одежду. Когда она доставала с полки мягкое льняное белье, то услышала, как он прошел к туалетному столику позади нее. Послышался скрип, а за ним последовал тяжелый вздох. Потом стало тихо.
Пенелопа повернулась. От представшего ее взору зрелища она едва не выронила из рук одежду. Сет изогнулся возле столика и накладывал мазь на больные места.
Она сжалилась над ним, когда увидела огромные волдыри и покрасневшую кожу на внутренней стороне бедер и ягодицах. Бедняга. Неудивительно, что он так страдал. Как она могла быть такой слепой и не заметить этого раньше?
С нежностью, которая вытеснила благоразумие, она бросила одежду на кресло и подошла к нему.
— Что же ты делал, Сет? У тебя здесь сплошная рана, — произнесла Пенелопа, встав позади него. Он застенчиво взглянул на нее.
— На прошлой неделе, когда я ездил знакомиться с новым изобретением, мощным буром, меня уговорили вернуться в Денвер верхом. — Скорчив кислую физиономию, он передразнил: — Там такой пейзаж, мистер Тайлер. Высоченные осины кругом, а реки прозрачные, как бриллианты. — Потом добавил обычным голосом: — Проводник только не сказал, что до подножия горы нужно добираться верхом три дня.
— Судя по этим волдырям, поездка была довольно тряской, — заметила Пенелопа.
— Если они так ужасны на вид, можешь представить, как они болят.
— Представляю, — сочувственно отозвалась она. Протянув ему льняное белье, она сказала: — Вот, оно мягкое и защитит кожу от шерстяных брюк.
Благодарно улыбнувшись, он начал одеваться. Пенелопа тяжело вздохнула и протянула ему брюки. Слишком уж соблазнительным был Сет в обнаженном виде.
Глядя ему в лицо, пока он застегивал брюки, она спросила:
— Хочешь, чтобы я побрила тебя сейчас?
Сет провел пальцами по своим веснушчатым щекам, словно размышляя над ее предложением, затем отрицательно покачал головой.
— Думаю, сегодня не буду бриться. Вряд ли в салоне кто-нибудь упадет в обморок при виде небольшой щетины.
Сет оделся, и ее бешено колотившееся сердце успокоилось.
Напомнив, чтобы она позвонила три раза, прежде чем уйти, Сет взял со стола толстую папку с бумагами и удалился. Оставшись одна, Пенелопа окинула взглядом комнату. Аккуратным Сета не назовешь. Остановившись возле ванны, чтобы выловить кусок мыла из теплой воды, она вспомнила, что сама еще не купалась. Пенелопа нахмурилась, представив, что придется носить тяжелые ведра с водой и греть их.
Почему бы не принять ванну, прежде чем уйти? Вода все еще чистая и теплая. Никто ее здесь не потревожит, Сет позаботился об этом.
«Почему нет?» — спросила она себя, расстегивая накидку.
Кажется, она только что нашла светлую сторону своих обязанностей камердинера Сета.
Глава 15
Это был прекрасный день. Дул легкий осенний ветерок, и светило нежаркое полуденное солнышко. На голубом небосводе не было ни облачка, а сиреневая дымка, закрывавшая утром горизонт, исчезла, открыв взору величественные вершины Скалистых гор. Свежий воздух был напоен терпким ароматом полыни, бодрящим и приятным. День выдался словно по заказу и прекрасно соответствовал радостному настроению Пенелопы.
Сердце ее трепетало от счастья. Скоро она увидит Томми, и они вместе отпразднуют его второй день рождения.
Нежно улыбаясь от охватившей ее материнской любви, Пенелопа представила, какой радостью озарится личико ее сына, когда она вручит ему подарки: погремушку взамен утерянной два месяца назад и серого плюшевого кролика. Все это она купила ему у старого лавочника в Шайенне. По правде говоря, погремушка обошлась ей в целое недельное жалованье, но как только она увидела эту игрушку, то сразу поняла, что сынишке она понравится, и с радостью заплатила такую высокую цену.
Причудливая серебряная погремушка напоминала игрушечного королевского шута. Он был очень забавным, этот маленький игрушечный шут с веселой улыбкой и смешным круглым носом. На шее у него висело ожерелье с шестью позолоченными колокольчиками, которые звенели в такт с перекатывающимися внутри его пухленького животика горошинами. Цветастый шутовской колпак раздваивался, в одну половинку колпака был вделан свисток. Коротенькие ножки маленького фигляра крепились к гладкой розовой ручке, изогнутой в виде петли.
Но Томми вряд ли сможет взять игрушку за ручку. Улыбка слетела с лица Пенелопы, когда она направляла свою лошадь к деревянному мосту через реку. Ее бедный малыш ничего не мог держать в ручках, а по словам знахаря из Филадельфии, и никогда не сможет.
— Мы остановимся здесь, — ворчливо произнес Майлс, который не проронил ни слова с того самого момента, как они полчаса назад отъехали от салона. По его помятой одежде и мрачному настроению было видно, что он опять страдал от похмелья.
Ничего не ответив, Пенелопа остановила лошадь и спешилась. Она наизусть знала весь ритуал. Сначала Майлс заменит уздечку ее лошади на повод, который был у него в сумке, затем прикрепит повод веревкой к седлу своего буланого жеребца. Дальше они поедут на одной лошади, и ей придется оставшуюся часть пути до Сколфилдов сидеть в седле вместе с Майлсом, да еще с завязанными глазами. Адель настаивала на тщательном соблюдении всех этих предосторожностей.
Когда Пенелопа однажды предложила, чтобы они с Майлсом сразу ехали на одной лошади, Адель холодно заметила, что слишком подозрительно, когда двое взрослых едут верхом вместе, как пара сиамских близнецов. Хозяйка живо напомнила ей, что людская подозрительность и любопытство могут им дорого обойтись. И поэтому они ездили к Сколфилдам с прежними предосторожностями.
Пока Майлс возился с поводом для лошади и грязно ругался, когда норовистая кобыла отпрыгивала и мотала головой, Пенелопа попыталась запомнить их местонахождение.
По обеим сторонам от нее, насколько хватало глаз, тянулись поля со свежескошенной пшеницей, уложенной в снопы. В четверти мили позади раскинулись поросшие деревьями берега реки Платт, а впереди лежала неровная гряда Скалистых гор. Похоже, они направлялись на запад, но Майлс, безусловно, мог изменить направление, как только завяжет ей глаза.
— Ты же знаешь, я могу устроить так, что ты сможешь видеть своего ребенка в любое время, — сказал Майлс, оторвавшись от работы и взглянув на нее красными от пьянства глазами.
«Пожалуйста, Господи. Пусть не начинает этот разговор опять», — взмолилась про себя Пенелопа, подняв взор к небесам.
Но Бог явно был занят другими делами.
— Почему бы тебе не выйти за меня замуж? — в сотый раз спросил Майлс. — Я же обещал вернуть тебе ребенка, если ты это сделаешь. — Он бросил на нее хитрый взгляд, привязывая к поводу длинную веревку. — Всем известно, ради него ты готова на все.
Он прав: она все сделает, чтобы защитить Томми. Она бы даже вышла замуж за него, за это жалкое подобие мужчины, если бы действительно верила, что этим сможет обеспечить безопасность своему сыну. Но Пенелопа все прекрасно понимала.
В то время как Майлс предпочитал не замечать вероломную натуру своей матери, слепо видя в ней то добродетельную Клару Бартон, то благородную королеву Викторию, Пенелопа понимала, каким дьяволом была Адель. Зная Адель, можно предположить, что она скорее предпочтет убить собственного сына, чем лишиться своего главного источника доходов. А на душе у Пенелопы и без того немало грехов, чтобы прибавлять к ним еще ответственность за смерть Майлса.
Понимая, что высказывать все это — значит впустую тратить время, она решила отделаться традиционным ответом:
— Ты уже женат. Кроме того, я не люблю тебя. — Она спрятала руки в складках своей довольно потертой юбки, готовясь заранее услышать его заверения в том, что он добьется развода и завоюет ее любовь.
