злобу.
– Во-во! Его гасить надо было по счету раз. Клиент по литеру 'А' проходит, а они сопли жевали. Кста, кто сказал, что он живой нужен?
– Начальство.
– Твое?
– 'Центр'. Не разобрались, спустили указивку. А нам отдуваться.
Верзила тяжко вздохнул.
– Как говорится, все шло путем, пока не вмешался Генштаб.
– Ты уже надумал, как его брать будем?
– А что мне думать? Вон, лошадь пускай думает, у нее голова – во! – Он на секунду оторвал руки от руля, показав предполагаемые размеры лошадиной головы. – Может, и нету там его, а? Он же к 'железке' рвался. Вот и тю-тю литерной скоростью на первом же товарняке. Как мысль?
– Оптимист, бля, – поморщился Седой.
Верзила щелкнул тангетой рации, в полутемной кабине ярко вспыхнул малиновый огонек.
– Центральный, ответь 'Рамзесу'.
– 'Рамзес', на приеме Центральный, – прохрипела рация.
– 'Полста пять'. Подтвердите. Прием.
– Подтвержадаю 'полста пять'. 'Рамзай','Рамзай', для вас информация. Выход из леса, квадрат двадцать два – одиннадцать, 'по улитке' – шесть, квадрат двадцать два – двенадцать, 'по улитке' – тройка, перекрыты заслонами силами комендантской роты соседней вч. Работают на частоте 442, позывной 'первого' – 'Шмель'. Организуйте взаимодействие. Как понял, прием?
– Позаботились, спасибо! – Верзила шлепнул микрофоном по колену. – Нет, ты видал, а? – обратился он к Петровскому. – Здесь в округе кроме стройбата с лопатами не фига нет! Ну, сейчас будет делов! Сейчас навоюемся!
– 'Рамзес', прием! – позвала рация.
Верзила вновь поднес микрофон к губам.
– Да на приеме я! Чем еще обрадуешь?
– Больше для вас ничего не имею. Конец связи!
Верзила отшвырнул микрофон на 'торпеду'. Распахнул на колене планшетку.
– Идиоты, блин! – простонал он.
– Что? – насторжился Петровский.
– Через плечо! Они ему, козлы, в Переделкино уйти не дали.
– А в поселке разве было бы легче?
– Там было бы иначе.
Петровский посмотрел из-за его плеча на лес.
Хмарь, слякоть, а главное – ни черта не видно вокруг. Он, выросший в городе, всегда испытывал инстинктивный страх перед чуждым лесным миром. Меньше всего сейчас хотелось идти туда, в темноту, наполненную скрытой незнакомой жизнью, да еще с возможность получить пулю из-под каждого куста.
Бронированный 'ЗИЛ', вспугнув ревуном блок-пост, перевалил через переезд. Охрана, увидев эмблему спецназа ГСБ на капоте и по бортам, не стала высовываться из-за бетонных плит.
У моста через речушку верзила остановил 'ЗИЛ'. Кулаком грохнул по стенке фургона.
– Подъем, кишкомоты! Хорош массу давить! К машине!!
За перегородкой послышалась возня и тихая ругань. Верзила вытащил из фиксатора на задней стенке автомат, распахнул дверь и выпрыгнул наружу.
Петровский выбрался на промозглый ветер. Зябко поднял воротник бушлата.
По правую руку чернел срез холма, густо утыканный надгробьями. Впереди чернели остовы разгромленных писательских дач.
«Ну и местечко!»
Он подошел к перилам моста, сплюнув в черную воду.
Сзади горохом поспались удары тяжелых бутсов об асфальт.
Петровский смотрел на рослых парней в темных пятнистых комбинезонах. Они разминали ноги, тянулись сильными молодыми телами. Близкая опасность, казалось, только возбуждала их, кто-то что-то сказал вполголоса, и тут же остальные ответили дружным приглушенным смехом. Он поежился и еще выше задрал воротник бушлата.
– О, бля, рты раззявили! Даю минуту покурить, отлить, заправиться. И хорош лясы точит, Пеликан. – Верзила растолкал сгрудившихся вокруг него людей и подошел к Петровскому.
– Не везет, так не везет от начала и до конца! Гнилое дело, сердцем чую. А ну их! – Он полез в карман за сигаретой. – Хорошая работа начинается после хорошего перекура.
Петровский прикурил от протянутой спички, покосился на верзилу и, придав голосу необходимую твердость, почему-то решил, что тот должен лучше реагировать на 'командирский' тон, резко бросил:
– Тянем время, капитан! Выводи людей на рубеж, будем брать, пока не стемнело. Предупреждаю, огонь открывать только в крайнем случае!
Верзила лихорадочно пускал дым, разглядывая темную полосу железнодорожой насыпи, стараний Петровского не оценил, даже не пошевелился.
– Ты меня понял? Выводи людей! И вбей себе в башку…
Верзила с неимоверной для своих габаритов резкость, – Петровский только успел дрогнуть, – сгреб его за грудки, так что хрустнуло в спине, пахнул в лицо табачным перегаром:
– Это я твою седую башку в землю вобью! По самые пятки, ясно?! Своими людьми командую я, ясно?! – Он оттолкнул Петровского. – Сиди и не выеживайся, командир гребаный!
Он злобно пыхнул сигаретой.
– Завалишь дело, я рапорт напишу, запомни! – просипел Петровский.
– Да пошел ты! Рапорт он накатает. На меня уже три тома 'телег' накатали, а как такое задержание – я первый. Иди, Василь, рви задницу, спасай Родину! – Он выбросил сигарету в воду. – Извини, нервы. Третий выезд за день. И все со стрельбой.
Верзила вздохнул, как заезженная лошадь.
– Василий, мне он живым нужен. Кровь из носу.
– Кровь уже пустили без тебя! Я сейчас типа взаимодействия с комендашами организовал. Они обрадовали: кажись, подстрелили они его.
– Насмерть?
– Твоими устами… Зацепили слегка. До леса дошкондыбал. – Василий закрыл глаза. – Не мешай. Чую я его, чую… Он умирать решил. Причем, с боем. Эх, плохо наше дело, башка седая!
– Что-то я тебя не пойму, Василий?
– А что тут, Седой, понимать? – проборомотал Василий, не открывая глаз. – Сидит сейчас твой клиент под кусточком и ждет. Бить будет на любой шорох. А за лесом нас ждут обмочившиеся от страха бойцы, они, может быть, после присяги второй раз в руки автомат взяли. Шмалять будут по всему, что шуршит и дышит. Вот тебе и обстановка. Из лесу нам выходить нельзя – свои окучат. В лесу по такой темноте лазить – смерть искать. Первый выстрел его, сам понимаешь.
Он проморгался, вытер комок в уголке глаза.
– Как клиента кличут?
– Антон Орехов, кличка 'Филин'.
– Значит, глазастый. Или в темноте отлично видит. Иначе бы не прилепили такое погоняло. Что особо опасный, не фуфло?
– Если честно, нет. Молодой, но уже матерый.
Василий хищно прищурился.
– Так значит!
– А прибор? – встрепенулся Петровский. – Как его… 'Курсор'! У вас же должен быть радар.
– Знаешь, куда его засунь! У него сейчас очко лучше любого прибора. Вот я и говорю, давай подождем. Неизвестно, куда ему дырок понаделали. Может через часок сам дуба даст, а? Подберем, как родного, без
