ним разбежаться стало уже попросту поздно.
Кроме того, в их отношении к миру была одна общая, очень важная черта: глубокая мизантропия. Оба придерживались крайне нелестного мнения о роде людском. Различие заключалось лишь в том, что Николай Иванович для своей персоны делал исключение, а Илья Вадимович не делал, считая себя такой же мерзкой скотиной, как все остальные. В особенности острое отвращение у этой парочки вызывали женщины, к которым и тот и другой относились как к похотливым безмозглым самкам. Давно известен простенький психологический закон: ничто так хорошо не сплачивает людей, как общая ненависть.
Вскоре на их дружеских посиделках стал появляться еще один человек. Та еще личность была. Колоритная…
ГЛАВА 6
Предутренний аэропорт города Котунь встретил полковника Гурова неприветливо: резким, обжигающим лицо морозным ветром. В предрассветном небе сияли неправдоподобно огромные яркие звезды. В Москве таких не увидишь. «М-да, – подумал Лев, – курточка у меня осенняя, ботинки тоже… А, ладно! Мне тут не в засаде сидеть, не силовыми акциями на пленэре заниматься. Сейчас встретят, отвезут в тепло. Где ж встречающие? Неужто придется своим ходом до аэровокзала добираться чуть ли не через все летное поле? Не хотелось бы!»
Не пришлось. Вот он, встречающий. Льва Ильича Бунича в городе по-прежнему уважали: машина для Гурова была подана прямо к трапу самолета. «В прошлый раз был черный «Ауди», – с легкой иронией подумал Лев, – а нынче, ясное дело, шестисотый «мерс». А то! Положение обязывает, растет тезка мой прямо на глазах. Правда, фигура шофера знакомая, тут уж от добра добра не ищут!»
– Здравствуйте, полковник, – крепко пожимая Льву руку, сказал невысокий коренастый мужчина явно азиатского происхождения с чуть заметным шрамом над левой бровью, – скорее садитесь в машину, холодно.
– Здравствуй, Левый, – взглянув на этот шрам, ответил Гуров. – Один меня встречаешь, без брата?
Встречал его личный охранник Бунича, один из братьев близнецов, которых так и называли: Правый и Левый. Не то китайцы, не то корейцы, прекрасные бойцы рукопашники, блестящие стрелки, они были хорошо знакомы Гурову. По первому разу чуть не пришлось серьезно с ними похлестаться, но обошлось.
– Ты куда же меня привез? – спросил Лев через двадцать минут с некоторым удивлением. – Что, мой тезка сменил место жительства?
Действительно, если в прошлый раз Гуров увидел очень добротный, но скромный, без архитектурных излишеств двухэтажный особняк, даже без ограды, то теперь его взгляду предстало что-то вроде небольшого феодального замка с башенками за мощной кованой чугунной решеткой, только подъемного моста не хватало.
…Еще через двадцать минут Лев, сидя у огромного, во всю стену, камина, улыбаясь слушал чуть смущенного Бунича.
– Мне, Лев Иванович, самому эта, с позволения сказать, архитектура поперек горла. Я человек скромный, для меня главное – дело. Но принято так. Не поймут, если у меня не будет трех «Мерседесов» последней модели, особнячка типа этого – он еще по нашим меркам ну оч-чень скромный! – с вертолетной площадкой на хоздворе, да-да, не делай такие удивленные глаза – и вертолет на ней стоит. Хоть нужен он мне, как Барбоске геометрия! Ты коньячку-то плесни себе еще, классный напиток, жаль, мне сейчас нельзя, потому как я тебя через полчасика покину, нужно в офис. Не волнуйся, о твоих делах поговорим ближе к обеду, я все встречи после двенадцати отменил.
– А подводной лодки у тебя случаем не водится? В специально отрытом на хоздворе бассейне? – В голосе Гурова, послушно плеснувшего себе грамм тридцать марочного «Камю», слышалось нескрываемое ехидство.
– Знаешь, это идея! – рассмеялся его собеседник. – Так вот, если у меня всего этого нет, то и отношение ко мне… Ну, как к дипломату высшего ранга, который на прием к английской королеве в телогрейке заявился. Или маршалу, вздумавшему парад в трусах и ластах принимать. Приходится соответствовать!
– Ты, значит, уже в маршалах. Это хорошо, – задумчиво, больше для себя, тихо проговорил Гуров. – Об этом и разговор пойдет у нас. Ближе к обеду… О маршалах и о том, что они себе могут позволить, а что, извините, нет.
– Ну, как тебе сказать, – Бунич, хорошо расслышавший только первую фразу Гурова, скромно потупил взгляд, в котором явно блеснула самодовольная искорка, – в отечественной экономике, может, еще и не маршал, но до генерала армии дорос точно.
– Так какого ж рожна вы, господа экономические военачальники, – теперь в голосе Гурова, прекрасно эту искорку заметившего, чувствовалась уже нешуточная злость, – страну до такой задницы довели? Взялись работать – так работайте! Я вот взялся бандитов ловить и, знаешь ли, ловлю! На трудности не жалуясь.
Бунич внимательно и грустно посмотрел Льву в глаза, слегка усмехнулся каким-то своим мыслям и очень серьезно ответил:
– Эх, Лев Иванович… Если б ты хоть половину знал того, что я знаю, ты бы так вопрос не ставил. Хочешь мое мнение? Генералы с маршалами войн не выигрывают. А до чего довели, тут разговор особый. Не в том беда, что мы сидим в заднице, такое в истории России уже бывало. Но на сей раз мы залезли настолько глубоко, что уже не можем оценить, насколько!
Бунич махнул рукой и вдруг налил себе не менее ста грамм коньяка.
– С такими разговорами не захочешь, а выпьешь. Ладно, Лев Иванович, пора мне. Отдохни пока часика два-три. Детективчик вон почитай, я, когда время есть, только Сименона и признаю. Чего посерьезнее неохота, своих сложностей хватает, а наших отечественных борзописцев на дух не переношу! Что ни книга, то декалитры крови да километры выпущенных кишок.
«Вот-вот, – грустно про себя улыбнувшись, подумал Гуров, – комиссара Мэгре бы в нашу российскую действительность. Самое то! Он бы, бедняжка, на второй день повесился от полной безнадеги». А вслух сказал:
– Спасибо, Лев Ильич, я уж как-нибудь без детективов. А то, знаешь, есть такой старинный, но программный анекдотец: лежит на пляже симпатичная девица, загорает. Одна лежит. И сколько к ней симпатичных парнишек с целью познакомиться ни подваливают – всех отшивает. Вежливо, но твердо. Мужичку, отдыхающему поблизости, любопытно стало, подошел он к ней и спрашивает: «Вы такая молодая, красивая, что ж вы так мужского общества чураетесь?» Она спрашивает в ответ: «Вы по профессии кто?» Тот отвечает: «Токарь, а что?» Улыбнулась красотка и говорит: «Только представьте, вот вкалывали вы всю неделю, выбрались отдохнуть. А кругом – станки, станки, станки…»
– Ну тогда, – предложил Бунич, отсмеявшись, – предлагаю сауну. Она у меня на первом этаже, нигде больше такой не увидишь, даже у Президента! Предмет моей особой гордости. Мастеров из Финляндии выписывал.
– А что, это мысль. Отчего бы и нет, скоротания времени для!
…Сауна действительно оказалась экстра-класса: Гуров почувствовал себя помолодевшим лет на двадцать. Каждая мышца его тренированного тела словно бы мурлыкала, как сытая, довольная жизнью кошка. Но вот настроение у Льва отчего-то испортилось. Тело-то, конечно, телом, зато на душе… На душе кошки уже не мурлыкали, а скреблись. Вроде бы без особых на то причин, и это было самым поганым.
Пограничники, летчики, моряки, пожарные, боевые офицеры – словом, люди экстремальных профессий хорошо знают это пакостное ощущение: все, казалось бы, в порядке, а душа настолько не на месте, что хочется волком выть. Или срочно объявить боевую тревогу. Предчувствие того, что вот-вот случится какая- то крупная гадость. Или уже случилась. Мистика? Пожалуй… Но беда в том, что подобные предчувствия имеют обыкновение сбываться.
Лев стоял у громадного окна в той же самой каминной, задумчиво потягивая из высокого пивного бокала охлажденный «Праздрой». Время уже перевалило за полдень, но хозяин все еще не подъехал. За окном, медленно кружась, падали крупные снежинки. Тихо было, умиротворенно как-то. А по сосновой ветке за окном, совсем рядом, руку протяни, весело прыгали две забавные синички.
«Мир и покой, – думал Гуров, – что же на душе так тяжело, а? Сосет и сосет, зар-раза холерная. Бунич
