пришел в себя и поднял голову. — Ш-ш-ш! Где мои глаза… Я ничего не вижу. Я ничего не слышу. Что это? Где я? Я не знаю этих запахов! Я не знаю этих звуков! О горе мне, зачем я пришел сюда, в это царство смерти!
Потом его взгляд упал на горы.
— Стена… — неуверенно прошептал он. А затем, запрокинув голову и увидев небо, произнес: — Потолок…
И наконец, увидев мамонтов, Аш стремительно вскочил на ноги и метнул свой легкий аркан в сторону косматых гигантов. Раз, другой.
— Что ты делаешь?
— Крысы! — взвизгнул Аш. — Вы что, не видите? Крысы в пяти шагах!
Глава 11
ТЕНИ
— Что будем делать с выродками? — повторил Кулу, хмуро оглядывая свое обожравшееся, заспанное племя.
— Чего мудрить? — сказал Рах Длиннорукий. — Вспороть животы, кишки к дереву привязать, и пусть ходят вокруг. Так веселее всего.
— Каждый раз ты предлагаешь, Рах, одно и то же, видно, больше одной мысли в твою башку не помещается. Мне твое мотание кишок уже вот где сидит. Намотались. Кто еще скажет?
— Ну, пусть сами друг друга сожрут, — предложил Слэк. — Это и забавно, и шевелиться не надо.
— Не станут. — Кулу покачал головой и смачно плюнул. — Это ж выродки. Их поди заставь. Ну, а ты, Барг?
— Не знаю я, — проворчал Барг. — И так обожрался. А тут думай еще. Пропади они пропадом. Сами пусть думают. Надоело.
Тут лицо Кулу налилось кровью, и он вдруг заорал не своим голосом:
— А кому не надоело? А мне? Мне не надоело? Черви вы, падаль, гниль вонючая, дерьмо! Всех, всех ненавижу! Всем кровь пущу!
— Э, ты чего, вождь?.. Э! — попятились ядозубы. Кулу схватил железный меч и стал размахивать им, рыча и брызжа слюной. Потом со всей силы всадил меч в ближайшее дерево, сел на камень и задумался. Ядозубы несмело приблизились.
— Скучно, — сказал Кулу. — Дрянь все. Каждый день одно и то же. Одна радость — Улле служить. Служим, служим. Выслужились. Каждому по Клыкачу в глотку. Ловко.
— Ладно, вождь, — сказал Слэк. — Повеселимся еще. Вон, два выродка есть. А о наших, что благую смерть приняли, чего тужить. Им-то хорошо.
— Где? — Кулу в упор посмотрел на Слэка.
— Чего где? Им, говорю, хорошо. В пустоту они ушли. Нету их, вот им и хорошо.
— Если их нету, кому тогда хорошо?
— Так ведь хорошо, когда тебя нету!
— Ну. Вот ты, Слэк, когда тебя мамка еще не родила, тебе хорошо было или как?
— Нормально было. Никак не было. Хоть не мучился.
— А теперь, значит, мучаешься?
— А то.
— Ну так сдохни, — медленно, с расстановкой процедил Кулу.
— Чего?
— Сдохни, не мучайся.
Слэк попятился. Глаза его испуганно забегали. Потом он вдруг рванул со всех ног и исчез в зарослях.
— Дерьмо, — сказал Кулу. Ядозубы оторопело молчали.
— Ну, вождь, ты сегодня сердитый, — сказал наконец Барг. — Чего нас спрашивать? Возьми сам да реши, что делать с выродками.
— Ладно. — Кулу помолчал немного, потом повернулся к пленникам: — Эй, Орми! Небось хочешь сдохнуть побыстрее?
— Не хочу, — ответил Орми.
— Как же так? Слэк хочет. Все хотят. А ты не хочешь.
— Тебе-то что за дело? Ты Улле служишь, вот и служи. Давай. Наматывай кишки, жри нас живьем.
— А не боишься, что я сейчас такое придумаю, что тебе и не снилось?
— Не придумаешь. Ты попробуй, Кулу, выдумай нам такую муку, чтобы тебе от нее хоть на миг жизнь показалась лучше смерти. Не сумеешь. А ведь бывает такое. Бывает, что подыхать не хочется даже быстро.
— Ага. Бывает. У выродков. Потому-то мы вас и ненавидим. Мы, меченые, до смерти мучиться должны. А вы, твари вонючие, радуетесь.
— Ты тоже мог бы.
— Я — нет. Я меченый, понял? Меченым родился и сдохну. И пусть я дерьмо, но ты сдохнешь первым.
— Что-то я не пойму. То ты говоришь, что хочешь сдохнуть, то радуешься, что сдохнешь не скоро. Ты уж выбери что-то одно.
— Ты обо мне не заботься! — рявкнул Кулу. — С собой я разберусь как-нибудь. О себе лучше подумай.
— Со мной-то ясно. Я счастливчик. Я выродок. На Улле вашего я плевать хотел. А вы, сколько бы меня ни мучили, счастливее не станете. Только жаль мне вас. Вы сами себя поедом жрете и не замечаете.
— Жаль, говоришь? Так, может, ты нас выручишь? Научишь, как нам, простым меченым людям, стать такими, как ты, радостными вонючими выродками?
Ядозубы заулыбались, но как-то неуверенно. Слишком необычно вел себя вождь.
— Научу, если выслушаешь, — спокойно сказал Орми.
— Ну, что? — Кулу посмотрел на ядозубов. — Послушаем?
— Пусть говорит, — сказала Хреса. — Какая-никакая забава.
— Бабе слова не давали, — прорычал Кулу злобно.
— Пусть говорит, змееныш, — махнул рукой Барг. — Пусть все говорят. Жрать теперь не скоро захочется.
— Я вот что придумал, — сказал Рах. — Засунем им в зад по горящей головне. Смешно будет.
— Не будет, — сказал Курги Плешивый. — Старье. Послушаем лучше змееныша. Хоть что-то новенькое в кои-то веки.
Эйле приподняла голову, посмотрела на Курги и чуть заметно улыбнулась. Тот заметил ее взгляд и шумно высморкался, зажав пальцами ноздрю.
— Говори, Орми. Видишь, народ решил, — сказал Кулу.
И Орми начал:
— Раньше на Земле не было никакого поганого Улле. Хозяином в мире был Имир. Он всех живых тварей создал. И берег их, и не давал в обиду. Люди друг друга не убивали. И никакого горя у них не было. Жить было любо. Все что хотели, то и делали.
— Брехня, — сказал Рах. — А если кому захотелось кого-то сожрать, тогда что?
— А им не хотелось. От хорошей жизни людей жрать не захочется. Ведь людоеды погано живут. А те жили хорошо.
— Вождь, надо ему глотку заткнуть, — сказал Рах. — У меня от его речей в животе буря поднимается. Дай я ему углей в пасть напихаю.
