– У меня есть для тебя ответ. Из игры «Что бы ты предпочел».
– Давай. – Флинн уже проснулась.
– Всегда лучше говорить правду. Несмотря на то как к этому отнесутся другие люди, не беспокоясь, что они подумают. Ты никогда не должна ничего скрывать. Никогда не скрывай тех вещей, которые делают тебя тем, кто ты есть.
– Хорошо, – сказала Флинн.
– Обещай мне, Флинн, – почти взмолилась Анна, но в ту минуту, когда Флинн дала обещание, ее страх, вместо того чтобы рассеяться, только усилился. Она подумала, что, наверное, было ужасной ошибкой требовать подобного обещания от такого ребенка, как Флинн. Да, Анна слишком перегнула палку, но она же просто хотела, чтобы ее внучка рассказала, почему/выкопала себе место, чтобы прятаться на заднем дворе. Правдивый ответ Флинн мог свидетельствовать о грозящей опасности.
– У Греты умер ребенок? – спросила Флинн; ее взгляд ничего не выражал.
– Да, – ответила Анна.
– Это была девочка?
– Да.
Флинн кивнула, наблюдая как страх, словно шторм, промчался по лицу бабушки, но промолчала. Анна вышла из комнаты. Флинн посмотрела на звезды в маленьких яслях рядом с ней. Они сладко пели ей весь день печальными голосами Звезд без Глэдис. Тогда, глубоко внизу, в яме, всего-то через минуту или две после того, как она ушла от Греты, которая сидела на диванчике, поедая маленькие «Печенюшки Лу», и смотрела повтор «Нерешенных загадок», пришел этот ужасный Джереми с его дурацким мальчишеским самомнением и запахом кукурузных чипсов, попросил ее войти в дом, потому что он должен за ней присматривать, как за ребенком. У Греты тоже вот-вот должен был появиться ребенок, знала ли она об этом? Конечно, знала. Флинн вылезла из ямы, а голоса Звезд в ее голове просили помочь ребенку Греты, самой себе и порыскать в бабушкиной кладовке. Именно там она нашла Иосифа, Марию и всех остальных, и Звезды велели поставить их в священное место. Они ей снились, когда бабушка ее разбудила. Они больше не подпевали Глэдис, стоя в глубине сцены. В этот раз они все вместе пели «Военный гимн республики». Во сне Флинн они стали нормального роста. Они больше не были маленькими подземными созданиями, пропавшими в семидесятых годах. Они стали счастливыми людьми в прекрасных одеждах. Сейчас они, улыбаясь, сказали:
Флинн надела ботинки и пошла к Анне в гостиную.
– Мама звонила, – сказала она.
– Что? – переспросила Анна.
– Моя мама. Поппи. Она звонила мне. Анна поставила виолончель:
– Ты уверена, что тебе это не приснилось?
– Уверена. Она звонила из Невады. Мама не приедет. – Флинн уставилась в сторону.
– Она оставила номер телефона?
Флинн покачала головой. Анна проверила записи на АОНе. Там был номер с префиксом 702, возможно Невада. Она нажала кнопку «ПОЗВОНИТЬ», и ее соединили с отелем «Риппин&Сэндз».
– Твоя мама носит девичью фамилию или фамилию твоего папы?
Флинн нахмурилась:
– Она никогда не была Девой. Откуда у нее будет фамилия Девы?
Анна попросила соединить ее с номером Поппи Блендер. Ее сердце сжалось, когда дочь взяла трубку.
– Что ты делаешь в Неваде?
– Мама? – спросила Поппи.
– Да. Ты не собираешься приехать в Бостон в ближайшее время?
– Я скучаю по Флинн.
Анна посмотрела на Флинн, которая стояла, уставившись перед собой, скрестив руки.
– Ты хочешь поговорить с ней? – спросила она Поппи.
– Она не хочет разговаривать. Я уже пыталась.
– Флинн, ты хочешь поговорить с мамой?
– Нет, спасибо, – и девочка ушла в свою комнату.
– Она просто еще сонная. Я разбудила ее, когда пришла домой. – Анна слышала тяжелое дыхание Поппи. Одышка, как у астматика. – Ну ладно. Что ты собираешься делать? Я имею в виду семью.
Анна взяла виолончель и, прижав телефон к подбородку плечом, сыграла первые два такта из концерта Гайдна до мажор.
– Я все еще пытаюсь прийти в себя.
Анна фыркнула:
