животы, распирающие кителя, объемные задницы, сплющенные от долгого сидения.
'Нестандартно мыслящий' был прав. И без специального образования было ясно, выгони их в город, заставь сменить партикулярные костюмы на одежду попроще – не отличить от обитателей низкопробных рюмочных и пивняков, где, если верить и н ф о р м а ш к е, они и обретались в служебное и неслужебное время.
Убедившись, что докладу можно верить, накрутил хвост всему своему 'агентурному аппарату'. Требовалось взять под плотный контроль все более или менее значительные фигуры. Прежде всего, своего первого зама Давыдова и начальника Службы внутренней безопасности Калашникова. Проворонить заговор он не имел права. Либо его тихо опрокинут, освободив место для своего, либо как-то вечерком придут с п р е д л ож е н и е м, отказ или согласие в равной мере вязали его н а с м е р т ь .
И последний вывод. Самый сокровенный. В любой момент могла грянуть Чистка. Такие 'органы' были не просто ненужны, а смертельно опасны. Сделать на них ставку мог только полный идиот, воспитанный на многолетнем восхвалении чекистских подвигов в советской прессе. А за провал в и г р е, а он запрограммирован, если привлекать в исполнители низкосортный человеческий материал, отвечать ему, Ларину.
А кто ответит за все грехи Особого периода? Качнется маятник политических интересов, и первой срежет его голову, до замов может и не дойдет. Одна радость, если в расход пустят всех скопом. Не так обидно будет, когда всех выстроят вдоль одной стенки.
Он запросил из архива все материалы по делу Ежова, Ягоды и Берии. Подлинные, с грифом 'хранить вечно', а не те ошметки информашки, что бросили толпе в шизоидное времечко гластности. Чтиво на Ларина произвело угнетающее действие. Нет, его мало волновали страдания и предсмертное отчаяние жертв. Он интересовался главным – тактикой работы аппарата. И пришел к неутешительному для себя выводу: мотивы менялись в зависимости от политического момента, но механизм п о д с т а в к и был доведен до совершенства.
Ларин вдруг улыбнулся, вспомнив Анастасию. Девке, можно сказать, повезло, есть шанс через десяток лет тиснуть мемуары 'Я была любовницей Ларина'. Все прибавок к пенсии. Но зная ее характер, он был уверен, Стаська ждать не станет. Пока не потеряла формы, снимется для 'Пентхауза' и вывесит свои 'нюшки' по всему Интернету. Можно не сомневаться, от стыда не сгорит, еще и гонорар сдерет по высшему тарифу. 'Эту позу особенно любил бывший шеф русской секретной службы, расстрелянный в подвалах Лубянки'. Можно себе представить!
«Дурак! – оборвал он сам себя. – Ты обречен. Самой своей должностью обречен! Покажет Стаська свой голый зад всему миру или нет, тебе уже будет до лампочки. Надо искать выход. Помереть, повесив на себя своих и чужих дохлых собак, много ума не надо. Надо думать, думать, думать! Пересчитай все варианты, ставь на тот, что позволит тебе в два хода выйти из опасной зоны.
Первый – спрыгнуть с кресла шефа этого дурдома. Второй – войти в союз, в долю, а я могу такие досье в уставный фонд внести, любая группа с радостью примет! Главное, не просчитаться, за мою голову и личные архивы дадут много, а посему велик соблазн сыграть меня 'втемную', сторговаться за спиной, а потом с двух сторон разом – и в лепешку!
И главное, главное – максимально дистанцироваться от Старостина! Нафиг его игры! Хочет всех под себя подмять, это очевидно. А ну как надорвется? Лопнет пупок у нашего всероссийского Старосты, а у тебя задница на фашисткий знак треснет! Нет, надо искать варианты. Нужен зазор для маневра. Иначе – конец!»
На приставном столике у рабочего стола низким зуммером загудел телефон ВЧ-связи.
Ларин чертыхнулся. Никакого желания бежать через весь кабинет к телефону не было. Наоборот, больше всего хотелось забиться в темный уголок, затаиться и ждать, когда кто-то другой поскользнется на паркете – и насмерть.
Он не любил свой кабинет. Только войдя в это самое секретное в стране помещение с камином, где никода не горел огонь, Ларин решил, что он здесь временно. Начальник хозуправления так и не дождался отмашки нового Председателя. Вопреки традиции в кабинете не грянул ремонт. Ларин суеверно не стал ничего менять под себя. Интерьер так и остался 'а-ля Овальный кабинет в Белом доме', каким его завел предыдуший хозяин. Сам хозяин вскоре переселился в камеру во внутренней тюрьме.
Легенда гласит, что выволокли тайным ходом прямо из-за стола. Врет легенда. Ларин лично проверял: тайный вход в кабинет, которым поколения владелецев пользовались из конспирации, а группы захвата для облегчения своей работы, кто-то давно замуровал. Ларин грешил на одного председателя времен перестройки. Ему, полудиссиденту, полустукачу было чего бояться в этом нашпигованном тайнами здании.
Из того же суеверного страха застрять в шатком кресле шефа ГСБ Ларин старался без особой нужды не садиться за огромный, как крышка рояля, рабочий стол. Ворошить документы и думать предпочитал за низким журнальным столиком, спрятанным от любопытных глаз в темном углу кабинета.
Телефон на третьем гудке включил определитель.
– Звонит товарищ Старостин, – хорошо поставленным баритоном произнес аппарат.
