Анна пошла следом:
– И он победил.
Джек кивнул и повернулся к ней спиной, когда доставал компакт-диски Джоан Баэз. Звуки «Сюзанны» заполнили всю комнату. Он сел рядом с Анной на плетеный диванчик и начал петь. Анна пела вместе с ним, всю песню, оказалось, что она знает слова, которых никогда не знала, они были прямо у нее в голове.
Когда мелодия закончилась, Джек сказал:
– Я буду приезжать на выходные. Каждую пятницу вечером.
– Только если тебе так хочется. Не беспокойся за меня. Пришло время вам со Стюартом начать совместную жизнь.
Джек кивнул:
– Ты на самом деле продаешь этот дом?
– Да.
– Ты возвращаешься в Бостон?
– Нет. Может быть. Я не знаю.
Джек взял пульт дистанционного управления и нажал на кнопку повтора.
– Еще разок, – сказал он, когда песня началась. – Ты знаешь, ты спасла мне жизнь.
– Я ничего такого не делала. Ты сам спас свою жизнь.
– Что ты скажешь, если я попрошу тебя переехать с нами? Со мной и со Стюартом?
Анна посмотрела на него.
– Я бы сказала, что твой любовник, безусловно, бросит тебя навсегда, и мы с тобой останемся вдвоем. Брось, Джек. Стюарт дает тебе второй шанс. Он не даст тебе третьего. Carpe diem
– Ты всегда будешь частью моей жизни.
– Конечно. И возможно, я никуда не соберусь, пока не продам этот дом, на что может уйти долгое время, а может быть, и вечность, кто знает.
После обеда все разъехались. Анна проводила их к машинам. С субботы они с Гретой почти не разговаривали.
– Прости, – сказала подруга.
– За что? – спросила Анна.
У Греты на глазах навернулись слезы.
– Просто прости. Я позвоню тебе.
Анна кивнула и ушла прежде, чем Грета смогла ее обнять. Она села в джип к Джеку и Стюарту и проехала с ними до конца дороги, где поцеловала их обоих на прощание. Джек придвинул ее ближе и поцеловал еще раз, в губы:
– Я люблю тебя, Анна.
– Берегите друг друга, – попросила она.
– Скоро увидимся, – сказал Джек, – возможно, в конце этой недели.
– Все, что бы вы ни решили, все хорошо. Я буду здесь. – Она вышла. – Я тоже тебя люблю.
Анна смотрела им вслед, пока машина не скрылась из виду, и пошла обратно к дому. В первый раз за последние два года она осталась одна. Марвин полетел в Нью-Йорк ранним рейсом, даже не попрощавшись, он только оставил записку, что позвонит позже на неделе, и написал свой номер телефона.
Прошла неделя, все дни были похожи друг на друга. Больше никто не настаивал, чтобы она выходила из комнаты после полудня, никто не выводил ее из себя, что, по ее воспоминаниям, было гораздо лучше, чем это угнетающее одиночество. Она занималась тем, что день или два брала кровь на анализы в кабинете доктора Нейлора и по вечерам гуляла с собаками и Виолеттой, которая в эти дни стала для нее лучиком света.
Однажды вечером, как только Анна вошла в дом, отключилось электричество. Она пошла в темноте на ощупь, нашла в чулане свечи и спустилась проверить пробки. Казалось, все было в порядке. Она позвонила Виолетте, чтобы узнать, работает ли электричество у нее.
– Нет. Я сижу в темноте и бездельничаю. Надвигается буря.
Анна хотела повесить трубку, но сказала:
– Не хочешь зайти на чашку чая?
Виолетта сказала, что хотела бы, и через несколько минут была уже у двери Анны.
– Темнота кажется еще темнее, когда ты одинок и отключают свет, не так ли? – спросила Виолетта.
Анна согласилась. Она посмотрела на голубое пламя конфорки, ожидая, когда закипит вода.
– У меня есть мятный чай, лимонный или – она выставила баночку на узкую полоску света – из жасмина.
– Жасмин, пожалуйста, – сказала Виолетта.
