— Максим, можно вопрос? — Голос ее чуть охрип от выпитого.
— Да.
Максимов разглядывал прозрачное облачко табачного дыма.
— Вы любите Карину?
— Ошибка. — Максимов повернул голову. — Есть два вопроса, на которые я не даю ответов. Первый — верю ли я в Бога.
— Можете не продолжать.
Лиза откинулась в кресле, вытянула скрещенные ноги. Лицо ее спряталось в тень, Максимов видел лишь две искорки, мерцавшие в ее глазах.
— Могу подарить еще один вопрос, на который вы не сможете дать ответ, — произнесла после недолгой паузы.
— Интересно, какой? — нехотя включился в разговор Максимов.
— На что вы надеетесь?
— В смысле?
Она опустила руку и бросила окурок в банку.
Тихо зашуршал гравий на дорожке. В пятнах света мелькнула тень.
— Карина возвращается. А жаль, вы интересный собеседник.
Лиза встала. Поболтала бутылкой.
— Больше половины. Оставляю вам. Вдруг захочется.
Она легко нагнувшись поставила бутылку к ногам Максимова. Выпрямилась, провела ладонями по бедрам, поправляя узкую юбку.
По ступенькам заскрипели твердые подошвы. Карина так и осталась в полувоенном походном костюме: бутсы и штаны с накладными карманами. Октябрь в Москве, не бабье лето в Париже, поверх майки пришлось натянуть свитер грубой вязки.
— Лизка, уже уходишь? — спросила Карина, поднявшись на террасу.
— Пост сдал, — по-военному отдала честь Лиза. — Твой рыцарь прибыл.
— Максим?
Карина шагнула вперед. Всмотрелась и через секунду она уже сидела на коленях Максимова. Губы ее пахли ликером.
— Пока, люди! — Лиза сделала ручкой. — Созвонимся, Кариш.
Карина, уткнувшись носом в шею Максимову, невнятно промычала в ответ:
— Пока! Целую нежно, ваша рыбка.
Процокали и затихли, свернув за угол, каблучки. На террасе стало тихо, как бывает только осенним вечером. Тоскливо и неуютно.
Темнота, подступившая к ступеням террасы, жила настороженной, скрытой жизнью. То и дело слышались легкие шорохи, тихое похрустывание гравия.
Максимов, закрыв глаза, на слух попытался вычислить источники звуков. Насчитал шесть, по периметру лужайки.
«Василий Васильевич под каждый куст по охраннику посадил. Двое — с собаками. Неужели думает, что кто-то отработает номер на бис?»
— Ты где был? — спросила Карина.
— С дядей Васей общался.
— А-а! И как он тебе?
— Нормальный мужик. Одно плохо, спутал меня с Бобом Денаром.
— Диланом?
— Нет, песен он не пел. Хотя тоже личность известная. В узких кругах. [8]
Имя Денара Максимов ввернул специально для Василия Васильевича. Карина, дитя со школьным образованием, имела право и не знать поименно знаменитых «диких гусей». А тот, кто подвизается в службе безопасности, специальную литературу обязан почитывать. Не знаешь сам, на худой конец, проконсультируйся у людей сведущих. В штанах с лампасами.
Максимов был уверен, что Василий Васильевич сейчас просматривал и прослушивал каждый уголок дома, где могли находиться гости. Иванов качал информацию, готовясь к своей войне.
«Бог в помощь!» — мысленно пожелал ему Максимов.
В чужой войне Странник не участвует. Даже за хорошие деньги.
— Ты как, малыш?
— Погано, если честно. — Карина тяжело вздохнула. — Внутри — как в темной комнате, в которой сдохла черная кошка. Не думала, что так плохо будет. Мы же практически чужие. Он весь в делах, вечно в разъездах. У меня — шило в заднице. Так и не нашли время, чтобы сойтись поближе. Как я понимаю, он выжидал, а мне этого не надо было. А теперь — уже никогда. Никогда… Страшное слово — «никогда». Правда?
Она оглянулась на поляну, всю в пятнах мертвого желтого света.
— Тебе дядя Вася рассказал..?
— Да.
Карина зябко передернула плечами.
— Я специально сейчас ходила на то место. Представляешь, ничего не почувствовала. Молчит все внутри. Отчего так?
— Не знаю, Карина. Только ты не раскисай, человечек!
— Это я так. — Карина шмыгнула носом. — Давит что-то на сердце, а что — еще не поняла.
Она свернулась калачиком на коленях Максимова, поворочалась, удобнее устраивая голову на его плече. Затихла. Только ровное дыхание щекотало щеку Максимова.
Максимов потрепал колючий ершик волос на ее затылке. Карина тихо заурчала.
Он провел ладонью по ее груди. Под свитером между двух упругих бугорков отчетливо прощупывался медальон. Максимов сжал в пальцах пластинку, впитавшую тепло тела Карины.
«Перекресток судеб. Куда ты пойдешь, мой маленький странник?»
Мягкие губы коснулись щеки Максимова, нежно прищипывая кожу, двинулись к губам. Неожиданно она отстранилась.
— Да, я же самое главное забыла!
— Что тебе пора спать?
— Идиот клинический, — проворчала Карина.
Потянулась к уху Максимова.
Слушая ее шепот, Максимов обмер.
«Только этого еще ей не хватало! — с тревогой подумал он. — Мог бы и сам, между прочим, догадаться. Со дня смерти прошло три дня, самое время вскрыть завещание».
— И что ты теперь будешь делать? — шепотом спросил он.
— Не знаю. — Она пожала плечами. — Честно, не знаю. У тебя какие-нибудь мысли есть?
«Бежать», — чуть не вырвалось у Максимова. Но, поразмыслив немного, понял, бежать бесполезно. Все равно найдут и вцепятся мертвой хваткой.
— Извини, галчонок, но в таких делах я не советчик. Не мой уровень и не мой мир. Но советников и советчиц у тебя скоро появится, как собак нерезаных. Кстати, ты никому еще не проговорилась?
— Если ты имеешь в виду Лизку, то, конечно, нет!
— Правильно. Как, кстати, она узнала о похоронах?
— А-а. Она со своим френдом приехала. Глеб Лобов, отчим с ним какие-то дела крутил. Авантажный такой тип. На Сорокина похож.
— Муж той, что новости по телику читает?
— Дремучий ты! Книжки который пишет. «Голубое сало» читал?
— Что-то про хохлов?
Карина с трудом, как ребенок, уставший плакать, хихикнула. Было очень похоже на последние слабеющие рыдания, но Максимов знал, это уже смех, значит, не так все плохо.
