— У нас нет шалей дешевле 200 пиастров.
И купец развернул перед нами отличные шали; капитан выбрал одну из них и приказал отложить до другого дня.
— А самые дорогие шали в какую у вас цену?
Купец открыл коробку и вынул огромную шелковую белую шаль с черными цветами и с такою же бахромою. Он сжал ее в комок и распустил опять; шаль нисколько не измялась; потом скинул с пальца кольцо и протащил сквозь него.
— Сколько стоит эта шаль?
— 5000 пиастров.
— И здешние жители покупают у вас подобные вещи?
— Очень часто, — отвечал купец, — торговля наша постоянно в хорошем состоянии.
Судя по богатству товаров и по обширности зданий, жители Массатлана должны быть или очень богаты, или очень расточительны, подумал я.
Мы распростились с купцом и пошли далее по рядам, которые казались один другого лучше, как по убранству своему, так и по изяществу находившихся в них товаров.
В одном из магазинов заметил я парусину под Русской фирмой. Любопытство понудило меня спросить, каким образом могло зайти сюда изделие Русских фабрик.
— Парусину доставляют к нам Английские купеческие суда из Бразилии, — отвечал купец.
— Да ведь там нет Русских фабрик, — сказал я,
Купец, по-видимому, был знаток в торговых делах, и объяснил мне, что Англичане каждогодно привозят в Америку парусины слишком на 12 миллионов и продают ее под Русской фирмой.
— Значит, Русские произведения уважаются в Американских портах?
— Все равно, как у вас в России иностранные изделия.
— А сколько стоит здесь кусок Русской парусины?
— 20 пиастров.
Да, подумал я, очень было бы выгодно, если б Русские промышленники сами привозили сюда свои произведения.
Мы пошли далее внутрь гостиного двора. Во многих магазинах красовались богатые вазы. Широкие блонды, узорчатые ковры, разноцветные шелковые, шерстяные и бумажные ткани, хрустальный, серебряные и золотые изделия, все это ослепляло взоры и давало высокое понятие о торговой промышленности Массатланского порта.
Внутри гостиного двора устроены конторы разных иностранных торговых домов. Не так широкая улица перерезывает его на две половины. Мы отправились к концу этой улицы, в надежде пройти к пристани, где ожидал нас катер. — По дороге случилось с нами довольно забавное происшествие. На одной стороне улицы стоял лоток с фруктами; возле него сидела обезьяна и ела бананы, a более никого не было. Вероятно, хозяин ушел и оставил обезьяну караулить лоток; штурман, шедший с нами, вздумал поверить на деле нашу догадку. Он подошел к лотку и взял один лимон. Обезьяна бросила банан, схватила штурмана за фалды, подняла крик и не отпускала от себя своего пленника. Противиться ей было бы безрассудно: она могла бы оторвать фалды, или, и того хуже, исцарапать лицо. Командир хотел-было схватить ее за шею; но она оскалила на него зубы; и так, мы смиренно стояли перед обезьяною до прихода хозяина. Увидев его, она тотчас отпустила штурмана и опять принялась за банан. Мы объяснили хозяину в чем было дело, и дали ему пиастр. Он благодарил нас, а обезьяна все-таки злобно посматривала на штурмана.
В конце гостиной улицы возвышался огромный 3-х этажный дом. Это была гостинца, при входе на широкую чугунную лестницу стояли по обеим сторонам на задних лапах два льва с бронзовыми фонарями. Мы вошли во 2 этаж, прямо в огромную залу, но средине которой стояла толстая шлифованная под мрамор колонна, упиравшаяся в потолок. Вокруг неё возвышались ступеньки, уставленные цветами. Стулья, кресла, диваны были обиты какою-то прекрасною материей.
Фруктовые деревья, стоявшие вокруг залы, разливали по ней прохладу и свежесть; над столиками, в промежутках? окон, висели зеркала в больших бронзовых овальных рамах, отражая в себе зелень, корабли и волны залива. Из залы другая лестница вела в сад, с темными лавровыми аллеями и высокими кокосовыми деревьями. В средине сада находился довольно большой пруд с двумя пристанями; по его зеркальной поверхности носилась красивая шлюпка с косыми парусами; в ней сидело несколько мужчин и дам.
В гостинице вместо служителей прислуживали молодые девушки миловидной наружности. Хозяин, старик почтенного вида, расхаживал по зале, куря папироску, и молча раскланиваясь с гостями. Мы спросили мороженого, и служанка подала нам три раковинки с мороженым. — Съев порции, мы позвонили в колокольчик. К нам подошла тоже девушка.
— Что вам нужно заплатить за мороженое? — спросил капитан.
— 6 пиастров.
— Что ж так в дорого? — заметил он шутя.
— Здесь очень дорог лед, — отвечала девушка, — его достают с высоких гор и с большим трудом.
— С нами нет денег, — в шутку сказал капитан. — Поверь нам эту сумму.
— Извольте, — отвечала с улыбкою прислужница.
Мы поблагодарили ее за доверие, отдали 6 пиастров за мороженое и один подарили ей.
Зала была наполнена гостями, в особенности офицерами стоявших на рейде Английских и Американских Фрегатов. Тут много было и дам с мужьями, или с знакомыми. Некоторые из них курили папироски, другие пили кофе, пли смотрели, как мужья их играли в лото,»ли в домино. Здесь дамы не считают за неприличие посещать подобные заведения даже без кавалеров.
По правую и по левую сторону залы видны были другие комнаты, меньшего размера. В них стояли бильярды и шахматные столики.
Когда мы вошли в одну из упомянутых комнат, какой-то жирный Англичанин предложил нашему капитану съиграть с ним одну игру в шахматы. Капитан хорошо умел играть в эту игру, но не был до нее охотник; однако же сел, чтоб потешить Англичанина. Любопытные собрались вокруг столика смотреть, на чьей стороне будет победа.
Англичанин первый выдвинул двух солдат: одного от короля, другого от крепости.
Капитан выдвинул с своей стороны тоже двух солдат: одного от короля, другого от дамы.
Следовало ходить Англичанину. Не знаю, почему, он сделал второй выход конем. Ошибка была непростительная. Капитан воспользовался этим случаем, отдал солдата, а дамой сделал шах и мат королю.
Англичанин, увидев, что проиграл игру, слегка нахмурил брови, потом громко захохотал (кажется, более от досады) и велел подать дюжину шампанского. Учтивость требовала со стороны капитана выпить с англичанином хотя одну бутылку. Последний заплатил за поданное шампанское деньги и распил с капитаном одну бутылку; остальные же одиннадцать, до которых чудак не хотел и дотронуться, кажется, все пошли в пользу хозяина.
Мы пошли в сад. Там иные пили чай под тенью дерев, за маленькими столиками, другие отдыхали в китайских беседках, из которых виден был океан, и корабли с развевающимися флагами.
Солнышко почти уже скрылось. Наступил вечер. Жалко нам было расстаться с таким веселым местом, но делать было нечего: на рейде нас ждал корабль.
Выйдя из гостиницы и прошед прямую улицу, ведущую к самой пристани, мы встретили наших матросов слишком навеселе. Боцман-ман, с расстегнутым мундиром и надвинутою набекрень фуражкою, стоял посреди пристани с бутылкою в руках и угощал какого-то Французского разносчика (он служил на военном Французском корабле и был в действии при Наваринской битве).
Увидев нас, боцман-ман отдал бутылку Французу, кивнул ему головой и крикнул матросам:
— Эй, ребята! копись!
Матросы, услышав этот призыв, собрались в катер кто как мог.
— Эк вы нализались, — сказал капитан, приняв на себя строгий вид, между тем как штурман и я внутренне радовались этому случаю, по которому можно было остаться на берегу.
— Виноваты, ваше благородие, — сказал боцман-ман, — немножко промочили душу.
— Это что за родню угощал ты? — продолжал капитан, садясь в катер.
