скалил зубы. Два года назад, когда Модный только завел пса, пара человек с непривычки ненароком приблизились на опасное расстояние, пришлось накладывать гипс на передавленные стальной челюстью лодыжки. Больше желающих попробовать на себе удар челюстей стаффордшира не находилось. Между кейсом и остальным миром образовалась мертвая полоса. Звали пса, даром что благородный стаффордшир, весьма не аристократично — Бакс Рваный. Бакс, потому что по жизни охранял баксы хозяина, а Рваный, само собой, потому что за баксы мог порвать кого угодно.
— Интересуюсь тем, к чему он пристегнут, — ответил Глеб.
Модный намек понял, но с плебейской значительностью тянул время. Слишком долго размышлял, потом так же долго целился. Ударил, с грехом пополам загнав шар в лузу.
— Бабки всем нужны, — победно усмехнулся Модный.
— Вот и предъяви. Цену знаешь. Предоплата сто процентов.
Модный, причмокнув губами, тихо затянул мотивчик про мальчика, что поехал в Тамбов.
— Модный, если у тебя ситуация, как в еврейском анекдоте про коммунизм, нет денег — не строй — так и скажи. Я пойду, чтобы зря время не терять.
Глеб оглянулся. Басурман, прозванный так за лысую как шар голову и припухшие до узких щелей глазки, старательно вставлял глебовскую сим-карту в свой мобильник. Басурман был лучшим у Модного. Сильный, как Слива, хитрый, как Кика и преданный, как Родик. И команду быков подобрал себе под стать, молчаливых, исполнительных и жестоких.
— Можешь оставить себе. Считай, подарил, — бросил Глеб Басурману.
— Я что-то не понял, какой анекдот? — спросил Модный.
Глеб повернулся и посмотрел ему в глаза.
— А тот, где еврею предлагают отдать наследство дедушки на строительство коммунизма. А он говорит, что дедушка его учил: нет денег, не строй. Потому и умер миллионером.
Модный выдавил напряженную улыбку.
— Смешно.
— Очень, — кивнул Глеб. — Так что там с бабками? Если дефолт подкосил, я пойму.
— Это кидалово для лохов придумали. А мы как были при деньгах, так и остались.
— Тогда какие проблемы?
Глеб спиной почувствовал, как напряглась братва. Начиналось то важное, ради чего Модный играл спектакль.
— Проблем нет. Половину даю сейчас. Вторую — когда увижу товар. С нее отстегну твою долю.
Глеб завел руки за спину, покачался с пятки на носок.
— Иными словами, до завтрашнего вечера за товар перед клиентами отвечать мне?
— Добазаривайся со своими клиентами сам. Ты за это процент имеешь. А я свое слово сказал.
— Я разговаривал с батей… — начал Глеб.
— О чем ты перетирал с батей, меня не касается, — оборвал его Модный. — Товар беру я на своих условиях. Все!
Модный разогнал кием шары по столу. Взял два, выставил в середине боком друг к другу, перпендикулярно центральным лузам.
— Фишку эту знаешь? — Он неожиданно перешел на тон уличного наперсточника. — Одним ударом загнать два шара. Сможешь? Штука «грин» с меня, если попадешь.
— Модный, он же ни во что не играет. Он бабки копит, — подал голос Родик.
Глеб не оглянулся. Неотрывно смотрел в лицо Модному. Потом хищно потянул носом воздух.
Сбросил с плеч плащ, положил на подлокотник кресла. Обошел стол, встал рядом с Модным. Насторожившийся Бакс Рваный громко звякнул цепью.
Вблизи от Леши угарно пахло «Дьяболо Антонио Бандерас». Глеб почесал нос, потом достал портмоне.
— Ставлю три «штуки». — Он раскрыл портмоне, показав пачку денег.
— Как скажешь, — с деланным равнодушием произнес Модный.
Глеб моментально захлестнул петлю на горле не подозревающего о подвохе Модного:
— Это не все. Бью три раза. Каждый раз ставка увеличивается на порядок. Иными словами, три, тридцать и триста. — Глеб достал карточку «Виза». — Здесь столько есть. Твое слово?
Лицо Модного в жестком свете низкого светильника сделалось резиновой маской.
— А если сорвешь второй и закатишь третий, сколько с меня? — спросил он просевшим голосом.
Глеб выдержал паузу, поймал взглядом его виляющие зрачки и больше не отпускал.
— Ладно, сделаем проще. Если не забиваю три подряд, я проигрываю триста тысяч. Если забью все, триста «штук» ты платишь прямо сейчас. Твое слово?
Модный дрогнул, Глеб это отчетливо почувствовал. Запах страха не перебить никаким парфюмом, и заячьего трепыхания сердца не скрыть.
— Значит, товар ты доставишь бесплатно?
Черт его знает, откуда у Модного нашлись силы понаглеть для форса. А бог даст, и кинуть лоха. Но Глеб пресек на корню попытку потрепыхаться.
Мысленно представил, как пальцы сжимаются на горле Модного, давя хрящи и проламываясь в горячее склизкое нутро.
Модный дернул кадыком. Глеб улыбнулся.
— Нет, Леша. Товар как стоил денег, так и стоит. Я играю на свой процент. До прибытия товара «Виза» побудет в залоге. — Он положил пластиковую карточку на борт стола. — Итак, ставка — триста тысяч баксов. Три удара подряд — деньги на стол. Киксану хоть раз, отдаю свою долю. Не дойдет товар, оставишь «Визу» себе.
Модный откашлялся, отступил назад.
— Твоя доля — твоя воля. Что тут сказать!
— Ставки приняты?
— Да, — кивнул Модный.
Глеб взял кий, покатал по столу. Кий был идеально ровным. И в руку лег хорошо.
— Вы свидетели, братва, — бросил Глеб молчащим зрителям.
— Елы-палы… Так и в цирк ходить не надо, — пробурчал Кика.
Басурман встал, чтобы лучше видеть. Родик, обежав стол, пристроился рядом с Модным. Нервно потер вспотевшие ладошки.
— Глешка, ты только первый не киксани. А то весь интерес обосрешь. — Он мелко заржал, выставив кривые зубы.
Глеб готовился к удару. Поднял голову. Посмотрел в лицо Родику.
— Желаешь примазаться?[57]
Родик стушевался.
— Вот и спрячь зубы, бобер ластожопый. Не то я под хвост кий воткну, а через хлебало выну, — произнес Глеб ровным голосом.
У Родика забегали глазки. В поисках поддержки он посмотрел на Басурмана, но тот подписываться в ссору явно не желал.
Глеб встал в стойку, изготовился и мягким касанием кия привел шар в движение.
Шар с ускорением пошел к борту, ударился об острый угол лузы, накатом пошел назад. Шары цокнулись лбами и медленно покатились в разные стороны, каждый к своей лузе. Вошли чисто, не задев края.
— Раз!
Глеб подогнал новую пару. Выставил в исходное положение. Замер в стойке, выровнял дыхание и ударил. На этот раз сильнее.
Глухой удар в край лузы, громкий щелчок шаров, накат, от которого на низкой ноте задрожал стол. И ни с чем не сравнимая тишина, с которой чисто сделанный шар проваливается в лузу.
Под столом шел желоб, по которому шары скатывались в накопитель у дальнего борта. Сначала звук в нем был двойным и приглушенным, словно в снегопад два паровозика катили под гору. Потом, когда шары, клацнув, соединились и пошли парой, звук сделался громче и выше тоном. Лязгнул металл накопителя, как
