отдыхать.
– А что вам особенно запомнилось в том вечере? – спросил Гуров. – Нам сейчас важна любая деталь. Судя по всему, женщина, которая обманула вашего брата, не была обычной аферисткой. В наших анналах она не значится. Вам ничего особого не бросилось в глаза?
– Особого? Нет. Смазливая бабенка определенного сорта. На таких обычно западают наши нувориши. Кстати, посоветовал бы вам обратить пристальное внимание на господина Курносова. Женщина появилась в компании с его подачи. Возможно, это не простое совпадение, как вы думаете?
– Возможно, – коротко сказал Гуров. – Но сейчас меня интересует не это. Вы помните, о чем говорилось за столом?
– Ну о чем говорится за столом? Обычный треп. Когда появилась эта красотка, мужчины, конечно, приняли стойку. Я и сам слегка позволил себе порисоваться. Каюсь, грешен. Но все как-то быстро закончилось пшиком. Виталий быстро опьянел и едва ли не принялся объясняться даме в любви. Его дружку это было только на руку, и он начал подзадоривать Виталия, напоминая ему о свадьбе. Он как бы намеренно подталкивал брата к этой бабе, понимаете? Хотел, чтобы взыграло мужское самолюбие. Но переборщил, наверное, – брат психанул, решил, что весь мир ополчился на него, и бежал. Наверное, я тоже был слегка пьян, потому что из поля зрения у меня совершенно выпало, как эта дамочка устремилась следом за Виталием. Конечно, в такую минуту для нее не составило большого труда втереться ему в душу. С женщинами у брата всегда возникали проблемы, и он в них совершенно не разбирается.
– Итак, вы разошлись? – сказал Гуров. – Куда вы отправились потом?
– Домой, куда же еще? – пожал плечами Канунников. – Все равно настроение уже было безнадежно испорчено. И, откровенно говоря, мне хотелось спать – никак не войду в норму после Италии, – смена часовых поясов, знаете… Ах, да, я еще подбросил до дому того чиновника из министерства, к которому брат испытывает необъяснимую симпатию. Впрочем, скорее всего, ее можно объяснить – и весьма элементарно. Рядом с таким блеклым типом брат наверняка чувствует себя гораздо значительнее…
– Вы не слишком-то уважаете Виталия Андреевича, верно? – глядя Канунникову в глаза, спросил Гуров.
Журналист немного смутился.
– Вы меня неверно поняли, – поспешил возразить он. – К брату я испытываю самые теплые чувства. Но мне казалось, что вас интересуют некие скрытые моменты… Психологические пружины, так сказать.
– Честно говоря, я предпочел бы сейчас знать местонахождение расторопной блондинки, которая так вас всех очаровала, – сказал Гуров. – Она дожидалась вас у входа в клуб. Там вы, случайно, не обратили на нее внимания?
Журналист задумался, а потом решительно помотал головой.
– Нет, там я ее не заметил. Мы о чем-то разговаривали с братом и даже не заметили, что Курносов отстал. А потом он появился в ресторане уже вместе с дамой.
– Если я попрошу вас проехать со мной, чтобы составить портрет подозреваемой, вы не откажетесь? – спросил Гуров.
– Прямо сейчас?
– А чего тянуть?
Канунников махнул рукой и сказал со смехом:
– Надеюсь, вы не бросите меня в темницу?
– Ну что вы! В темницу у нас может бросить только суд, – добродушно заметил Гуров. – Да и с какой стати бросать вас в темницу? У вас есть что-то на совести? Тогда напишите чистосердечное признание, и, возможно, суд проявит к вам снисхождение. Получите срок условно.
Канунников снова рассмеялся и сказал:
– Видимо, дело в том, что нас с детства воспитывали в страхе перед милицией, поэтому у нас в крови – относиться к представителю закона со страхом и недоверием. Человек инстинктивно сторонится милиционера – как бы чего не вышло. На Западе, знаете, совсем по-другому.
Тут он сел на своего любимого конька и принялся рассказывать Гурову о взаимоотношениях граждан и полиции в различных точках земного шара. Говорил Канунников интересно, живо, с любопытными примерами, и в другое время Гуров с удовольствием бы его послушал, но сейчас его волновало совсем другое.
Впрочем, он не стал прерывать журналиста, и тот развлекал его рассказами до самого управления. Там Гуров сдал разговорчивого журналиста компьютерщикам и примерно через сорок минут получил на руки третий портрет предприимчивой красавицы. Портрет его разочаровал.
От наблюдательного журналиста Гуров ожидал большего. Женское лицо, воплощенное на листе бумаги с помощью Канунникова, отличалось, если так можно выразиться, удручающей безликостью. Не было даже отдаленного сходства с остальными портретами, и вообще, у Гурова возникли сомнения, что по последнему фотороботу можно опознать кого бы то ни было. Он, скорее, напоминал стилизованные изображения женщин с плакатов застойных времен.
Сдержанная реакция Гурова не ускользнула от внимания журналиста.
– Что-то не так? – поинтересовался он. – Мое творение вас чем-то не удовлетворяет?
– Нет-нет, все в порядке, – поспешил успокоить его Гуров. – Мы будем с ним работать. У меня к вам просьба. Поскольку вы пока не собираетесь отправляться в новое путешествие, возьмите мой номер телефона. Если вдруг вспомните что-нибудь интересное, позвоните мне обязательно.
– Обязательно позвоню, – пообещал Канунников и, немного помявшись, добавил: – А вам позвольте еще раз напомнить о моем совете. Конечно, я не профессионал, но мне кажется, вам следует вплотную заняться Курносовым. Может быть, установить за ним, как это у вас называется, наружное наблюдение? Мне представляется, что эта женщина совсем неспроста оказалась в нужном месте в нужный час.
– Я приму ваш совет к сведению, – серьезно ответил Гуров. – Не сомневайтесь.
