Игра? Нет, это уже было скрытое единоборство, и конца ему пан Соуграда пока не видел.
Вернуться домой несолоно хлебавши? Или, может, еще разок наведаться к дому Соукупа, поговорить с соседями? Рано или поздно, но человек обязательно узнает что-нибудь полезное.
А завтра, Йозеф Соукуп, я появлюсь опять. И послезавтра, и каждый день. Пока ты не скажешь: ладно, я расскажу вам, как это было... И это будет конец моей игры.
Но пока конца не было видно, тем более благополучного конца. Если дело не клеится, лучше бросить его, пока не поздно. Сегодня у меня невезучий день, недовольно ворчал пан Соуграда, так как разговор с соседями не дал ему ничего нового. В одном доме ему повторили то, что он уже знал, а в другом он с самого начала почувствовал, что с ним осторожничают. Видно, они заметили, как он выходит из первого дома, и насторожились. Если он и здесь скажет, что присматривается к дому Соукупа, желая купить его, этот предлог не сработает.
Вот почему он напустил на себя сокрушенный вид и, словно опасаясь, что его кто-нибудь подслушает, тихо сказал:
- Похоже, придется мне выложить вам все начистоту. Дело в том, что этот пан Соукуп интересуется нашей родственницей, вот я и хочу узнать, что он за человек. Вы меня понимаете?
Это-то они понимали, еще бы нет, они даже обрадовались, потому что пан Соукуп хоть и большой нелюдим, но человек очень порядочный. И к тому же будет получать пенсию...
Ну что ж, оставалось лишь проститься и попросить оставить услышанное при себе. Но он хорошо знал, что, как только он скроется из виду, они побегут с этой новостью к соседям.
Он медленно шагал мимо притихшего дома Соукупа. И вдруг остановился, опешив. Что это? Двор чисто подметен, как всегда, но дрова... Ну да, образцово уложенные поленья хоть и на своем месте, но порядок их нарушен. Внизу остался лишь один ряд белых березовых поленьев, во втором оказалось несколько еловых. А недостающие березовые поленья попали аж в третий ряд! Скажите пожалуйста! С чего бы этот порядочный нелюдимый человек стал вдруг перебирать поленницу, да еще к тому же ночью, когда даже не разглядишь, что за полено у тебя в руке?
Когда пан Соуграда вернулся на вокзал, дрезина опять стояла в тупике. Он обошел весь вокзал в поисках 'своего' человека. Посыпал дробный весенний дождь. Тут и появился железнодорожник, он пришел спрятаться под навес, где уже стоял пан Соуграда.
Они посмотрели друг на друга.
- Вы сделали ошибку, - тихо сказал пан Соуграда. - Большую ошибку. У вас еще есть время признаться.
Железнодорожник зашевелил губами, растрескавшимися до крови, словно от горячки. Он замотал головой, но из горла его не вырвалось ни звука. Он выглядел так, будто у него началось удушье.
- Я расследовал это убийство три года тому назад. Теперь я закрываю дело. Пока у вас еще есть время.
Человек вытянул руки, как бы защищаясь. На станцию прибывал поезд. Пан Соуграда поспешил на перрон. И правильно сделал. Не потому что опаздывал, поезд бы от него не ушел, - просто он понял, что этот человек вот-вот убьет его.
Когда на следующее утро автомобиль пльзеньской уголовной полиции прибыл в Мирошов и остановился перед домом Йозефа Соукупа, соседка из дома через дорогу сказала, что его нет Дома. Но они уже побывали на вокзале и знали, что сегодня он не вышел на службу и поэтому должен быть дома.
Они вышибли калитку и вошли во двор. Пан Соуграда остановился у образцово сложенной поленницы.
Тут он услышал, как Брожик, заглянувший в окно, кричит: - Он там... Висит в дверях.
И Брожик посмотрел на Соуграду с нескрываемым изумлением.
- Больше вы меня здесь не увидите!.. - воскликнул молодой Леопольд Перглер и хлопнул дверью.
Всем своим видом воплощая оскорбленное достоинство, он спустился по лестнице отцовского дома и вышел темным проездом на хмурую брненскую улицу. Чаще всего сыновья из состоятельных семейств покидают отчий дом именно таким образом. А если б они не чувствовали себя оскорбленными - зачем тогда им расставаться с любящей маменькой, которая по мере сил оплачивает сыновние долги, со старой, ворчливой, но глубоко преданной служанкой, с сестрой на выданье, с собакой, обожающей молодого господина?
Но, увы, есть в доме еще и раздражительный отец, которому не дано понять, что молодость бывает лишь раз в жизни...
Очевидно, Леопольд Перглер старший - фирма 'Торговля тканями штучно и в раскрой' - никогда и не был молодым, хотя на доме висит фирменная вывеска 'Л. Перглер-младший' и относится она, как ни странно, именно к нынешнему Перглеру-старшему. Наследник не был силен в торговых делах, зато бесподобно играл в тарок и не знал себе равных в прикупном марьяже, а везло ему так, что кой у кого это вызывало серьезные подозрения. В 'двадцать одно' он играл лишь изредка...
Ну да, а потом еще эти фигуранточки из оперетты, особенно Кики, и еще жена какого-то саперного капитана, и еще много других женщин, потому что наследник дома Перглеров был красавчик что надо.
Однако в данный момент от всех этих бесспорных достоинств ему было мало проку. Он покинул отчий кров после жестокого скандала, оскорбленный этой жалкой монетой в пять крон. Поначалу он хотел было швырнуть ее на отцовский порог, но вовремя сообразил, что пять крон все же лучше, чем ничего, и направился в кафе, чтобы поразмыслить о своем будущем.
Он не догадывался, что не скоро вернется в этот унылый дом и фирменная вывеска 'Л. Перглер- младший' успеет к тому времени выцвести и заржаветь.
Эти пять крон не были случайной монетой - это был остаток денег, причитавшихся ему из фамильного состояния. Господин Перглер-старший подсчитал сыновние долги, приплюсовал предыдущие расходы на него, не забыв и про проценты, как и подобает потомственному коммерсанту; после чего, вычислив позиции 'дебет' и 'кредит', пришел к выводу, что на счету наследника остается ровно 5 кр., каковую сумму он ему и выплатил -немедленно, наличными и без расписки в получении.
Мать убивалась, старая служанка гневно громыхала кухонной посудой, сестра кричала в истерике, что откажется от своего приданого, верный пес считал все это увлекательным спектаклем и радостно лаял. Лишь отец был по-прежнему угрюм и неуступчив. И Леопольд ушел, громко хлопнув дверью.
Не будучи наивным, он знал, что с пятью кронами не очень-то развернешься. Не был он и романтиком и потому не собирался ставить их на банк в наивной вере, что к утру станет миллионером. Там, куда он хаживал играть, его бы вышвырнули на улицу вместе с его пятью кронами.
Вот дедушка Перглер, тот приступил к торговым делам, располагая еще меньшей суммой, но тогда и времена были другие. У нас нынче республика, старая Австрия развалилась, сегодня без капитала в торговлю нечего и соваться. А в карточную игру тем более...
Леопольд Перглер-младший уселся за свободный столик в кафе, изящно взмахнул своей белой холеной рукой, украшенной крупным фальшивым перстнем, и официант принес ему кофе.
'Знал бы он, что сегодня мне нечем расплачиваться!' - тоскливо подумал Леопольд.
Затем он стал перебирать в уме своих знакомых дам, заранее отметая всех, кто был лаком на подарки, и оставлял в памяти лишь тех, кто мог бы ему помочь. Почему-то их оказалось не так уж много. И, что еще хуже, все они были страхолюдные. В конечном итоге его ждала безрадостная перспектива ночевать хотя бы первое время у одной пожилой модистки...
Кофе показался ему безвкусным. Он глотнул содовой воды и с трудом удержался, чтобы не выплюнуть ее на пол. Закажу-ка я вермут, раз уж не собираюсь платить за кофе, могу не платить и за вермут. Щелкнув пальцами, он заказал рюмку вермута.
Да, остается только эта модистка. Мягкое сердце плюс кой-какие сбережения. Это неприятно и почти непорядочно, но что поделаешь? Первый шаг всегда труден. Не станет же содержать меня Кики.
