оказалось, так что ничего интересного для нее здесь не было. Она скользила по деревянному полу, точно по льду, коготки при этом тихо цокали — этот звук был непривычным и резал уши.
Собака гавкнула один раз. Она что-то нашла. В углу комнаты все увидели лаз в подвал.
Шерсть у собаки встала дыбом, губы подобрались в складки, обнажив оскаленные страшные зубы. Из пасти исторгалось утробное рычание. Она стояла возле открытого лаза в подвал, придавив передними лапами сколоченный из нескольких досок люк.
Из лаза высовывался боевик. На поверхности оставалась голова в вязанной черной шапочке и верхняя часть груди. На нем была байковая рубашка в сине-белую клетку, а что там внизу — не видно. Он застыл в этой позе, немного запрокинув голову набок, ноги у него подогнулись, и он обязательно упал бы, скатившись по лестнице обратно вниз в подземелье, но широко расставленные руки застряли. Он повис на руках.
Вход в подвал он заблокировал надежно, прямо как Винни-Пух, который в гостях у Кролика съел все запасы меда, раздался вширь, и теперь надо ждать целую неделю, пока он похудеет и сможет выбраться.
Но, похоже, неделя уже миновала. Егеря взяли его за руки, потянули на себя и без труда вытянули. Рубашка у боевика задралась, пятнистые мешковатые штаны чуть не сползли. Когда егеря отпустили его, он гулко треснулся головой об пол. Череп был покрепче, чем арбуз, не треснул, и боевик отделается только шишкой. Большой шишкой.
— Поосторожнее вы, — сказал Кондратьев, едва сдерживая желание пихнуть боевика ногой под бок.
Боевик лежал на животе. Носком ботинка его пошевелил Голубев, но боевик никак на это не отреагировал. Голубев отстегнул от пояса наручники, защелкнул их на запястьях боевика, скорчил гримасу.
— С почином, — сказал Кондратьев, — на свежий воздух его. Пусть на улице немного поваляется. Не простудится. Смотри, какой лохматый.
У боевика была длинная борода, а волосы покрывали его живот, спину и грудь.
— Точно, этот на морозе спать сможет. Шерсти как на собаке, — сказал Голубев.
— А вот собачку мою не трожь, — вставил слово «чистильщик» Коля, — ей такие сравнения могут не понравиться.
— Не буду, не буду. Извини, — заторопился Голубев. — Надо взять его за ноги и протащить по полу. Пусть бородой все здесь подметет. На полу пыли много скопилось. О чистоте в доме несколько дней никто не беспокоился. И такой способ транспортировки — самый удобный. Ну а то, что он, — Голубев кивнул на боевика, — пересчитает лбом пороги и ступеньки, так это не беда. Может, умнее станет. Ньютон вот придумал свои законы, только когда ему яблоко на голову свалилось. Доказал этим, что получать шишки — полезно.
— Жестокий какой. Но я полностью с тобой согласен, — сказал Кондратьев, — бери его и тащи на улицу, а мы здесь дальше поищем. Привыкайте к тяжелой физической нагрузке. Смены не будет, и все село чистить — нам.
Тем временем собака подобралась поближе к лазу, встала на самом его краешке и заглянула внутрь, продолжая тихо рычать. Эхо чуть усилило этот звук, вернуло его обратно, отразив от дна и стенок. Получалось, что из подвала в унисон ей вторит другая собака, а может, их там несколько.
Голубев справился с искушением и взял боевика за руку, схватить за вторую он попросил Евсеева, но нести боевика их не смог бы заставить даже министр обороны, появись он сейчас на пороге комнаты в ореоле лучей. Они волокли боевика, причем с такими прискорбными выражениями на лицах, точно их сослали на Волгу подработать бурлаками, а это им совсем не по душе. На полу получалось у них действительно плохо, но по ступенькам коленки боевика спустились быстро, прямо как подпрыгивающий мячик. Стук, стук.
Они вытащили его за ворота, оставили здесь беспризорного, авось подберут добрые люди, приголубят и согреют, а в наручниках он, даже если и очухается раньше времени, все равно далеко не уползет. Да и по следу найдут. А ждать ему недолго. До него на улице лежало только трое. В кузов к «мусорщикам» поместится и побольше.
— Ботинки у него хорошие. Армейские. Американские. НАТОвцы в таких ходят, сказал Голубев.
— Думаешь, эти тоже хотели вступить? — усмехнулся напарник.
— Не исключаю. Туда теперь каждая шушера лезет. Но у этих были бы проблемы. Тому, кто привык стрелять из «калашникова», тяжело будет перейти на другой вид автомата. Им же М-21 дадут. Похуже «калаша» он будет. Гораздо хуже, — задумчиво протянул Голубев.
Судя по началу, они здесь соберут богатый урожай. Глядишь, в закромах родины, то есть в следственных изоляторах, и места на всех не найдется, и тогда под хранилище боевиков срочно придется переоборудовать какое-то здание. Но что с этим урожаем делать? Излишки за границу не продашь. Вот лишняя головная боль снабженцам. Все равно большинство из боевиков под амнистию попадет. Что зря на них казенные продукты переводить. Федеральный бюджет — не резиновый, на лорда Дрода — непредвиденные затраты. Ему-то что — съездил на экскурсию, вернется на остров, речь подготовит, в Страсбурге перед европейскими коллегами ее зачитает, а потом с чувством выполненного долга отправится в Индию — тигров отстреливать, а ведь не задумывается, что из-за него нескольким тысячам человек может не хватить каши. На пленных придется экономить. Опять же, цены на мировом рынке на нефть падают…
— Руки бы помыть, — сказал Голубев.
— Ага, хорошо бы, — ответил ему Евсеев.
Они были скоплением суеверий. Знали ведь, что проказа прикосновением не передается, но, поди отыщи смельчака, который прокаженного захочет потрогать. А вот чем заболеет тот, кто коснулся боевика? Что там за вирусы у него? Того и гляди, забьются сейчас в истерике, начнут требовать отделения Поволжья от России или что-нибудь в этом роде.
Попозже помоют. Вздохнув, егеря побрели в дом.
Дом основательный, стены толстые и крепкие, кирпичи пригнаны друг к друг с любовью, швы между ними ровные. Сразу видно, что строили его опытные каменщики, а так как местные жители навыками такими не отличались, то, вероятно, здесь широко применялся рабский труд. Прямо как при возведении египетских пирамид. Но здесь рабов, времени и материалов в тысячи раз меньше, чем у фараонов, вот и сооружение вышло менее величественное, а по правде — совсем не величественное. Если бомбардировщик уронит случайно одну из своих игрушек на дом, то останется вместо него большая землянка — места хватит и для соседей. Бомб ронять никто не станет, а вот из гранатомета, пожалуй, только окна высадишь да штукатурку осыплешь. Боевики могли чувствовать себя здесь почти в безопасности, вообразив, что они находятся на форпосте исламского мира, который подвергся набегу неверных…
Умная собачка лезть в подвал не хотела. Она, конечно, умела спускаться и подниматься по лестнице. Нельзя сказать, что получалось это у нее лучше всего остального, но на тренировках в учебном центре собаководства ее так вымуштровали, что от прежней неуклюжести у нее не осталось и следа.
— Ну что ты тут нашла?
Кондратьев вытащил фонарик, зажег его, вмиг став похожим на рыцаря-джедай, у которого в руках оказалась секретная разработка — лазерная дубинка. О том, насколько это страшное оружие лучше обычного меча, лучше и не задумываться.
Луч скользнул по полу, ворвался в подвал, раздвинул темноту, прижал к стенкам, стал ее гонять, как собака кошку в запертой комнате — из угла в угол и обратно по этому обмазанному со всех сторон цементом бункеру с гранями 4 х 3 х 2,5 метра. Но это примерно.
Луч натыкался на склад больших, объемом не меньше десяти литров, синеватых прозрачных фляг. Почти все были заполнены. Фляги были без маркировок, но и без них понятно, что хранилась там вода. Куда столько водки?
Пол устилали полосатые матрацы. Луч находил то собранные раскладушки, прислоненные к стенам, то распростертое на матрацах тело боевика, то еще одно такое же тело, но забившееся в угол. Камикадзе прямо какие-то. Камикадзе — дальтоники, потому что повязки они носили не красные, а зеленые, да еще понаписали на них какую-то абракадабру, которую никто из егерей понять не мог. Интересно, когда очнутся
