с белым галстуком и во фраке, презрительно взирающим вниз на бородатого подрядчика. Подрядчик говорил: «Люди очень недовольны сокращением зарплаты и грозят меня убить», на что Фриц отвечал: «Но, мой дорогой Мюллер, почему меня это должно заботить?» Это очень грубая пропаганда. Никакого снижения зарплаты не было у Круппа в 1870-х годах, и все же любимым словечком его противников было «бесчувствие». В Эссене были осведомлены лучше. Фриц не только продолжил патерналистские программы своего отца; он проявил личный интерес к новым поселкам фирмы для ушедших на пенсию рабочих, пожертвовал миллион марок на заботу о получивших травмы и организовал лодочные, фехтовальные и увеселительные клубы для «белых воротничков»-крупповцев. В отличие от своей свекрови Марго приняла в этом деятельное участие. Позднее, правда, она в Руре не славилась как «ангел благотворительности», хотя все-таки на ней лежала ответственность за женскую больницу и штат приходящих сиделок, и она учила своих дочерей навещать больных рабочих. Семью Крупп высоко ценили в Эссене. Вот почему нападки «Форвертс» на Фрица были такими обидными. Его популярность у его окружения шла вразрез с установками социал-демократов. Догме СПГ противостояла доброта.
В глазах марксистов Крупп был воплощением пороков капитализма. Он производил смертоносные машины, давал советы императору по проведению международной политики, наживался на эксплуатации пролетариата и тратил это богатство на разгульные пирушки. Его частные владения включали три поместья: «Хюгель», роскошное стрельбище на Рейне в Зайнеке и охотничий домик «Майнеке» в Баден-Бадене, который достался Марго в наследство от дальнего родственника. В Зайнеке и в Майнеке он развлекал сливки общества рейха; в своем замке в Эссене принимал коронованных особ – кайзера, португальского короля Карлоса, бельгийского короля Леопольда, австрийского императора Франца-Иосифа и принца Уэльского накануне его восшествия на престол как короля Эдуарда VII английского. Приемы, устраиваемые Фрицем в берлинском отеле «Бристоль», в нескольких шагах от пересечения улиц Унтер-ден-Линден и Вильгельмштрассе, были крупными событиями в обществе. В феврале 1898 года «Фольксцайтунг» описала одно из наиболее характерных увеселительных мероприятий: «Депутат Крупп давал завтрак в отеле «Бристоль» в час дня в воскресенье примерно для 250 гостей. Присутствовали почти все члены кабинета министров, представители берлинской аристократии, многие политики. Были накрыты отдельные столы; за каждым сидели по 10–12 человек. Возле каждого столового прибора был поставлен миниатюрный кораблик, искусно украшенный фиалками, или крошечная пушка, в которой были не смертоносный заряд и снаряд, а фиалки или другие цветы. После трапезы гостей развлекали специальным представлением, которое давали артисты Центрального театра и Зимнего сада, тирольские йодлеры, негритянские певцы и итальянская концертная труппа. Господин Крупп находится в завидном положении налогоплательщика с ежегодным доходом в 7 миллионов марок».
Таково мнение СПГ о Фрице – жирном магнате, самодовольно портящем воздух вместе с такими же, как он, эксплуататорами. Скажи кому, что он ненавидел каждую минуту этого мероприятия, они бы только рассмеялись. Кто может ненавидеть большие блюда с жирной пищей? Фриц мог. Он отводил взгляд, потому что ему было запрещено прикасаться к кулинарным шедеврам бристольского шеф-повара. Часто ему приходилось ограничиваться стаканом минеральной воды. Были запрещены даже сигары, и все-таки он мучился; Швенингер велел ему лежать в течение часа после еды. Банкеты Круппа были пыткой для Круппа. Вне трапезы он уклонялся от самодовольной пустой болтовни своих манерных гостей, неловко вступал в разговор и в смущении ретировался, возвращаясь в Рур, где его выбивал из колеи климат – при его-то астме, головокружениях и гипертонии. В Эссене он упрямо боролся с телесной слабостью. На вилле «Хюгель» был оборудован гимнастический зал. Каждое утро он вставал рано и изнурял себя физически, и каждый раз после полудня совершал «паломничество» к весам в Штаммхаус. Характерная запись: «15 мая 1894 года. Ф.А. Крупп. 88,4 килограмма. Без жилета и куртки – 85,7 килограмма». Это недостаточно хороший показатель, и, вспоминая, что единственными полезными для здоровья годами жизни были те, которые он провел с матерью в живописных уголках Италии и Южной Франции, он устремил свой жаждущий взор на Средиземноморье.
Большая страсть, как заметил Джордж Мур, является плодом многих не подверженных страстям лет. После скучной юности Фриц явно чувствовал, что имеет право на страсть, и горячие латинцы казались теми людьми, которые утолят ее. Прежде всего его внимание привлек Неаполь, потому что там жил немецкий зоолог Антон Дорн. Поначалу Дорн игнорировал попытки эссенца завязать знакомство. Его зоологическая станция была для профессионалов, и он настороженно относился к любителям морской фауны. Но Фриц не был обыкновенным энтузиастом. Хотя бы потому, что мог позволить себе оборудование, намного превосходящее то, какое имелось у Дорна. В Киле стояла яхта «Майя», переоборудованная и приспособленная для экспедиций по исследованиям океанической фауны. Склонность к науке, которую отец пытался изничтожить, все еще присутствовала у Фрица. После первых круизов на «Майе» как Дорн, так и доктор Отто Захариас из биологической станции в Плене признали, что при определенных условиях Крупп вносит подлинный вклад в исследования. В охоте за экспонатами в море у Неаполя, Салерно и Капри он собрал и верно распознал 33 новые разновидности «свободноплавающих видов животных», 5 видов морских червей, никогда ранее не встречавшихся вне Атлантики, 4 вида рыб, 23 типа планктона и 24 ракообразных. Восхищенный Фриц велел германским судостроителям разработать улучшенную модель глубоководного аппарата и решил проводить каждую зиму и весну вблизи Италии. Своей базой он сделал Капри. И там начиная с 1898 года он ежегодно на несколько месяцев устраивал свою резиденцию. Хоть раз он сделал что-то, что ему хотелось, хоть раз за многие годы бесплодных трудов вдруг появились отличные результаты. Когда вице-адмирал Гольман писал ему в 1898 году, сетуя, что он куда-то пропал, Крупп отвечал небрежно: «Иногда я получаю известия из Эссена. Но в целом ничего хорошего. Одни разговоры о военном ведомстве, военно-морском флоте и министерстве иностранных дел. А что хорошего можно ожидать из подобных мест?» Ему казалось, что гораздо разумнее оставаться здесь и заниматься такими экземплярами, как Scopelus crocodilus, Cyclothone microdon и Nyctiphaes norwegica sars, о присутствии которых в Средиземном море даже не подозревали.
Это не было более разумным. Это была преступная опрометчивость, так как Фриц не ограничивался изучением примитивных форм жизни. Он также коллекционировал homosapiens, и очень многие немцы это знали. Первым берлинцем, который заподозрил Фрица в пристрастии к гомосексуализму, был Конрад Уль, владелец отеля «Бристоль». Узнав, что Фриц взял за правило устраивать свою жену в другом отеле, когда они вместе бывали в столице, господин Уль озадачился. Тайна быстро раскрылась; Крупп вызвал служащего отеля и сообщил, что время от времени будет направлять к нему в «Бристоль» молодых итальянцев с рекомендательными письмами. Он был бы благодарен, если бы «Бристоль» взял его протеже на работу в качестве официантов. Зарплату им он, конечно, обеспечит. Единственное, что он просит взамен, это чтобы их освобождали от работы на то время, когда он будет в городе, чтобы составить ему компанию. Уль был ошеломлен, но предположил, что у великого промышленника есть пристрастие. Поначалу он не имел понятия, насколько сильна эта страсть Фрица. Пришедшие юноши были очень молоды, не говорили по- немецки, не признавали дисциплины, и у них не было сноровки, необходимой портье, гостиничному слуге или помощнику повара, поставленному официантом у стола. То есть, когда Крупп отсутствовал, с ними было сложно. Когда же он зарегистрировался, стало еще хуже. Целая ватага красивых молодых юношей составила его свиту, и постояльцы, слышавшие хихиканье и раздающиеся из его номера хлюпающие звуки делали соответствующие выводы. Уль сказал комиссару берлинской криминальной полиции Гансу фон Трешкоу, что для понимания этого ему не требовался переводчик с итальянского.
Так началось первое дело Круппа, которое, еще не успев завершиться, пошатнуло трон самого его императорско-королевского величества. Чтобы получить полное представление о вовлеченности Фрица в это пристрастие, нужно дать оценку специфическому состоянию мужской гомосексуальности во Втором рейхе. Это считалось самым низким проступком, но и, как ни парадоксально, самым престижным. Пункт 175 германского Уголовного кодекса гласил, что всякий, кто хоть отдаленно причастен к гомосексуализму, является преступником, подлежащим наказанию по приговору суда длительными сроками каторжных работ. Вот что заставило Уля обратиться к Трешкоу. Фридрих Альфред Крупп из Эссена был его почетным гостем, но он поставил «Бристоль» в ужасное положение. Как номинальный наниматель пассивных любовников Круппа, господин Уль был в глазах закона сводником отступников. Владельцу отеля грозил крах.
С другой стороны, было важно, что Трешкоу не испугался. Как он объяснял через много лет в своих мемуарах «О государях и других смертных», комиссар криминальной полиции занимался в то время несколькими сотнями крупных расследований, в каждом из которых фигурировал какой-нибудь именитый
