, без замаха, но с силой ударил Давыдова в солнечное сплетение. В животе у того словно вспыхнул огонь, дыхание прервалось, и он без стона упал на пол, едва не задев лежащий рядом труп.
Пока Давыдов корчился на полу от невыносимой боли, Павел неподвижно стоял над ним и смотрел сверху вниз с бесстрастным выражением на лице. Когда же Давыдов начал приходить в себя и смог кое-как сесть, тяжело, с хрипом вдыхая воздух, Павел сказал:
– Из этих игр так не выходят, Нобель. Ты в них новичок, поэтому не знаешь правил. Вот ты скептически относишься к моим дружеским чувствам, а ведь, не считай я тебя своим другом, в данных обстоятельствах я бы, не раздумывая, убил тебя, понимаешь? Но я не стану убивать тебя, даже если ты сейчас упрешься и захочешь все испортить. Убивать не стану, но поставлю в такое положение, что ты пожалеешь, что не умер. Я запру тебя в этом доме, включу сигнализацию и исчезну. Рано или поздно тебе придется выбираться отсюда. Тогда сигнализация сработает, и сюда приедут злые, как собаки, менты. И тебе придется рассказать им все, с самого начала, с того момента, как тебя шлепнула в роддоме по заднице акушерка. Ты готов к такой исповеди? Подумай! А ведь услуга, о которой я тебя прошу, – пустяковая. Забросить два трупа в цистерну, а потом утопить машину в пруду. Пруд здесь недалеко, всего в десятке километров. А еще в полутора – железнодорожная станция. Через час-два ты будешь нестись в вагоне поезда все ближе к Москве, а завтра забудешь все, как страшный сон. И меня ты больше не увидишь. Прямая выгода. Ну как, по рукам?
Давыдов с изумлением понял, что у него сейчас существует одно желание: самому убить своего проклятого друга. Но он прекрасно отдавал себе отчет в том, что как раз это желание ему реализовать не удастся ни при каких обстоятельствах. И физически, и психологически Павел был на голову выше его. Характеристика, которую он недавно дал себе, была более чем объективной. Давыдов понял, что он не вынесет дальнейшего пребывания в этом проклятом доме. Он был согласен на все, лишь бы поскорее убраться отсюда.
Придерживаясь рукой за стену, он поднялся и, не глядя на Павла, произнес:
– Ладно, твоя взяла! Командуй, что делать?
В глазах Павла вспыхнул огонек удовлетворения. Он слегка хлопнул Давыдова по плечу и сказал:
– Молоток! Все-таки умеешь сделать нужный выбор. Жаль только, это отнимает у тебя слишком много времени. Нужно быть чуть-чуть поактивнее… Ну а делать почти ничего не придется. Сейчас я пойду, открою люк в цистерне, поставлю лестницу, а потом мы поднимем их по очереди и сбросим в цистерну. Повозиться придется вот с ним – килограммов девяносто в нем будет. А женщина совсем легкая. Одна незадача – действовать придется в полной темноте. Не хочется, чтобы наши акробатические упражнения зафиксировал какой-нибудь сосед, страдающий от бессонницы.
Он еще раз похлопал Давыдова по плечу и вышел из комнаты. Давыдов закрыл глаза и привалился спиной к стене. Его трясло.
Глава 17
Гуров нагнал Крячко уже на северной границе Москвы. Они поддерживали постоянную связь, и Гуров был в курсе всех передвижений интересующей их машины. До сих пор все шло гладко, и водитель цистерны не заметил за собой слежки. Но он явно намеревался выехать за пределы города, и дальше наблюдение за ним осложнялось. Он запросто мог засечь прилепившийся к нему сзади потрепанный «Мерседес» Крячко. Нужно было действовать осмотрительнее. Гурову было совершенно необходимо выяснить цель ночной
