то, что они жаловались на разлуку с малышами, которых отправили в Бушмансхоф. Однажды он побоями заставил работать одну женщину, которая горевала о смерти своего ребенка и была нетрудоспособна.
Попытки вступиться за жертв были делом опасным. Франц Бедун, служащий фирмы с 1927 года, возмущался методами некоего Бухауэра, надзирателя над русскими военнопленными. По рассказу Бедуна (подтвержденному и показаниями нескольких его коллег), однажды этот Бухауэр выбрал самого слабого из рабочих и велел ему таскать в одиночку тяжелые железные блоки весом около тысячи фунтов (450 килограммов). Рабочий не смог – это было физически невозможно. Тогда надзиратель ударил пленного кулаком в лицо, и тот упал; однако Бухауэр не оставил свою жертву в покое. Он начал безжалостно избивать упавшего ногами. Бедун встал между ними, и Бухауэр закричал, что донесет на него в гестапо. Посредника спасло только быстрое вмешательство начальника цеха. Дальнейшая судьба русского, как обычно, осталась неизвестной. Единственным спасением для рабов могла быть только служба в вермахте. Несколько поляков, измученных своими преследователями, так и поступили. Конечно, такой выход годился лишь мужчинам.
Пытка применялась в самом здании главного управления, в обширном мрачном помещении, расположенном в той части здания, которая считалась штаб-квартирой «веркшара». Там стояло особое орудие, сконструированное специально для этой цели, похожее на низкий металлический комод. Правда, ночной дежурный Фриц Фелл, работавший в том же помещении и видевший, как туда запихнули работницу с Востока, про себя окрестил его клеткой, «наверное, потому, что птиц, например, запирают в клетки». Эта клетка предназначалась для людей и потому была значительно больше птичьих. Сохранилась ее фотография, сделанная американскими военными. Эта стальная клетка, состоявшая из сплошных стенок, была на 4–5 дюймов ниже среднего роста взрослого человека, и изнутри ее разделяла на две части вертикальная перегородка. В стальной крышке были сделаны два небольших отверстия, через которые поступал воздух. Как рассказывал на процессе генерал Тэйлор, в эту клетку «запихивали рабов, которые могли находиться внутри только скорчившись, и оставляли их в таком положении на срок от нескольких часов до нескольких дней. Иногда на них еще лили воду через вентиляционные отверстия в крышке».
Ответственным за клетку был Герлах. Он прошел путь от охранника до заместителя начальника полиции компании. Немецкий служащий Йозеф Дамм, который по делам службы иногда бывал в комнатах охраны, видел, как Герлах лил воду из ведра в вентиляционные отверстия клетки. Изнутри клетки Дамм «слышал стоны».
Этот Герлах был в числе тех, кого раздражали женщины с детьми в Бушмансхофе. Одна из них настаивала на еженедельных поездках туда. Еще больше его раздражало, что эта женщина была вторично беременна. Кончилось тем, что он посадил ее в клетку. Согласно показаниям немецкого служащего Фрица Фелла, женщина в это время была на седьмом месяце беременности. Один из адвокатов Круппа придирчиво спросил этого свидетеля, откуда у него такие сведения. Фелл ответил: «Мне рассказал об этом ее товарищ по работе, некий Скартипа. Кроме того, это и так уже было заметно». Она должна была возвращаться из Верде-бай-Динслакен каждое воскресенье в девять вечера. И вот случилось так, что эта женщина опоздала на трамвай и вернулась назад в 10.15. Унтерфюрер вызвал ее к себе, заявил, что давно ждал, когда она нарушит правила, и отправил в клетку. Свидетель Фелл тогда ушел с дежурства в шесть часов утра. Когда он вернулся, она исчезла.
Как было сказано в заключении Нюрнбергского трибунала, «женщины, которых сажали в клетку, даже просили, чтобы их лучше побили, нежели терпеть эти мучения». Впрочем, были узники Круппа, которым доставались оба наказания. В конце декабря перед Новым годом, когда все обменивались пожеланиями, восточные рабочие 4-го танкостроительного цеха решили, по словам свидетеля Дамма, «устроить что-то вроде праздника». Люди Герлаха обнаружили трех восточных рабочих в женском бараке. По его приказу все трое были избиты резиновыми дубинками и затем посажены в клетку, один в левую половинку, а двое других – в правую, причем Герлах лил на них воду сквозь отверстия. Дамм, слышавший стоны наказанных, предложил Герлаху выпустить хотя бы одного из тех двоих. Герлах выпустил одного, но другие оставались в клетке до утра.
Показания таких свидетелей, как Дамм и Фелл, которые сами принадлежали к «высшей арийской расе», вызывали раздражение 37 адвокатов Круппа. Они спрашивали у свидетелей, почему они не жаловались своевременно, если описанные ими вещи действительно имели место в главном управлении. Это был не очень умный прием. Защита игнорировала тот факт, что нашлись служащие фирмы, которые пытались жаловаться, и намекала таким образом, что Крупп мог прислушаться к жалобам, как будто все эти Герлахи не были орудием его собственной политики. Как видно из дела, именно так и было в действительности. Тот же Дамм заметил: «Я боялся, что, если буду протестовать, Герлах донесет на меня и меня заберут». О том же самом говорил и Фелл. Их показания подтвердил и один охранник, видевший, как полицейские из другой роты убивали рабов. Он заявил также: «Я знал, что об этих случаях было известно начальству». Да, начальство должно было знать. Фрейлейн Ильзе Вагнер, одна из секретарей главы концерна, показала на процессе, что, сидя за своим столом, она слышала крики жертв. В постановлении суда говорилось в связи с этим: «Об избиениях знали секретари, которые работали в административном здании. Могли ли не знать об этом защитники, которые находились в том же здании?»
А на Гумбольдтштрассе после дня святого Патрика уже не было криков и стонов. В то утро Карл Зоммерер отвел около 500 евреек на станцию и посадил их на бухенвальдский поезд. Зоммерер не пересчитывал их поголовно. Какой смысл? Во время бомбежек архив лагеря погиб в пламени, и никто не знал точно, сколько погибло людей – во время этих налетов, или от эпидемий и истощения, или от кнута лагерфюрера Рика. К тому же узницы были слишком слабы для побега, а их лагерная одежда и уродливая стрижка сразу бы их выдали. Они не смогли бы пройти и квартала, прежде чем их опознал бы кто-то из служащих Круппа.
Это кажется невероятным, но беглянкам удалось пройти целых шесть кварталов и добраться до безопасного места. Во время налета 11 марта, когда Рик и его охранники укрылись в убежище, сестры Рот, Агнес и Рене Кенигсберг, Роза Кац и шестая девушка, которая присоединилась к ним в последний момент, доползли до того места, где проволочное заграждение было повреждено, и, раздвинув проволоку, выползли наружу. В это время у их спутницы не выдержали нервы. Это частый феномен у беглецов – паническая боязнь нового: пусть плохое, но знакомое, чем вообще неизвестно что. И вот шестая беглянка вдруг повернула назад, и они ее больше не видели.
Конечно, и они точно не знали, что им делать. Елизавета хотела найти Курта Шнайдера, а Розе казалось, что лучше укрыться в домишке у Маркардта.
В обоих случаях надо было идти на северо-восток, и девушки направились именно туда. Они плохо ориентировались в городе. Они чуть было не заблудились, отыскивая дорогу в пригороде Фронхаузен, прошли мимо руин Дехеншуле, потом по шпалам железной дороги, чуть было не попали на территорию завода и снова вышли в город. Чудом было уже то, что они уцелели во время воздушного налета, но без этого у них вообще не было бы шансов. В другое время их могли легко узнать и задержать. Наконец они, никем не замеченные, добрались до Цагенштрассе. Они сами не знали, на какой улице находятся. В ужасе они решили, что, сделав круг, вернулись на Гумбольдтштрассе. Если бы не дымовая завеса, они бы увидели, что находятся у развалин своего «Вальцверк-2», куда пришли, бессознательно подчиняясь силе привычки. Уже светало, и Елизавета заметила кладбище на восточной стороне улицы. Беглянки решили, что уже там- то, среди высокой травы, можно будет укрыться на время. Им это действительно удалось. Когда рассвело, они обнаружили, что случайно забрели на старое еврейское кладбище. Едва ли кому-то пришло бы в голову искать здесь живых евреек.
Здесь им снова повезло. Кладбище было отделено небольшой лужайкой от улицы, где стояли небольшие домики, окруженные огородами. Роза узнала место, где жил Маркардт. Елизавета и сестры Кенигсберг спрятались в подвале какого-то дома, разрушенного бомбами, а Роза и Эрнестина отправились к Маркардту. Девушки рассказывали, что, судя по его реакции, Маркардт тогда готов был помочь самой Розе, но не ее подружкам. Их появление очень его смутило. Узнав об их бегстве, он сказал, что помочь не может и что лучше им вернуться. «Ну уж нет, – ответила Елизавета, – тогда достань нам пистолет, чтобы застрелиться». Маркардт обещал им чем-нибудь помочь. Девушки с его помощью перебрались в другой, более надежный подвал, и он по ночам приносил каждой по одной картошке и куску хлеба, а на третью ночь пришел с бутылкой воды. Он навещал их полторы недели, все время опасаясь, как бы не узнала жена.
Сам Маркардт вспоминал об этом совсем иначе. По его словам, он снабжал девушек картошкой и
