отправке в море, для предохранения от сырости и мокроты); и все это сушится, преет и производит несносный запах, так что ежели войти туда Русскому человеку, то он никак не в состоянии пробыть там долгое время от ядовитого духа, который почти выедает глаза. Алеуты могли бы избавиться от этого аромата, но они привыкли к нему и спокойно засыпают в своей душной атмосфере.
Российско-Американская Компания нанимает Алеутов в разные работы, посылает матросами во многие дальние походы, составляет из них партии для морских промыслов, снабжает всем нужным для лова, и сверх того платит за все добытое ими по таксе. За шкуру большого морского бобра платят 50 руб., среднего—30, а за кошлаки 15 руб.
Компания обыкновенно назначает место, где должно производить лов, посылает при пария Алеутов одного из их таёнок, которым они повинуются, и еще кого-нибудь из Русских для распоряжений.
Мне случилось однажды быть при их партии, составленной из Алеутов и Чугач, которые живут в Нучике. Мы отправились судном к Якутам для ловли морских бобров; в этом же месте живут Калюжи, непримиримые враги Чугач, к которым питают неприязнь еще с давних пор. По приходе нашем туда, Калюжи запели с нами спор, зачем мы пришли ловить их бобров, и грозили нападением на Алеутов, если они выедут в море на промыслы. Однако мы вскоре прекратили эту ссору, угостив Калюж и подарив главным их таёнам по одеялу. — Мы сказали им, что Кадьякские наши бобры зашли к ним в проливы, и что мы хотим в наказание за это перебить своих бобров, а Калюжских трогать не станем!.. Дикари поверили нашим словам и беспрепятственно позволили Алеутам перебраться с судна на берег. Последние раскинули там свои палатки, к которым были приставлены Русские часовые, для предохранения Алеутов от нападения Калюж.
На другой день нашего прибытия Алеуты не выезжали на промысл, по причине ветреной погоды, в которую они никогда не отправляются на ловлю бобров, потому что в это время никогда невозможно заметить зверя в волнах. На третий день было ясно и тихо, и ветерок легким дыханием своим едва бороздил зеркальную поверхность вод. Алеуты пустились в море на 30 байдарках.
Байдарка есть остроконечная кожаная лодка, сделанная из переплетенных довольно крепко дранок и обтянутая снизу и сверху сиучьим лавтаком, который вымазан жиром. С виду походит она на продолговатый надутый пузырь. На верху байдарки сделаны одни, два или три круглые люка. Самая большая байдарка в три люка бывает в 5 арш. длиною и в 3/4 арш. шириною, легка и быстра на ходу, но ужасно вертка. Алеуты привыкли к этим лодкам, смело садятся в них, надевают камлеийки, затягивают ими люки, чтоб в байдарку не могла проникнуть вода, и пускаются далеко от берегов в море. Сидя в байдарках, Алеуты не страшатся бури; гигантские волны океана для них нипочем, они носятся по ним как птицы морские. Байдарка то подымается на вершины волн, то вдруг сбрасывается в промежутки, образуемые ими; иногда набежавшая громадная волна совершенно покрывает се собою, думаешь, что опа потонула, но байдарка опять появляется на поверхности вод, с своими отважными и ловкими пловцами, которые беззаботно продолжают путь.
На верхней части байдарки прикрепляются все принадлежности, необходимые для ловли. Алеуты не стреляют ружьями бобров или других каких-либо зверей, собственно для того, чтоб не испугать зверя ружейным гулом.
Главное оружие составляют у них стрелы, которыми бьют они чрезвычайно верно и никогда почти не дают промаха. Увидев на море бобра, они быстро бросаются к нему, окружают его байдарками и начинают пускать в него стрелы; они ни за что не позволяют ему выплывать из круга, образуемого байдарками. Бобр ныряет, но, не будучи в состоянии долго пробыть под водою без воздуха, беспрестанно выставляет свою голову и кричит как ребенок. Алеуты гоняют его до тех пор, пока он совершенно выбьется из сил от истекшей крови; тогда он оборачивается на спину и показывается почти весь на воде. В это время подилывают к нему Алеуты, берут его на байдарку и рассматривают самым внимательным образом, кому он принадлежит.
Стрелки, употребляемые Алеутами при ловле бобров, сделаны из кости и имеют на одной стороне зубчики, для того, чтоб стрелка не выходила из бобра, как он ныряет в воду. Стрелка, имеющая в длину обыкновенно 1 1/2 верш., насаживается на ровную палочку, которая, будучи кинута в бобра, всилывает на поверхность, между тем как наконечник её остается в животном. Алеуты непременно берут каждый свою палочку, по заметкам, которые делают они, кому какие вздумается, как на ней, так и на оконечнике. Случается, что бобру наносят иногда ран до десяти и более. Поэтому у Алеутов делается общий постоянный договор, состоящий в том, кто в какое место попадет и чья стрелка глубже сидит. Если при осмотре вздумается кому нибудь силутовать и сказать, что такая-то чужая стрелка принадлежит ему, тогда сличают обе заметки, как на оконечнике, так и на палочке, и ложь тотчас же обнаруживается. Когда находят стрелки в дозволенных местах, иногда по две или по три, то смотря по тому, чья стрелка глубже и к какой стороне ближе, тот и пользуется бобром.
Алеуты употребляют в пищу бобровое мясо, но весьма редко, и тогда только, когда у них другого нет. Обыкновенная пища их состоит в китовине, сивучине, нерпах и сушеной рыбе. Те, которые служат Компании, получают по пуду муки в месяц. Но самое лучшее и любимое их кушанье — это китовина. У Алеутов тот день почитается праздничным, когда они найдут где-нибудь кита, выкинутого морскими волнами на берег. Первые, нашедшие этот клад, не говоря о том никому, запасаются сначала на будущее время и наедаются до-упаду, потом объявляют о своей находке землякам и т. е., как касатки, нападают на мертвого великана и оставляют от него одни только кости.
Алеуты часто стреляют в китов аспидными стрелками, которые, глубоко уходя в мясо, делают рану; соленая морская вода постепенно разъедает ее; кит мало помалу обессиливает и дня через три умирает; волною выбрасывает его на берег, и тут начинается у Алеутов пир-горой.
Во время моего путешествия мне случалось встречать много диких и полудиких племен, но я не видывал народа ленивее Алеутов, живущих в отдалении от Кадьякского заселения. С какою неохотою, для собственной же своей выгоды отправляются они в партию, когда посылает их Компания! Алеут непременно умрет с-голоду, если кто-нибудь не пошлет его на добычу. Он пролежит три дня без пищи, лишь была бы вода, которую он пьет беспрестанно, и для забавы будет колотить в бубен, да напевать шаманские песни. Многие из Алеутов и поныне еще придерживаются шаманству и разным предрассудкам; так, например, промышленники морского промысла тайно раскапывают покойников, достают через и кладут его в нос своей байдарки, в той уверенности, что с этим талисманом лов морских зверей будет для них удачнее и они не погибнут в море. Впрочем можно надеяться, что Алеуты скоро отстанут от шаманства, от суеверных своих обрядов и предрассудков. Вот уже большая половина из них, приняв св. крещение, оставляют прежние заблуждения и отдают детей своих для обучения в школы, устроенные в Кадьяке, Ситхе и Уналашке. Воспитанники выходят из школ с хорошими понятиями, поступают в разные должности и смеются над невежеством и суеверными обычаями своих же земляков.
Преосвященный Иннокентий послал в Кадьяк одного из студентов духовной семинарии, для того, чтоб он выучился Алеутскому языку и составпл Алеутскую азбуку. Студент употребил на это пять лет и успел в своем предприятии. В 1846 году назначено было печатать Алеутские книги и рассылать потом по колониям. Евангелие уже переведено на Алеутский язык Преосвященным Иннокентием, в то время, когда еще он был священником, и теперь читается иногда в колониальных церквах.
Алеуты всегда со вниманием слушают чтете Евангелия и ревностно исполняют Закон Божий, особливо Увалашские Алеуты. Как они почтительны к христианской религии, сколько делают пожертвовании в Уналашскую церковь лучшими пушными товарами, как богобоязливы и смиренны во время совершения божественной службы! Это самые набожные и трудолюбивые Алеуты из всех своих единоплеменников.
Уналашские Алеуты выделывают очень искусно из моржового зуба резные вещи, ткут из особенной травы узорчатые ткани, вышивают камлейки, делают из дерева превосходные шкатулки, которые чистотою отделки не уступают Американским, и вообще очень добры и уважительны к Русским. Они чрезвычайно искусно выткали из тонких древесных корней и различных трав орлицы, служащие для подножия во время отправления божественной службы Архиереем и принесли их в дар Преосвященному Иннокентию, который переслал эту редкость к Московскому Митрополиту Филарету. Надобно заметить, что эти орлицы или подножия были вытканы, или лучше сказать силетены руками; поэтому можно судить, как много обещают они в будущем….
