проверенных до седьмого колена, вдалбливались с первых дней вхождения неофита в систему 'органов'.
Через 'кадровых' протягивали свой интерес 'старые кадры'; в какие бездны уходил и х интерес, Барабин предпочитал не дознаваться, себе дороже. Но он был, этот интерес. Причем такой, что 'старые кадры' сознательно склоняли ход событий к крайним мерам. Самый быстрый и надежный способ устранить неподходящего – спалить его на лично проведенной и безнадежно проваленной операции.
Дураку было ясно, Ларина сожрут, те или эти, но сожрут непременно. А потом придет новый. Будет мести, как на Руси полагается, новой метлой. Куда направит невидимая рука эту метлу, Барабину было небезынтересно.
Но малая чистка, на своем веку он пережил их не одну, еще полбеды. Не дай бог, грянет Большая Чистка! А все шло именно к ней. Как чистят, вернее, зачищают 'органы' наиболее острые факты в своей биографии, он подробно изучил по хранящимся под его надзором пожелтевшим архивным делам, и прекрасно знал, как рубят концы. Вместе с отягощенными опасными знаниями головами.
Врут лукавые, говоря, что их контора – производство безотходное. Смотря, что считать отходами.
Грянет Чистка, спалят в одночасье и дела, и людей. Прах, так сказать, к праху. То, что реестры дел, предназначенных к забвению и людей, приговоренных к закланию, ведутся постоянно, он теперь не сомневался.
Весь вопрос, как стать нужным на все времена. Проблема личного бессмертия в рамках системы сводилась к максимальному удалению от грязной работы и вхождению в 'тайный круг' хранителей духа Системы.
Первое условие Барабин выполнил. Если повезет, выполнит и второе. Главное, соблюсти меру. 'Тайный круг' хранит свои секреты надежней и беспощаднее.
– Ого! – Барабин заворочался в кресле.
Снимая трубку, успел глянуть на часы. Не прошло и десяти минут.
'Приперло, мужиков, не утерпели!' – сыто ухмыльнулся он.
– Барабин, слушаю вас! Понял. Выхожу немедленно!
Он достал из стола бутылочку с розовой жидкостью. Отхлебнул из горлышка. Тщательно прополоскал рот мятной водой. Сплюнул розовую пену в стакан.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Не выдержав нового приступа боли, он прижался к стволу сосны и закрыл глаза. В нос ударил терпкий запах разогретого на жаре дерева; захотелось упасть, зарыться лицом в траву, чтобы солнце грело спину, и от ласкового тепла, разливающегося по телу, и дурмана летнего разнотравья пришел сон, красивый и легкий, как в детстве.
Сзади в лесу, уже совсем близко, послышались голоса и мерный хруст веток. Максимов затравленно оглянулся. О н и шли не таясь, растянувшись в цепь, как охотники на облаве. Как ни старался их сбить со следа, не удалось.
– Вот теперь ты допрыгался. Теперь – все! – прошептал он сам себе.
За последним рядом деревьев начиналась огромная поляна, широкой проплешиной сползавшая с холма.
«В самом узком месте – метров триста, – прикинул Максимов. – Если дотянуть до того пятачка берез, то … Нет, это первое, что им придет в голову. Останавливаться нельзя. Бежать надо до самой опушки, прикрываясь березками. Там прилягу, переведу дух… Повезет, пойдут цепью, тогда успею пяток снять, пока не залягут. Еще пару человек можно накрыть по выстрелам. Дальше, хрен его знает… Скорее всего, залягут и будут ждать подкрепления. Высадят десант с тыла, и погонят малой скоростью на 'номера', как зверя. Вот непруха, а!»
Еще раз прислушавшись к лесу, он подхватил винтовку и, припадая на правую ногу, по бедру растекалось темное пятно, подсохшая кровяная корка больно бередила рану, но посмотреть, что там, было некогда, побежал, путаясь в густой, годами некошенной траве …
Он почти повис на тонком стволе березки, хрипло выдохнул и сплюнул вязкую слюну.
«Ну, что же ты, гадина, а! – Правая нога самопроизвольно дергалась в судороге. Максимов что есть силы сжал руками колено, пытаясь унять дрожь. – Только не здесь. Бежать надо, бежать! Первой же очередью прочешут березняк, ты же это понимаешь. Давай же, давай!»
Сзади над лесом, почти у самой опушки, взвилась в небо вспугнутая сойка. Максимов закусил губу и заставил себя бежать…
Как подрубленный, он упал, едва дотянув до тени первых деревьев.
Мягкая, чуть влажная трава приятно щекотала пылающее лицо. Он с трудом перевернулся на спину. Солнечный свет, просеянный сквозь листву, терял свой июльский жар, от непрерывной пляски темных пятен листьев в слепящем мареве, а может опять сказалась недавняя контузия, закружилась голова, и к горлу подступила волна тошноты.
– В магазине осталось восемь патронов. – Он усилием воли цеплял ускользающее сознание, заставляя себя говорить вслух. – Еще один – полный. Гранат нет. На хвосте усиленный взвод. Сорок стволов, против моего одного. Скорее всего, подмоги ждать не станут. Залягут, сориентируются в обстановке, оставят охранение у раненных и начнут воевать в полный рост. С такой ногой ты поменяешь позицию раза три, потом накроют.. Прижмут к земле. И быстро поймут, что один. Группой не подберутся на бросок. Или закидают гранатами, или постараются взять живым. Последнее вероятней, но меньше всего улыбается. Не