Жизор и загадка тамплиеров

явственно и толкуемых как кресты, на которых распяли разбойников. Однако любопытно отметить, что крест позади Святой Девы — обычный, с точками на концах, тогда как крест позади святого Иоанна имеет над горизонтальной перекладиной еще две наклонных. Эти три креста, бесспорно, так же точно воспроизводят тамплиерский, который хорошо известен и очень часто встречается.

Впрочем, кресты, изображенные поодиночке, в Домме бывают разного типа. Прежде всего это латинский крест с точкой, установленный внизу на чем-то вроде холмика. Отмечены также греческие кресты с равновеликими ветвями, иногда «сопровождаемые» в углах точками либо латинскими крестами с точками на концах, нижняя часть которых как бы разделяется натрое. Эти кресты, как и сцены распятия, — классические изображения, почти не отличающиеся от тех, какие можно видеть повсюду, совершенно канонические, к которым порой добавляется какая-то деталь, которую авторы рисунков, наверно, вспомнили из прочитанного.

Что странно в изображениях Домма, так это то, что в них проявляется фундаментальное противоречие, присущее ордену Храма. С одной стороны, тамплиеры отрекались от распятого Иисуса и плевали на крест, с другой — в тюрьмах они постоянно изображали крест и сцены распятия. Есть даже надписи: «Сие есть пища моя, и я верую», где речь идет о евхаристии, и нечто вроде проклятия папе: «Климент, разрушитель Храма». Это напоминает изъявление верности, признание символа католической веры. Следует ли из этого сделать вывод, что тамплиеры, заключенные в Домме, не были посвящены в тайну?

Увы, эти изображения, сколь бы трогательны они ни были, почти не дают нам сведений о вероятной символике ордена Храма. Всегда есть соблазн толковать какой-либо знак так или этак, тем более что символы могут приобретать разнообразные значения в зависимости от контекста. Здесь, как и во многих других сферах, тамплиерам приписали то, что им, должно быть, и в голову не приходило. Если люди Филиппа Красивого не нашли в резиденциях ордена Храма ни одного бафомета, потомство постаралось найти их немало. О «бафомете» в церкви Сен-Мерри в Париже мы уж не говорим. Известно, что эта скульптура появилась во время реставрации церкви, так подшутил один каменотес. Кстати, как можно назвать ее «бафометом»? Это изображение дьявола, какие часто встречаются в средневековых церквах и соборах. Но, похоже, уже не меньше века «бафометы» растут как грибы. Любая горгулья становится «бафометом». Любую гримасничающую статую безо всяких доказательств объявляют идолом тамплиеров. «Бафометов» искали даже на природе, в местах, где, конечно, были святилища, но намного более ранние. Нашли статуи со странными лицами и разинутыми ртами. Это бафометы — сказали нам. Однако следовало бы знать, что такое изображение божества с открытым ртом, называемое «кричащий бог» или «бог красноречия», восходит к галло-римским или даже к галльским, а то и к доисторическим временам. Если тамплиеры в самом деле отправляли причудливый культ не менее причудливого идола, напоминающего бородатую голову, образ его они взяли из народных легенд. И это не более чем символ. В память народа давно вошла отрубленная голова кельтского героя Брана Благословенного.

При всем том видно, что ни в пользу существования чисто тамплиерской символики, ни даже тамплиерского искусства аргументов не находится. Но это не значит, что тамплиеры не внесли своего вклада в развитие архитектуры, искусства и символики XII и XIII веков.

В самом деле, они поддерживали контакты с Востоком. Оттуда они привозили идеи, новые концепции, а иногда и людей. Если учесть, что среди тех, кому они покровительствовали и заказывали работу, было немало архитекторов, каменщиков и скульпторов, много ремесленников и художников, не понятно, почему бы они не могли оказать влияния на обычаи христианского Запада. Тамплиеры использовали романское искусство, которое в первые времена существования их ордена было современным. Потом они обратились к так называемому готическому искусству, поскольку оно, несомненно, лучше соответствовало требованиям времени. Здесь, кстати, в связи с необыкновенным подъемом готического искусства можно сделать кое- какие замечания.

Не тамплиеры — вопреки тому, что говорили слишком часто и бездоказательно, — придумали готический собор. Это сделали другие. Но, и это неоспоримый факт, тамплиеры способствовали созданию и распространению готической модели, действуя через посредство строительных братств, связанных с ними. А ведь святилище готического типа представляет собой полный разрыв с романским образцом. Не столько архитектура сама по себе, потому что архитекторы готики в конечном счете не сделали ничего иного, кроме как с помощью новой технологии (крестового свода и аркбутанов) разрешили деликатную проблему устойчивости стен, сколько новая идеология, которой руководствовалась готика. Романское здание — это место, рассчитанное на то, чтобы человек медитировал, молился и сосредоточивался, замкнувшись в себе. Оно дает возможность индивидуального раскрытия, прямого контакта индивида с божеством в сумрачной обстановке. Словом, романское здание — это внутреннее святилище, таинственность которого дополнительно усиливается архитектурными элементами и пластическими изображениями, унаследованными от галльской древности, чисто символическими и по сути эзотерическими, будь то купол в виде ротонды, форма колонн, их расположение и странные фигуры на капителях. Напротив, в новом готическом искусстве акцент делался на свет, на полетность форм и на просторность. Это уже не индивидуальное святилище, а коллективный храм для собрания общины, которую благодаря свету лучше видно и, значит, легче контролировать. Никакой загадочности, никакой тайны больше не было. И «трепетная вера» строителей соборов на самом деле вполне могла быть подчинена скрытому желанию легче господствовать над толпой верующих, объединив их в организованную группу, где каждый занимал бы свое место относительно других. Здесь индивидуальной сосредоточенности больше не было. А значит, больше не было необходимости во внутренней символике: эту ориентацию на внутреннее уничтожила просторная структура, влияние которой ощущаешь, но вместе с которой уже не трепещешь. Вы заметили, что символы и прочие эзотерические мотивы покинули интерьер готического собора, чтобы найти убежище снаружи, прежде всего на порталах? Эзотеризм христианского храма стал внешним. Он вызывает подозрения. Таким образом, он сделался профанным. Готический собор принадлежит к новому миру, вселенскому миру, более, чем когда-либо, подчиненным Богу, но где Его представителем на земле — а то и на амвоне — мог бы оказаться знаменитый Великий монарх, воплощением которого мечтал стать Филипп Красивый.

А ведь судя по тому, что мы можем знать об ордене Храма, он преследовал именно такую цель. Широко окутывая западный мир своей паутиной, он добивался не чего иного, как создания такого всемирного царства, превосходным олицетворением которого служит собрание верующих в готической церкви, готовое внимать слову, которое не потерпит возражений. Здесь уединенности нет. Медитация и молитва коллективны, как у цистерцианцев, достойными сынами которых были тамплиеры. И прежде всего, никакого сложного или таинственного декора: он мог бы искушать либо провоцировать на толкования, не сообразующиеся с официальной доктриной.

Этого-то и хватило бы, чтобы усомниться в существовании у тамплиеров особой символики. Она бы совершенно противоречила их миссии «объединять в ясности» или, по крайней мере, объединять, оставляя в неведении тех, кому знать было не положено. Если измена клириков имела место, то прежде всего ее искать следует у тамплиеров.

ГЛАВА V ОРДЕН ХРАМА И ГРААЛЬ

Любая эпопея происходит во «время начала», как сказал Мирча Элиаде, на заре существования человечества. Но эпопея, как и миф, повествовательной опорой которому она служит, бесконечно воспроизводится заново, заимствуя идеи у той эпохи, когда сочли нужным вызвать ее из мрака памяти. Подлинная и достоверная история тамплиеров, та, которую знают открыто и которая почти не вызывает споров, явно сродни эпопее — с рыцарскими сражениями, благородным идеалом, который надо защищать, борьбой Добра и Зла, вмешательством незримых сил и страстным поиском таинственного Предмета, будь то сокровище, будь то тайна, спасенная от потопа; будь то магическая формула, которая, если ее применить надлежащим образом, позволила бы преобразить мир. Таким образом, тамплиеры не стали исключением из