ласковых снов было только хуже…
Но все равно освободительный сон накрывал истерзанное сознание мягким покрывалом сновидений. И я как наркоман получала новую такую сладкую и такую губительную дозу своего наркотика. Ласковое приятное тепло благостным бальзамом разливалось по моей истерзанной, изорванной душе. Я видела самое любимое и близкое лицо. Кирилл всегда, каждую ночь был рядом со мной... А утром снова — пробуждение и удручающая своей бесконечной пустотой реальность. И чем реалистичнее и живее было сновидение, тем болезней - пробуждение. Мир окружал своей пустотой и одиночеством. Будто кто-то вырыл огромный карьер, посреди цветущих лугов и полей, и с каждым часом высота и глубина его увеличивалась, почва размывалась и медленно но верно ссыпалась вниз.
Я каждый день вспоминала нашу последнюю встречу с Кириллом, наши последние объятья и самый сладкий и самый болезненный прощальный поцелуй. В те дни, когда я попрощалась с Кириллом, ни кто, ни чего и не заметил. Пневмонии у меня не было. От кашля и температуры помогли таблетки и микстуры. Вообщем выжила. Вопрос только в том, осталась ли при этом я жить? Не знаю. Моей недолгой пропажей обеспокоились только мать. Впрочем, она была вполне удовлетворена объяснением, что я утешала подругу, которую бросил парень, потому так поздно приехала домой. Можно сказать, что это было правдой – только вот той «выдуманной» подружкой оказалась я.
А что я должна была сказать? Правду? Кто бы мог поверить в столь фантастическую историю, которая и для меня кажется лишь красивой сказкой с грустным концом... Даже Алешка на собственной шее испытавший цепкую хватку Ариэль едва ли до конца поверил мне. Я до сих пор подозреваю, что он считает, что все было лишь плодом больного воображения, и что возможно, он просто перепутал реальность со сном. Что же, винить в этом его я не могла, если это так, то для самого Алешки это лучше.
ГЛАВА 5.
Я уже не думала, что может быть хуже, чем есть. Но я как всегда ошибалась и хорошему в моей жизни места нет и быть уже не может. Помог мне в этом убедиться телефонный разговор между моей мамой и Алешкиной теткой.
Звонок раздался поздно вечером, когда и я и мать уже собирались ложиться спать. Обычно спокойная не раздражающая мелодия мобильного телефона, прозвучала отчего-то слишком резко и тревожно в вечерней тишине нашей квартиры.
На протяжении всей беседы мама только и делала, что краснела, бледнела и охала. Когда она положила трубку, у нее было точно такое же лицо, как тогда, когда отец сообщил, что уходит от нас – напряженное и тоскливо-безысходное.
Я с нехорошим замиранием на сердце поинтересовалась, что произошло.
-Алешка ушел из дома. – Севшим от волнения голосом прошептала мать – Оставил записку, забрал припрятанные Татьяной деньги и ушел.
-В милицию обращались?
Мать пожала плечами:
-Там только рукой махнули, им и без трудных подростков работы хоть отбавляй. Сказали приходить через пару дней и писать заявление, если он не появится.
-Может отцу сообщить? – я нерешительно бросила взгляд на фотографию, стоящую на серванте. Фотокарточка десятилетней давности, где мама, отец и я, обнимались на фоне заходящего солнца Анталии.
-Обязательно. – Согласно кивнула мать - Пусть подключит своих людей, может, что и получится… А на кануне тебе Алешка не звонил?
-Нет. – Я надеюсь, что в моем голосе не было слышно явного сожаления - Сама я как-то набирала на его номер, но он, ни разу так и не подошел к телефону…
-Вас же с ним было не разлей водой? Что с вами произошло? – с какой-то непонятной интонацией произнесла мать.
-Было – не было… - Я пожала плечами – По крайней мере, мне он не сообщал куда отправился.
Я задумалась и вновь вспомнила слова Артура о том, что Алешка должен
-Светлана – мама неожиданно смущенно кашлянула – Ты мне скажи у вас с Алексеем…
Она неловко замолчала, а я, чувствуя, как натягивается внутри какая-то струна, скрестила руки на груди и бросила:
-Что?
-У вас с ним что-то было, да?
Я вспомнила наш с ним поцелуй, если то что между нами произошло в тот день можно назвать поцелуем.
-Мама, он же еще ребенок! Как у меня с ним могло что-то быть, что ты говоришь? – от незнакомого ощущения досады и стыдливости покраснели щеки.
Мама виновато помялась и прошептала:
-Просто Татьяна говорит, что когда он приехал от нас парня словно подменили – он совершенно на себя не похож… Стал грубить, ходил вечно мрачный и вечерами пропадал на улице. – Тут ее голос неожиданно стал резким - И он уже не ребенок!
Я покачала головой:
-Мамочка, он просто подросток в переходном возрасте! И скорей всего через пару дней вернется. Есть захочет и прибежит. Ничего страшного!
Но тут я встретилась с маминым взглядом и почувствовала, что ошибаюсь и страшное уже произошло.
-Что? – хрипло прошептала я.
Отвернувшись в сторону, мама негромко произнесла:
-Из-за Алешки погибла девочка…
Я сразу вспомнила большие васильковые глаза и стук каблучков по лестничным пролетам.
Цок, цок, цок…
Внутри меня застыла маленькая льдинка. Маленький кристаллик льда добавился к большому айсбергу в моей душе. Говорят, что «Титаник» затонул после встречи с таким айсбергом. Я – не огромный корабль, я маленькая уставшая от неприятностей и бед девчонка, которая скоро будет задавлена огромный глыбой льда…
Похоже, мама что-то такое прочитала на моем лице, от чего спросила:
-Ты что ее знала?
-По-моему ее звали Вероникой, - чуть слышно прошептала я, положив голову на мамино плечо – А… как
Я цеплялась за воздух. Я не хотела верить в то, что лишилась еще одного друга. Но я так же знала, раз мать говорит, что в смерти Вероники виноват Алешка значит, так оно и было.
Цок, цок, цок…
-Она сбросилась с десятого этажа.
-Но причем здесь Алешка? - я недоуменно заглянула в ее лицо.
-Девочке было четырнадцать лет, – в мамином голосе звучала странная смесь печали и осуждения. - Она была на втором месяце беременности. Отцом ребенка, похоже, был Алешка. Она оставила записку…
Я словно вновь услышала резкий голос Алешки и огромные васильковые глаза.
-Зачем же она так… - я почувствовала острый прилив жалости к этой девочке, чья судьба оказалось столь трагичной.
Мама неожиданно крепко прижала меня к себе и как-то неловко поцеловала, прошептав:
