— Мы оба виноваты. Мне следовало поехать к брату в тот же миг, когда я узнала о ребенке.
— Возможно, но теперь бесполезно искать виновных. Самое главное, что ты не решилась на аборт.
— Нет, я не смогла. Я лежала на старом столе, приготовившись пройти через все это, когда вдруг поняла, как сильно я хочу нашего ребенка. Несмотря ни на что, я любила тебя, и наш ребенок — это все, что у меня осталось от нашей любви. Когда я сказала Адель о своем решении, она предложила подыскать место, где я могла бы втайне родить, а затем найти женщину, которая ухаживала бы за ребенком, пока я не смогу признать его своим. Этот план казался вполне подходящим, поэтому я согласилась.
И все шло прекрасно сначала. Адель нашла мне хороший домик недалеко от города, где я жила с четвертого месяца беременности.
Ее лицо побелело, а его выражение сделалось мрачным.
— Но позже, за неделю до рождения Томми, я заболела. Ноги у меня сильно распухли, меня мучили такие боли, что я не могла даже сдвинуться с кровати. Я умоляла Адель послать за доктором, но она отказалась. Я не могла понять, почему, но теперь-то я знаю. Она задумала использовать моего ребенка, чтобы шантажировать меня, и понимала, что ее план сработает, если никто не узнает, что я родила ребенка. Томми помогла появиться на свет акушерка, влившая в себя не меньше двух литров джина.
Сет молча проклинал себя за страдания, через которые ей пришлось пройти из-за его глупости.
— Вам с Томми просто повезло, что вы выжили.
— Да. Я уже говорила тебе, что он шел ножками. К несчастью, акушерка не поняла этого, пока не протрезвела… почти через сутки. — Пенелопа невольно содрогнулась от воспоминаний. — Когда она все увидела, то стала пытаться перевернуть его и сделала что-то не так. Я начала истекать кровью. Младенец появился через четыре часа, весь багровый и в синяках, с обмотанной вокруг шеи пуповиной. Акушерка сказала мне, что он умер… задохнулся в утробе.
Она покачала головой.
— И я потеряла сознание. Все, что я помню после рождения Томми, это как Адель показывала его мне и рассказывала, как ей удалось вернуть его к жизни.
Она замолчала, взгляд у нее сделался рассеянным.
— Он был таким красивым и так похож на тебя. Хоть я и чувствовала себя ужасно, но я никогда не была такой счастливой. — Тут ее лицо снова помрачнело. — Но на следующий день у меня началась родильная горячка. К тому времени, когда я немного пришла в себя и снова спросила о нем, прошло почти три недели, и Адель уже спрятала его. Именно тогда, пока я была совсем слабой и даже не могла подняться, она сказала мне о своем плане.
Сет заглянул в ее мягкие зеленые глаза, и его сердце наполнилось необыкновенной нежностью. Никогда он так сильно не любил Пенелопу и никогда не чувствовал себя таким желанным. То, что она так великодушно простила ему его ужасные поступки, было настоящим чудом.
— Я люблю тебя, — произнес Сет, ему очень хотелось прижать ее к себе, но он боялся потревожить их сына. — Скажи, что ты останешься со мной навсегда, что ты все еще хочешь выйти за меня замуж.
— Конечно, хочу. Я люблю тебя, и Томми полюбит тебя. — Она наклонила голову и посмотрела на сына. — Что ты на это скажешь, Томми? — прошептала она спящему ребенку. — Ты хочешь быть Томасом Альбертом Тайлером?
— Ван Кортландом, — поправил Сет. В это мгновение он вдруг решился рассказать ей о Луизе.
Пенелопа удивленно взглянула на него.
— Ван Кортланд?
Он кивнул.
— Девичья фамилия моей матери Ван Кортланд, а сейчас она Вандерлин. Луиза Вандерлин — моя мать.
Пенелопа, наверное, выглядела бы менее удивленной, если бы он сказал, что вылупился из яйца.
— Та самая Луиза Вандерлин, которая строит приют для сирот? Та, которая постоянно выступает за гуманное обращение с детьми и которая на страницах «Роки-Маунтин-ньюс» осуждает владельцев шахт и других компаний за использование детского труда? Та Луиза Вандерлин?
— Она самая.
— А ты уверен? Мне кажется совершенно непостижимым, что такая женщина, как Луиза Вандерлин, которая так любит детей, была способна на столь жестокий поступок. Она не могла бросить своего собственного ребенка.
«Но она сделала даже хуже, она приказала убить его», — добавил про себя Сет. Правда, чем больше он думал о Луизе Вандерлин, тем больше сомневался, что она могла так поступить. Но как быть с рассказом старого слуги и докладом детектива? Разве можно не придавать им значения? Сет в беспомощном смятении взглянул на Пенелопу.
Она нежно погладила его щеку.
— А ты спросил свою мать обо всем этом вчера?
Сет со вздохом закрыл глаза.
— Да.
— Ну? — допытывалась Пенелопа.
— Она все отрицала.
— И что?
Господи, как у него болит голова.
— И ничего. Я решил, что она лжет, и ушел.
— Ты ушел? Просто взял и ушел? Ты даже не удосужился поговорить с ней и позволить ей все объяснить? — В ее голосе прозвучало удивление. — Но почему?
Сет пожал плечами.
— Думаю, я был совсем сбит с толку. Она оказалась не такой, как я ожидал. Она была приветливой и доброй, и когда я сказал ей, кто я такой, она искренне обрадовалась. Она никак не похожа на хладнокровного убийцу, как я себе ее представлял.
— Убийцу?! — повторила она, отдернув от него руку.
— Да, убийцу. — Сет открыл глаза и следил за ее реакцией. Она сидела на корточках, совершенно ошеломленная.
— Я ничего не понимаю, — прошептала она наконец.
— Я знаю, — ответил он с тяжелым вздохом. — Но если ты хочешь послушать, я все тебе объясню.
Пенелопа кивнула, и он выложил ей все о своем посещении поместья Ван Кортландов и рассказе старого камердинера, а затем раскрыл все детали своей мести семье Вандерлинов. К тому времени, когда Сет закончил рассказ о своей встрече с Луизой, глаза Пенелопы сделались совсем круглыми.
— Я не знаю, что делать. Я хотел бы поверить в невиновность моей матери, но так трудно вычеркнуть два года ненависти, — сказал он под конец, взглянув на нее, и в его глазах появилась мольба. — Пожалуйста, помоги мне. Скажи, что делать. Я так боюсь принять неверное решение.
Пенелопа без всяких колебаний посоветовала:
— Поговори с ней. Дай ей возможность все объяснить. Я думаю, вполне вероятно, что она не причастна к тому, что ты оказался брошенным. — Она кивнула на своего сына: — Только взгляни на мою ситуацию. Если бы Адель оставила Томми в приюте для больных детей, как всегда грозилась, то я бы оказалась в том же положении, что и твоя мать.
Она покачала головой.
— Поговори с ней, ради своего блага и ради Томми. Это единственная возможность, чтобы у него появилось настоящее имя, а возможно, даже и любящая бабушка.
Сет взглянул на ребенка, который беспокойно ворочался во сне.
— Хорошо. Как только Томми станет легче, я подожму хвост и поеду к матери.
— Правильно, — одобрила Пенелопа, потрогав лобик сына. Нахмурившись, она принесла тазик с водой и стала обтирать детское тельце. — А как ты стал Тайлером? — спросила она.
Глядя на сына, Сет ответил:
— Помнишь, я как-то рассказывал про одного старика, который любил потехи и напоминал мне слона?
Пенелопа кивнула.
