– Ох, знала, что так будет! Ну, что ты повесил руки? – набросилась она на Матвея.
И правда, Матвей стоял, опустив руки, в первые минуты не зная, что делать.
– Ты погоди, Нюра, не шуми, дай ему одуматься, – заступился за племянника дед Фишка.
Но Анна ждать не хотела. Она схватила с земли платок и, торопливо повязывая им голову, запальчиво сказала:
– Побегу по полям баб собирать, а то с такими мужиками, как вы, с голоду сдохнешь.
– Постой, Нюра, – остановил ее Матвей. – Сделаем так: ты беги к Зотовым, а я пойду к Архипу Хромкову, а дядя пусть прямиком к новоселам отправляется. Хоть сегодня и не суббота, а пускай все с потемками домой вернутся и ждут набата.
Анна убежала, едва дослушав Матвея. Дед Фишка вслед за ней пустился рысцой извещать новоселов. Вскоре ушли и Матвей с Ромкой. На току остались только Артем и Максим.
Не прошло и часа, как по полям от одного балагана к другому засновали люди. Вскоре весть о том, что вечером надо быть в селе и ждать набата, долетела даже до самых дальних, и народ, кто пеший, кто конный, потянулся по неторным дорогам в село. Как только стемнело, во двор к Строговым, крадучись по задам и огородам, собрались мужики.
Матвей высказал им свои опасения. Они слушали его, шумно посасывая самокрутки, а когда он кончил, заговорили все сразу. Матвей прислушался и понял: возможное столкновение с охраной кедровника никого не поколебало. Силантий Бакулин предложил прихватить с собой стяжки, но тут же стало ясно, что этого недостаточно. Порешили взять, у кого есть, ружья. Ударить в церковный колокол поручили Матвею и Архипу Хромкову.
4
Было уже, пожалуй, за полночь, когда Матвей и Архип вышли из двора Строговых и, зябко поеживаясь, больше от волнения, чем от холода, поднялись к церкви на косогор. Ночь стояла светлая. На окнах угрюмых изб поблескивал холодный, негреющий свет месяца. В церковное озеро с непостижимой высоты смотрели звезды. Ничто не нарушало глубокой и суровой тишины, которой было объято седо. Даже работник, стороживший хлебные амбары купца Голованова и всегда с усердием стучавший в колотушку, молчал в эту ночь.
Архип остановил Матвея и, показывая на избы, сказал шепотом:
– Смотри, как притихли, будто и в самом деле спят.
Матвей ничего не ответил. Он думал совсем о другом: „Предупредят Евдокима с Демьяном или нет? И если предупредят, отступят они или в драку полезут?“
Ворота и калитка церковной ограды оказались запертыми на замок. Матвей и Архип перепрыгнули через ограду, подошли к церковному крыльцу и стали искать веревку от колокола. Обычно конец этой веревки заматывался на левый резной столб крыльца. Каждому, большому и малому, было известно – случится какая беда: дом ли загорится, вешнее ли половодье топить усадьбу начнет, зверь ли во двор ворвется, беги к церкви, бей в колокол – со всего села народ на помощь сбежится. Но теперь веревки не оказалось, и у Матвея мелькнула мысль: „Знают“. Он хотел сказать о своих опасениях Архипу, однако решил прежде посмотреть, нет ли веревки на правом столбе. Он шагнул на крыльцо и тут же отпрянул обратно. На самой верхней ступеньке, опираясь на палку, в шубе и шапке, совсем как зимой, сидел трапезник Маркел.
Матвей схватил Архипа за руку и увлек его за собой в кусты. Архип, волновавшийся вначале, почувствовал себя как рыба в воде. Любивший поозорничать и почудить, он решил подкрасться к Маркелу, набросить на него зипун и продержать его так до тех пор, пока Матвей не ударит в колокол. Но Матвей остановил его:
– Может, уснул старый хрыч. Почему он не остановил нас, когда мы через ограду прыгали?
– Да ведь он на ухо туговат. Не слышал. Постой, я сейчас посмотрю, – проговорил Архип и, осторожно ступая, направился к крыльцу.
– Спит, сердешный, – возвратившись, сказал Архип.
Пока Архип ходил смотреть, спит ли Маркел, Матвей сообразил, что по высокой лиственнице, вершина которой закрывала один из пролетов, где висели маленькие колокола, можно подняться вверх и перебраться на колокольню.
Они подошли к лиственнице, и Матвей, ловко карабкаясь, стал подниматься вверх.
В притихших избах уже ждали набата. Люди сидели одетые, с мешками в руках, у многих во дворах стояли запряженные в телеги и оседланные лошади. С каждой минутой ожидания нетерпение росло и вот- вот готово было прорваться.
Взбираясь по лиственнице, Матвей слышал, как внизу, под косогором, в каком-то из дворов хлопали дверями и скрипели воротами. Видимо, люди, ожидая набата, уже отчаялись и стали выказывать свое нетерпение.
„Ну, ничего, потерпите, недолго вам осталось ждать“, – подумал Матвей и, сильно сгибая вершину лиственницы, схватился за перила колокольни.
Архип стоял на земле и, задрав голову, старался разглядеть, что делает Матвей. В руках он держал зипун, снятый с плеч на случай, если Маркел проснется и подымет тревогу. Вскоре Архип увидел, что Матвей спускается вниз.
„Все пропало. Не достал!“ – подумал Архип. Но когда Матвей спрыгнул с дерева, Архип увидел в его руках веревку.
– На колокольню подняли, гады! – проговорил Матвей, тяжело переводя дыхание.
Веревка была длинная, ее хватило до первого черемухового куста. Оба встали рядом и дернули за веревку. Первый удар получился глухой. Но со второго и третьего звучный набат прорезал гулкую тишину. Маркел вскочил и, ничего не понимая, растерянно заметался около запертой двери на колокольню.
Перескочив через оградку, Матвей и Архип выбежали на косогор и остановились. Гул, исходивший от большого колокола, все еще не прекратился и плыл, сотрясая воздух. Село переполошилось, как во время пожара. По улицам мчались верховые, бежали пешие.
