одного из них почти уничтожились, и осталось одно имя его; — это Керменчик, теперь просто урочище на левом берегу верхней Качи. Другой — Кермен или Керман-кале (крепость); его развалины ясно видны на горе, над татарскою деревнею Керменчик, расположенною при верховье одного из правых притоков Бельбека (Керменчике). Это укрепление, — как Сюйренское, Черкес-керменское и большинство других, находящихся в этой стране, обильной плоскими отдельными горами, — отрезало собою мыс скалы, неприступный с других сторон. С высоты этого мыса виден Качи-Кальон и вершина Тепе-Кермена.
Наконец, около Баклы, там, где горы делают резкий поворот к востоку, и угол их открывается доступу одновременно с севера и запада, — два, по-видимому, сильных укрепления служили горным жителям для отпора кочевников. Сарамамбаш-кале представляет теперь только развалины стены, отрезавшей мыс плоской и обрывистой горы, да кучи мусора от разрушенных зданий — внутри этой стены, также лежащей во прахе. Сарамамбаш-кале стоит прямо над селением Мангушем, между реками Альмою и Бодраком, которых долины он, конечно, охранял.
Недалеко от Сарамамбаш-Кале, уже по ту сторону Альмы, находятся развалины другого горного укрепления, Сарысап-Кермена.
Я не буду говорить об укреплениях другой части гор. Для цели настоящей статьи достаточно показать, что непрерывная цепь больших и малых укреплений, то целых городов, то замков, то сигнальных башен, — опоясывала северо-западные склоны и проходы крымских гор, т. е. именно Страну пещерных городов Крыма.
Строгой исторической правды касательно происхождения собственно пещерных городов мы вряд ли когда добудем. Мне кажется, пещера не могла служить постоянным жилищем какому-нибудь человеческому племени, успевшему стать хотя бы на первые ступени цивилизации. Этот зоологический способ укрывать себя от непогоды и неприятеля в трещине скалы вполне соответствует зоологическому возрасту человечества. Тут одно рабское подражание птице и насекомому. Высоко — не достанет враждебная рука, укрыто — не промочит дождь и не снесет буря; мягкий известняк поддается грубому орудию, как поддается клюву какого-нибудь стрижа, — и вот, нора сделана, избрано жилище. В позднейшие эпохи своей жизни человеческое племя может, конечно, пользоваться пещерою, но только в исключительных случаях, под гнетом крайней необходимости. И европеец XIX века проведет ночь на дереве, если его побудит к тому неминуемая опасность; но жить постоянно на деревьях, подобно шимпанзе, человек может только на степени развития каких-нибудь колумбийцев. Некоторые писатели допускают предположение об основании пещерных городов цивилизованными племенами, имея в виду пример восточных монахов, киевских и других. Но, мне кажется, в этом примере можно видеть психологическое подтверждение того исторического факта, что пещерная жизнь составляет одно из условий натурального быта человека. Восточное монашество постоянно и сознательно ставило себе целью возвращение физики человека к первобытной, так сказать, животной, его обстановки; пустынники Фиваиды ходили почти нагие, обрастали волосами, не варили кушанья, не зажигали огня, ели коренья, пили одну воду, заглушали в себе дар членораздельных звуков и упорно избегали общежития, связи с себе подобными. Таким же образом и пещеромания была неизбежным результатом всех остальных стремлений их. Обратим внимание, что гомерический грек сохранил память о своем столкновении с первобытными обитателями Европы, в образе циклопов, жителей и строителей пещер. Звероподобный циклоп везде, так или иначе, связан с камнем. Для Полифема камень есть и жилище, и хлев, и дверь, и оружие. Так называемые циклопические постройки — не что иное, как грубые искусственные пещеры. Титаны, — в образе которых мифология сохранила тот же исторический факт борьбы цивилизованных пришельцев с дикими аборигенами, — действуют против Олимпа камнями. В странах древних кельтов, в странах древних финнов, — везде легенда сохранила память о пещерных людях и пещерной эпохе, под видом таинственных колдунов, враждебных обществу, скрывающих свои злые козни, свой чуждый образ и свои чуждые нравы в недрах недоступных гор. Нет сомнения, что младенческая эпоха человечества имеет основания называться «каменною» не по одному только материалу тогдашних жилищ его. Поэтому и мнение тех писателей, которые называли пещерные города Крыма 'жилищами троглодитов', мне кажется, ближе к истине, чем обыкновенно думают.
Кто именно были эти троглодиты? Тавры — первый народ, которого история, еще в полумифической, полугероической эпохе своей, застает на почве Крыма. Эти тавры, современники Ахилла и Ифигении, приносившие человеческие жертвы своим божеством и считавшие своею добычею всех несчастных, приносимых к их берегу волнами тогда еще 'негостеприимного понта' — понт Аксенос — конечно, могли создать пещерные города. Когда древние тавры смешались с так называемыми скифами и стали известны у историков под именем тавро-скифов, то они занимали оба склона крымских гор, следовательно, и страну нынешних пещерных городов. Но тавро-скифы, которые воевали с Митридатом и разбивали войска императора Клавдия, были уже не прежние дикие тавры, а народ, умевший строить крепости и проникнутый эллинскою цивилизацией; постройки Палака и Скилура были совершенно греческие постройки, как это доказывается развалинами симферопольского Керменчика.
Есть мнение, что пещерные города Крыма основаны были киммерианами, также одним из первобытных народов Таври, оставившим свое имя Босфору Киммерийскому; но, сколько мне известно, это предположение бездоказательно, как и другие, а сверх того менее вероятно уже потому, что страна пещерных городов лежит на совершенно противоположной стороне предполагаемого местопребывания киммерийцев, т. е. Керченского полуострова.
Народ, о котором достоверно известно, что он жил на месте нынешних пещерных городов Крыма, — был готы. Мы уже видели выше историческое подтверждение этого факта.
Юстиниан не ограничился постройкою стены для ограждения готов. По словам Прокопия, он в то же время основал несколько укреплений на Южном берегу Крыма: Алустос, нынешнюю Алушту, Горзубиту, нынешний Гурзуф, и восстановил разрушенные стены Босфора (Керчи) и Херсонеса. В века передвижения народов обычай преграждать им путь длинными стенами и замками был в большом ходу. Император Анастасий в начале VI в. построил огромную стену для ограждения Византии от северных варваров. Юстиниан еще более укрепил эту стену: только на одном пространстве от Белграда до устья Дуная он построил новых и возобновил старых 80 укрепленных замков, по свидетельству Прокопия. В том же VI в. персидский шах Хозрой I соорудил так называемую Кавказскую стену и Дербентское укрепление, против набегов хазар.
Готская стена, о которой говорит Прокопий, до сих пор еще заметна в разных местах крымских гор. В другом месте своих 'Крымских впечатлений', при описании путешествия на Чатыр-Даг, я имел уже случай говорить о встреченных мною на склоне Чатыр-Дага развалинах этой стены, которую татары приписывали почему-то Темир-Аксаку, т. е. знаменитому Тамерлану. Менее ясно эти развалины заметны по ту сторону Алуштинской дороги, вдоль Караби-яйлы, до самой дороги, ведущей из Ускюта в Карасубазар. Эти развалины везде известны под именем Таш-Хабах. Судя по направлению этой стены и по назначению ее, она должна была западным концом своим примыкать к системе укреплений, о которой говорено было выше. Таким образом, она защищала северные подступы в горы, со стороны большой Крымской степи. Точно также, на юге гор, бухты, берега и проходы долин были защищены особою системою замков и крепостей, примыкавших к северо-западной укрепленной линии пещерных городов, вероятно, около Чоргунской башни, в верховьях Черной речки. Развалины южнобережских замков и крепостей сохранились во множестве в Алуште, на Кастели, на Аю-даге, на скалах Гурзуфа, на мысе Никите, выше Аутки, у города Ялты, в Орианде, на мысе Ай-Тодор, в Лимени, в Кикинеизе, в Мухолатке, на мысе Айя, еще во многих других местах и особенно в Балаклаве. Все эти укрепления представляют еще более сильную и связную оборонительную линию, чем даже линия западных склонов. Можно сказать, нет ни одного сколько-нибудь значительного залива или мыса, нет ни одного горного ущелья на Южном берегу, которые бы не сохранили на себе если не остатков, то хотя имени прежнего укрепления. По-видимому, эти укрепления были тоже основаны византийцами, с целью защищать готов-трапезитов. Алустос, Гурзуф, Ялита явились уже в VI веке, остальные могли возникнуть в разные времена, ранее и позже Юстиниана; некоторые старинные писатели прямо называют южнобережские замки «готскими» — Castella Gothorum — а в карте Скифии Сестренцевича на юго-западном краю Крыма показывается 'Gothia или Castra Gothorum'.
И даже в XV столетии, когда по трактату с Элиас-Беем Солкатским (Солкат — Старый Крым — древняя столица татар) Южный берег перешел во власть генуэзцев, он не называется иначе как «Готией».
В важнейших торговых пунктах Готии были учреждены особые консульства, в Чембало (Балаклаве),
