Марина из Алого Рога

вижу-съ: витаетъ почтенный челов?къ въ воздуся-хъ, все челов?чество на перси себ? принять готовъ-съ, любовь эдакая всеобъемлющая, анъ гранъ… Типъ сороковыхъ годовъ, изв?стно. Эстетикъ-съ!…

— А вамъ какихъ еще нужно? съ вызывающею улыбкой спросила Марина.

— И такіе нужны-съ, и такіе! засм?ялся Левіа?ановъ. — Только за этими, за благод?телями-то, изволите вид?ть-съ, должны стоять настоящіе, реальные люди… которые все вести должны-съ… И это даже гораздо удобн?е… и безопасн?е, потому эти эстетики, аристократы эти-съ, они тамъ, наверху, дов?ріе внушаютъ… и за ними челов?ку, что говорится, какъ у Христа за пазушкой. Теперь не мало такихъ прим?ровъ на Руси: аристократъ, знаете, благонам?ренный, выв?скою, размалеваннымъ этимъ орломъ, что пучитъ грудь на воротахъ-съ… ну-съ, а тамъ, внутри зданія, реалисты настоящее д?ло д?лаютъ-съ! уже захлебывался и облизывался Левіа?ановъ, рисуя предъ Мариной эту соблазнительную для него картину.

— А кто же лучше по-вашему, гн?вно задрожалъ голосъ д?вушки, — эти-ли честные люди на воротахъ, или т?, которые ихъ 'тамъ, внутри,' обманываютъ?

— Да кто же вамъ говоритъ про обманъ! словно даже и обид?лся тотъ: — никакого обмана тутъ н?тъ- съ, потому что естественнымъ теченіемъ, непоб?димою силою вещей, эстетикъ-съ всегда, въ каждомъ данномъ случа? долженъ подчиняться реалисту, ибо самая великодушная фантазія безсильна предъ фактомъ-съ. А съ фактомъ эстетикъ справиться не въ состояніи-съ, и съ перваго же разу мизерн?йшимъ образомъ пасуетъ предъ нимъ-съ, потому что онъ, изв?стно, орелъ-съ, свысока, анъ гранъ!… А реалистъ — кротъ, руки себ? марать онъ не боится, всякіе входы и выходы знаетъ-съ, терп?ніемъ, голодомъ да холодомъ повитъ и вскормленъ, такъ-сказать… такъ какъ же ему не ос?длать почтеннаго верхогляда-съ, воздыхающаго о польз? народа на тысячномъ матрац? и не разум?ющаго даже того, въ чемъ именно эта польза народа состоитъ-съ! В?дь вы подумайте только о томъ: в?дь благод?тель этотъ съ мужикомъ и говорить-то не ум?етъ-съ, в?дь, какъ онъ тамъ себ? ни распинайся и ни гуманничай, в?дь онъ крестьянскому-то своему воспитаннику вов?ки-в?ковъ чуждъ останется, и будетъ въ немъ вид?ть этотъ сынъ народа все то же начальство-съ, которое онъ съ пеленъ пріученъ ненавид?ть!…

— Неправда, пылко заступилась Марина, — онъ этого мальчика, воспитанника своего, любить будетъ, а любовь… это всякій чувствуетъ!…

— Любовь! захихикалъ опять Левіа?ановъ, — любовь во Христ??… Ну-съ, эта штука стара, ее бросить пора! На нее босому сапоговъ не сошьешь!… На этой-то штук?-съ вс? они проваливаются, благод?тели-то!… Какая тутъ христіянская любовь-съ, когда весь общественный порядокъ ни черта не стоитъ, и…

— И вы бы хот?ли мальчикамъ разрушеніе его пропов?дывать! не сдерживаясь бол?е, не дала ему кончить Марина.

'Эге, да какъ она прямо хватаетъ!' подумалъ н?сколько озадаченный 'сынъ отечества'.

— Я вижу, барышня, сказалъ онъ громко, — что вы не даромъ изволите проводить ваше время въ обществ? сіятельныхъ лицъ, слишкомъ вы консервативны стали-съ… Только къ чему вы эти жалкія слова говорите: 'разрушеніе' и прочее? Какое тутъ разрушеніе? Коли вещь ц?ла и здорова, такъ она отъ слова прахомъ не разсыплется… Ну, а если прогнила она вся насквозь, в?дь вы ее отъ самогибели нич?мъ не спасете-съ! Я полагаю, что вашъ графъ, какъ умный челов?къ, самъ за гниль стоять не станетъ-съ…

— Я все это слышала, знаю! еще разъ прервала его д?вушка.

Глаза ея гор?ли какъ въ лихорадк?; она едва совлад?вала съ нервною дрожью, пронимавшею вс? ея члены.

— Я знаю, я сама испытала… все, чему вы насъ учили тамъ, въ пансіон?… и они, эти, — Марина кивнула на столъ съ журналами, — это гниль…. и смерть… да, гниль и смерть!… Я неум?лая, ничего не знаю, ни за что приняться не ум?ю, — такъ хорошо воспитали меня! Но я чувствую, вс?мъ существомъ моимъ чувствую, не этому сл?дуетъ учить народъ… что вы не учители его, а презиратели!… Они, эти 'эстетики', надъ которыми вы см?етесь… такіе люди, какъ графъ, — они тысячу разъ ближе къ б?дному народу… онъ ихъ всегда въ тысячу разъ будетъ бол?е уважать, любить, ч?мъ васъ, злюковъ, ненавистниковъ!…

Левіа?ановъ оп?шилъ… Этотъ горячій, прерывающійся голосъ, эти сверкающіе глаза, негодующія яркія губы, — ему еще и не случалось натыкаться на что-либо столь искреннее, сильное и красивое. Но, главное, онъ понималъ, что она, эта красавица, гораздо глубже проникала въ суть вещей, ч?мъ онъ это могъ предполагать, и что это подымалось теперь серьезною преградой къ достиженію имъ т?хъ политическихъ и матеріальныхъ ц?лей, для которыхъ онъ, по иниціатив? Вермана, прі?халъ въ Алый-Рогъ.

— Многоуважаемая эксъ-ученица моя, началъ онъ посл? довольно продолжительнаго размышленія, стараясь придать теперь какъ можно бол?е игривости своимъ словамъ, — я никакъ не думалъ, чтобы мы съ вами когда-нибудь встр?тились врагами на пути жизни… А еще мен?е, чтобы вы р?чамъ моимъ могли придавать неблагонам?ренное значеніе-съ. Такія бес?ды-съ, какъ сейчасъ наша съ вами, повторяются теперь ежедневно во вс?хъ пунктахъ пространнаго нашего отечества. Это еще Тургеневымъ въ Дым? зам?чено-съ очень в?рно: сойдутся вм?ст? два русскихъ челов?ка, и тотчасъ же начнутъ о судьбахъ Россіи… И высказываются большею частію при этомъ мн?нія… самыя крайнія-съ, нел?пыя иногда… Однако это нормальному теченію жизни нисколько не м?шаетъ-съ, и отъ этихъ разговоровъ никакого разрушенія, ниже бунта не происходитъ-съ… Такъ и теперь между нами… Все, что вы мн? выразили о граф?, - а я не могу не принять въ серьезъ уб?жденія такой умной личности, какъ вы, — доказываетъ мн? то, что онъ челов?къ съ мозгами…. И я ув?ренъ, что еслибы мы теперь разсуждали съ нимъ, отправляясь отъ понятій самыхъ противоположныхъ, мы бы непрем?нно сошлись и подали другъ другу руку на одной, равно намъ дорогой иде? — на желаніи общей пользы.

— Никогда, никогда бы не сошлись! закачала головой Марина.

— Позвольте однако!… перебилъ ее Левіа?ановъ и — пріостановился. — В?дь я васъ настолько знаю… и уважаю, заговорилъ онъ опять, какъ-то насильственно и тревожно усм?хаясь, — что ув?ренъ… вы на доносъ и наушничество не способны…

— Какое наушничество? открыла она большіе глаза.

— Вы не стали бы предостерегать графа… что вотъ это опасный, молъ, челов?къ… агитаторъ, что-ли?…

— Н?тъ, н?тъ! поняла Марина и презрительно усм?хнулась въ свою очередь, — ничего бы я его не предостерегала… потому что онъ самъ…

Она не договорила. Левіа?ановъ съ ненавистью покосился на нее.

— Вы большое вліяніе на него им?ете-съ? пропустилъ онъ, поджимая свои длинныя губы.

Она глянула на него во вс? зрачки.

— На такого челов?ка вліянія я им?ть не могу, — но уважаетъ онъ меня, въ этомъ я уб?ждена…

Онъ не выдержалъ этого взгляда и, пробормотавъ: 'я ув?ренъ, ув?ренъ', пошелъ опять ходить по комнат?.

Настало молчаніе… Левіа?ановъ стоялъ у открытаго окна гостиной и гляд?лъ въ садъ.

— Графъ с?дой? спросилъ онъ. — И голову н?сколько внизъ держитъ?…

— Д-да…

— Такъ это онъ!… И съ нимъ дама?… В?дь онъ не женатъ?

— Н-н?тъ…

— Такъ позвольте полюбопытствовать: кто же это съ нимъ? обернулся къ Марин? Евпсихій Доро?еичъ.

— Одна его родственница, — княгиня Солнцева.

— Родственница! протянулъ за нею Левіа?ановъ, принимаясь опять гляд?ть въ окно. — Ловко од?та, шельма! выразилъ онъ свое одобреніе, и примолвилъ:- собаку на этомъ съ?ли аристократки эти!

Покачиваясь, какъ бы въ раздумьи, съ одной ноги на другую, онъ постоялъ, постоялъ у окна — и вдругъ разомъ повернулъ къ Марин?.

— Можете-ли вы мн? дать одно ваше честное слово?