отвезти его в город и показать доктору.
Пенелопа крепче прижала ребенка к груди, ее лицо так исказилось от огромной скорби, что Сет удивился, неужели можно выжить после такой боли.
— Снег, — выглянув в окно, прошептала она, в ее голосе звучала невыразимая безысходность. — Я обещала Томми привезти его домой до первого снега.
Она снова посмотрела на неподвижный сверток в своих руках.
— Прости меня, дорогой, — тихо произнесла она. — Прости, мне не удалось спасти тебя. — Я… — Она качнулась вперед, продолжая прижимать Томми к груди. Сет успел подхватить ее и крепко обнял.
Он сидел довольно долго и держал на коленях Пенелопу вместе с сыном, покачивая их и безмолвно проливая слезы. Когда его слезы иссякли, он поцеловал Пенелопу в висок и прошептал:
— Милая…
Она даже не шевельнулась. Сет повернулся, чтобы заглянуть ей в лицо. Ее глаза уставились в одну точку, словно в трансе.
— Пенелопа? — Он легонько потряс ее. Никакой реакции. Снова и снова Сет продолжал звать ее, то уговаривая, то требуя, то умоляя ответить. Все было напрасно.
Замолчав, Сет посмотрел на ее бледное, отрешенное лицо, и его охватила паника. Она еще дышала, но казалась такой же мертвой, как и его сын.
— Нет! — яростно воспротивился он. Он не мог потерять женщину, которую любил. Он уже был бессилен помочь своему сыну, но ей он должен помочь, он не позволит ей уйти.
Когда он в раздумье смотрел на ее оцепеневшее лицо, из уголка ее глаза скатилась одинокая слеза. Ему показалось, что горе сковало ее изнутри, а эта слеза была немой мольбой о помощи.
«Как мне помочь ей?» Ему хотелось просто кричать. Может, обратиться к доктору? Нет. Он понимал, что здесь бесполезны усилия даже миллиона докторов. Никакая медицина не способна излечить такое горе. Ему нужно было отыскать того, кто очень любил ребенка и потерял его. Кто перенес огромное горе и страдал так же, как сейчас страдала Пенелопа, кто мог бы подсказать ему, как ей помочь. Ему нужна…
Его мать? Если она действительно любила его и потеряла, как утверждала, то неужели она не поймет, какое горе сковало Пенелопу? Может быть, ей удастся подобрать ключ, чтобы освободить ее от этого внутреннего оцепенения? Поможет ли она ему?
Он должен попросить ее… он попросит ее… ради спасения Пенелопы. Он будет ползать перед ней на коленях и целовать ее ноги, если понадобится. Все, что угодно, лишь бы помочь любимой женщине.
Когда он поднялся и осторожно усадил Пенелопу в кресло, голова у него закружилась, напомнив, что он не в состоянии броситься к чьим-то ногам.
Голова у Сета разламывалась от нестерпимой боли, пока он одевался сам, а потом закутывал Пенелопу, собираясь в город. Она послушно выполняла все его приказания, двигаясь автоматически, словно находилась под гипнозом. Ни разу, даже когда он взял ребенка из ее рук, на лице ее не промелькнуло и проблеска мысли.
Через полчаса они тронулись в путь. Пенелопа, совершенно обмякшая, как тряпичная кукла, ехала, прижавшись к груди Сета, в то время как ее лошадь, к седлу которой было привязано тельце ребенка, шла на поводу сзади.
Сету это долгое путешествие по осеннему холоду казалось бесконечным. Никогда он не чувствовал себя таким разбитым, никогда ему не приходилось проявлять столько силы воли, как в эти долгие часы, когда он пытался удержаться в седле. Несколько раз, пока они медленно спускались по заснеженному перевалу, все мутилось у него перед глазами, а головокружение было таким сильным, что он оказывался на грани потери сознания. Дважды приступы тошноты заставляли его спускаться с коня на землю, где он лежал, содрогаясь от позывов сухой рвоты, причинявших ему невыносимую боль из-за сломанных ребер.
Когда он уже думал, что не сможет ехать дальше, они добрались до моста через реку Платт. Слава Богу, дом Вандерлинов находился всего в миле от этого места.
Был уже полдень, когда они добрались до цели. Дом казался опустевшим. Сквозь задернутые шторы не пробивался свет лампы, над трубами не поднимался дымок. Двери большого каретного сарая, видневшегося сквозь голые деревья, были распахнуты настежь, но внутри было пусто. Сета охватила паника. Куда могла деться Луиза в такую погоду? Промелькнувшая у него догадка никак не приободрила его.
Может, она действительно была виновата, совершив преступление против него, и попыталась скрыться от его возмездия? Такая возможность едва не заставила его разрыдаться. А какое еще объяснение можно найти? Сегодня воскресенье, так что ей не нужно было ехать на пивоварню…
Воскресенье! Если бы Сета не охватила слабость от неожиданного облегчения, он, вероятно, хлопнул бы себя по лбу. Ну конечно! Как глупо с его стороны! Из докладов детектива он знал, что Луиза постоянно посещала церковь, лютеранскую, если он не ошибался. Сет достал часы. Двенадцать сорок восемь. Она может вернуться в любую минуту.
Когда он засовывал свои часы обратно в карман, с запада налетел сильный порыв ветра. Он инстинктивно прижал к своей груди дрожавшую Пенелопу, защищая ее от холода. Он должен найти для нее укрытие, пока она не заболела.
Сет оценивающе взглянул на дом. Возможно, там внутри есть прислуга, которая позволит им подождать в прихожей. Если нет, то они посидят на веранде. По крайней мере здание сможет защитить их от ветра.
Спешившись, он подождал немного, пока прошло головокружение, и снял Пенелопу с седла. Он был таким ослабевшим, что только огромным усилием воли заставил себя осторожно опустить ее на землю. Сет начал привязывать лошадей к столбу, когда на улице послышался стук подъезжавшего экипажа.
Сет узнал коляску Луизы. Болезненно сощурившись от блеска свежевыпавшего снега, он перевел взгляд от черного колеса коляски на сидевшую в ней женщину. Она смотрела на него, ее лицо казалось таким же белым, как мех, которым было оторочено ее черное свободное пальто.
Мать и сын не отрываясь смотрели друг на друга; ее взгляд был неуверенным и тоскливым, а в его глазах сквозила немая мольба.
Наконец Сет нарушил молчание.
— Мне нужно поговорить с тобой. Пожалуйста… — с мольбой произнес он хриплым от волнения голосом.
Луиза прикусила губу и отвела взгляд в сторону.
Обезумев, Сет быстро шагнул и снова оказался перед ее глазами. От резкого движения голова у него закружилась, и он упал на колени. Сет в отчаянии протянул к ней дрожащую руку.
— Пожалуйста, — прошептал он.
Потом все погрузилось в черноту.
Второй раз встретившись со своей матерью, он снова потерял сознание, свалившись к ее ногам.
— Спи, милый, спи, — пел низкий голос.
«Это Пенелопа», — торопливо подумал Сет, с трудом стараясь открыть глаза. Но его отяжелевшие веки отказывались подчиняться.
— Все кругом давно уже спят, — продолжалось пение, на этот раз его сопровождал тихий плеск воды.
«Нет, это не Пенелопа, у нее голос выше… чище… нежнее. Тогда кто это?» С огромными усилиями ему удалось приоткрыть один глаз. Резкий и яркий свет болью отозвался в его мозгу, и он снова опустил веки.
— Сонный ветер гуляет в ивах, — пел голос. Мокрое полотенце описывало круги по груди Сета. Оно было таким прохладным, освежающим. Он приоткрыл рот, пытаясь что-то сказать, но ни слова не вырвалось из его пересохшего горла.
— Пруд весь застыл и спит, — слышались слова. Полотенце исчезло, затем снова раздался плеск воды. Полотенце снова вернулось и на этот раз заскользило по его животу.
Сет снова попытался заговорить. И на этот раз ему удалось.
— Как приятно, — пробормотал он, его голос был хриплым и ломким, как у возмужавшего юноши.
Полотенце застыло у него на животе, затем его убрали. Через мгновение он почувствовал, как крепкая рука прикоснулась к его щеке, совсем как это делала Пенелопа. «Нет, это не Пенелопа, — напомнил он себе. — У нее руки нежные, мягкие. — Его брови нахмурились. — Где же Пенелопа?» Ему казалось, что он
