отвесил Спартаку легкий подзатыльник, который тот с покорностью принял. — И бумагу от спортобщества, что патроны этой серии ему выдавались для тренировок.
— Так было дело? — спросил Злобин.
— Ну, — кивнул Спартак.
— Когда принес, Валька ему под расписку патроны выдал. — Он опять шлепнул спортсмена по макушке. — Вытаскивай бумагу.
Спартак полез в карман, достал мятый листок.
— И вот еще. — Поверх бумажки он положил две коробочки с револьверными патронами.
— Видите, специальные. На срезе выемка, а не острие, как у обычных.
— Чтобы в мишени не просечка, а дырка получалась, — неожиданно ожил Спартак.
— Да молчи ты, тормоз! — зашипел на него Колька. — Из-за тебя человека чуть с дерьмом не съели. Делай вам потом доброе дело. Надо было закрыть тебя в камере, пока бумага из спортобщества не придет и лицензию не восстановят.
— Бумажка от спортобщества где? — спросил Злобин.
— Вот. — Колька выложил на стол как туза письмо на бланке спортобщества «Спартак». — Номер серии совпадает с этими патронами и с теми, что Валька указал в расписке.
— А с теми, что изъяты из сейфа?
— А какое нам до них дело? — хитро усмехнулся Колька. — Наши, то есть Валькины, вот они. А те? Может, их городские с собой принесли!
— И ты в это веришь? — усмехнулся Злобин, до него уже начал доходить виртуозный трюк, проделанный Колькой.
Лишь далекие от юриспруденции люди считают: закон что дышло, крути его, как душа пожелает. На самом деле закон требует максимальной точности и недвусмысленности, иначе очень быстро узнаешь, что не дубовое дышло он, а острый меч. Изъяли и описали у Шаповалова патроны, фигурировавшие в деле, — значит, отвечать он должен именно за них, а не за все, выпущенные в России за последние десять лет. Расписка в получении и патроны, принесенные сейчас Спартаком, снимали с Шаповалова все обвинения. Более того, это порождало такой сонм вопросов, что проверяющим проще будет спустить дело на тормозах. Иначе придется отрабатывать версию, что патроны кто-то подбросил; проводить экспертизу замка на сейфе; снимать показания со всех, имевших допуск в помещение, — и так далее до бесконечности. Такой организуется бардак, что на прокуратуру можно смело вешать замок, все равно ни жизни, ни работы не будет.
Злобин невольно поднял глаза к потолку. Вполне возможно, что тщательный обыск обнаружит там жучки. Чьи, кто установил, с какой целью? Опять вопросы. На которые никто не даст ответа.
— Я верю своим глазам, — солидно, явно кося под Груздя, произнес Колька. — А они видят патроны в искомом количестве, номера соответствующие и расписку в получении, написанную почерком Вали. Спартак больше одной закорючки писать не умеет, вот Валька за него все и написал. Спартак только подпись поставил. Этот, — он изготовился дать новый подзатыльник, но передумал, — расписку в такую задницу засунул, что вдвоем еле нашли! Всю квартиру перерыли.
— Почему Шаповалов сразу не предъявил свой экземпляр?
— Черт его знает, — пожал плечами Колька. — Может, задевал его куда. А может, поиграть решил. «Скорее последнее, — решил Злобин. — Крутил собственное расследование и, конечно же, хотел знать, кто из коллег крышует Самсонова».
Злобин перевел взгляд со Спартака на раскрасневшегося Кольку. Потом задал вопрос таким образом, что после него дело хоронилось окончательно и бесповоротно:
— Все произошло в этом кабинете, в твоем присутствии, — Злобин, как в шпаргалку, бросил взгляд в расписку, — двенадцатого числа, так, Николай?
— Истинная правда! — Коля клятвенно приложил ладонь к груди. — Своими глазами видел, как Валька передавал патроны и писал расписку.
— Спартак?
— Ну, эта… После тренировки зашел, — начал было Спартак.
— Число какое было, тормоз? — насел на него Коля.
— Я че, помню? У меня каждый день тренировки. — Спартак втянул голову в плечи и приготовился получить очередную затрещину.
— А здесь что написано? — Коля ткнул в бумажку.
— Двенадцать. О! — сам удивился Спартак. — Значит, двенадцатого и было.
— Вот она, спортивная гордость страны! — погладил его по макушке Коля. Злобин спрятал улыбку.
— Так, спортсмен, марш вон за тот стол и пиши все, что здесь говорил, — скомандовал он. — Своими словами, как сможешь.
— В городской умрут от хохота, он же в слове из пяти букв восемь ошибок делает. А про запятые даже не знает, — прошептал, давясь от смеха, Коля.
— Боюсь, им там не до смеха будет. Спартак уселся за стол и принялся потеть, водя ручкой по бумаге.
Злобин поманил Колю, тот опять перегнулся через стол.
— Ты откуда серию узнал, нахалюга? — одними губами прошептал он.
— Так шмон при мне же был, — так же тихо ответил Коля. — А память зрительная у меня, как фотоаппарат «Кодак».
— Расписка не фуфло? — продолжил допрос Злобин.
— Клянусь! Валька при мне ему впарил расписку, когда постановление по Спартаку выносил. Патроны оставил на хранение, операм же передавать ничего нельзя, они их быстро кому-нибудь впарят. Тормозу этому сказал: принесешь бумаги — отдам. А он сопли жует до сих пор.
— Ты с парного убийства сразу к нему полетел? Колька кивнул.
— Молодец! — Мысль о жучках в потолке почему-то прочно засела в голове Злобина. Он понизил голос до едва слышного шепота. — Откуда патроны?
— Слава богу, в спортобществе всю серию расстрелять не успели, — так же тихо ответил Коля. — А этот идиот непуганый опять целую коробку домой принес. Представляете? — Он оглянулся на сопящего над бумагой Спартака. — Я как увидел, чуть до потолка не подпрыгнул. Повезло, просто повезло.
— Это Вальке с другом повезло, — подмигнул ему Злобин.
Колька зарумянился и отвел глаза.
— Возьмешь каракули и автора — и дуй в городскую, в сорок седьмой кабинет, — зашептал Злобин. — По дороге поработай с парнем получше. На деталях же качать будут, понял? Сам инициативно не суйся.
Колька старательно кивал в конце каждой его фразы. Злобин решил, что по инерции Колька в ответ на вопрос скажет правду, просто не успеет перестроиться и заюлить.
— Откуда ветер дует, знаешь? — без паузы спросил он.
Коля лишь на долю секунды промедлил, потом кивнул.
— Кто навел проверку? — уточнил Злобин.
Коля поднес раскрытые ладони к лицу, изображая тяжелую морду Груздя. Даже глаза умудрился сделать пуговичными.
— Я давно подозревал, что у него дубликаты ключей и печатей есть, — горячо зашептал Колька. — Кто-то негласно шмонал сейфы, я Вальке постоянно говорил. Дурак, не верил.
Злобин вспомнил, как тяжко обиделся Груздь, когда увидел, что фельдъегерь увозит все, наработанное Злобиным за день.
Злобин прислушался к себе. Совесть молчала, свернувшись волчонком где-то глубоко внутри. По здравом размышлении, Валька Шаповалов максимум нарывался на выговор, и то если бы попал под горячую руку.
В своей прокуратуре Злобин тоже периодически устраивал шмон по сейфам, но делал это открыто. Найди он патроны, отодрал бы следака до потери пульса и погнал бы рысью за таким Спартаком, чтобы все бумажки в зубах принес. Но натравить на парня инспекцию из вышестоящей организации, а потом якобы
