Александр МАРКОВ
ЛОКАЛЬНЫЙ КОНФЛИКТ
Часть 1
Глава 1
Водителю отчего-то постоянно хотелось выбраться из колеи, словно здесь ему было неуютно. Но до него по ней прошел уже не один десяток машин, а значит, если боевики и оставили здесь мины, они давно уже обезврежены. Обочина была пустой. Ее не украшали остовы обгоревших машин. Похоже, никто на этой дороге не подрывался.
Ночью боевики могли прятаться вдоль нее, поджидать колонны, а заслышав гул двигателей, поставить в колею фугас и, слегка засыпав его снегом, отойти на безопасное расстояние и затаиться — прямо как мальчишки, которые, положив на рельс огромный гвоздь, гадают, что же получится, когда на него наедет поезд. Но поезду с рельсов не уйти, а водитель БМП мог выбирать свой путь, так что, когда у него возникали хоть какие-то сомнения, он объезжал подозрительный ему участок дороги.
Если бы не эта колея, они давно бы сбились с дороги и заблудились в темноте.
БМП вздрагивала, переваливаясь с борта на борт, похожая на клоуна, с его знаменитой утиной походкой. Ее броню, словно мухи тарелку с вареньем, облепили егеря в маскхалатах, да так густо, что за их телами невозможно разглядеть, какой краской выкрашена бронемашина. Белой, наверное. Их тела прикрывали броню, как своеобразная активная защита. Пулям и осколкам будет тяжело до нее добраться.
Больше всего они напоминали бездомных нищих, которые, пережидая ночь на улице, сгрудились возле вентиляционной шахты. Вместо шахты — решетка над двигателем. Из-под нее била слабая струя теплого воздуха. Его теплом мог согреться лишь тот, кто сидел на решетке. Она располагалась почти сразу за башней. Броня здесь была ровной, чуть шершавой — можно спокойно заснуть, не боясь скатиться во сне под гусеницы. К тому же со всех сторон подпирают тела товарищей, прижавшихся друг другу, сберегая капли тепла. Тепло все равно терялось. Они уже сейчас представляли довольно жалкое зрелище. Лучше не думать о том, во что они превратятся через час, когда наконец-то доберутся до базы. Нет, право же, место за башней было на броне самым удобным и безопасным, защищенным почти со всех сторон. Только сверху ничего до самых небес. На таком механизированном троне восседать богдыхану, повелевающему несметными толпами… У человека, который занимал его, под началом несметных толп не было, его подчиненных можно пересчитать по пальцам, и добился он всего четырех маленьких звездочек на погоне, хотя командование обещало ему, что вскоре эти звездочки сольются в одну большую.
В глазах у капитана Николая Кондратьева застыли печаль и усталость. Кожа на лице обветрилась, начала шелушиться. Он не раз в такие вот минуты порывался послать все к черту, вытребовать отпуск да приплюсовать к нему отгулы, причитающиеся за сверхурочные, уехать куда-нибудь в глушь, не в Саратов, а подальше, чтобы отдохнуть, благо отпускных ему набегало месяца четыре, а потом… потом… он никуда не уедет отсюда.
Рыжие волосы на его макушке стали редеть, сквозь короткую прическу просвечивала лысина. Он прикрывал ее вязанной шапочкой, а поверх нее носил еще и каску. Борода росла погуще, тоже рыжая, с медным отливом, колючая и жесткая, как проволока, ее крошечные кусочки инплантировали на щеки и подбородок. Об нее приятно чесать руки, как об ершик, но проволока эта каждый день становилась все длиннее.
Егеря заснули, им грезилось, будто кусок земли, на котором они сидели, оторвался вместе с вентиляционной шахтой, его унесло течением, и теперь они оказались посредине снежного океана. Спрыгнешь в снег — утонешь. Остается ждать, когда их прибьет к берегу.
Холод брони постепенно просачивался сквозь ткань комбинезонов, добирался до кожи. Кожа становилась твердой и бесчувственной до такой степени, что уже не ощущала холод. Не заметишь, как заработаешь себе простуду, ревматизм или какое-нибудь воспалительное заболевание мочеиспускательных каналов, а чтобы излечиться от этих напастей, придется потратить на лекарства все премиальные, заработанные в Истабане…
Если снять перчатку и дотронуться до брони ладонью, она прилипнет, точно металл смазан хорошим, еще не засохшим, клеем, а растворителем для него служило только тепло, и пока БМП не заедет в ангар, егеря могли бы не бояться, что свалятся с нее. Но клей почему-то действовал избирательно и не приклеивал к броне комбинезоны.
Ночь набросила на них полупрозрачное покрывало, сквозь которое едва проступали очертания гор. Снег от лунного света искрился на вершинах и склонах, будто их усыпали сахаром, битым стеклом или осколками Луны, которая треснула, после того как в нее ударилось несколько космических кораблей. От нее отвалились огромные куски и либо рухнули на Землю, либо стали ее спутниками. Хорошо еще, что люди вовремя остановились и перестали посылать на Луну свои экспедиции — и так от нее осталась едва ли половина. Уж не от стыда ли она старалась спрятаться за облаками?
Где-то слева от дороги лежало селение Юлай-юрт, еще более далекое, чем Луна, потому что ее хоть иногда было видно, а селение растворилось в темноте. Его вообще могло там не оказаться. Возможно, на его месте давно уже образовался в земле похожий на незаживший рубец провал, куда свалились все дома вместе с жителями. Проверять, верна ли эта догадка, никому в голову не приходило. Из-за того, что бронемашина то и дело вздрагивала, егеря не могли почувствовать подземных толчков, а все звуки заглушало разносившееся на многие километры вокруг тарахтение двигателя, поэтому они не могли слышать, как дышит земля.
Морозный воздух обжигал кожу на лице. Хотелось, прижавшись к броне, втянуть голову в плечи, словно макушкой можно задеть небеса, а они окажутся твердыми, как камень, и ты обязательно набьешь себе шишку.
Если все же попробовать забраться внутрь БМП, то там станет так же тесно, как килькам в консервной банке: не то что совсем не повернешься, но дышать будет трудно. Впрочем, умереть от удушья — это не самое страшное. Куда менее приятная перспектива — свариться в собственном соку, если в машину попадет граната или под ней рванет противотанковая мина. Лучше получить контузию, осколок или пулю. Тогда хоть есть надежда выжить.
Теоретически от всяческих неожиданностей они были застрахованы. Метрах в ста над ними летела «Стрекоза». Управляющий ею пилот с приходом ночи переключился на инфракрасное сканирование. Только так он мог хоть что-то увидеть. Именно пилот «Стрекозы» двумя часами ранее, когда небо было еще серым, обнаружил выходившую на дорогу неподалеку от бронемашины группу людей в белом камуфляже. Но они предупредили о своем появлении тремя зелеными ракетами. Егеря, возвращающиеся с задания. Не будь этого сигнала, водитель БМП, увидев их, вряд ли стал бы терять время на выяснения — влепил бы по ним из пулемета, не раздумывая. Он хорошо усвоил принцип американских полицейских: чуть что — стреляй, разбираться будешь потом. Когда водитель подъехал к егерям поближе, остановился, чтобы разглядеть их. Странные они были и казались призраками. У одного на голове был мешок. Остальные сейчас стаскивали его. Сжалились наверное, дали немного подышать воздухом, не смешанным с пылью, скопившейся в мешке, и не отфильтрованным мешковиной. Но руки пленника так и остались скованы наручниками. На левой стороне его лица расплылся фиолетовый подтек. Глянув на него, водитель обомлел и на несколько секунд потерял дар речи.
— У-у, — протянул он зачарованно, — Зарахаев.
— Вот и я говорю, что он, но некоторые сомневаются, — усмехнулся один из егерей. У него были капитанские нашивки на рукавах.
