видела их в покорном поклоне, без шапок. Но никогда она не думала: легко ли им, этим просящим людям?
– Семян? – к чему-то переспросил Демьян. – Семян дам, семена еще есть. Триста пудовок роздал людям, а три куля для тебя уж как-нибудь найду. Ну, пойдем, пойдем скорее. – Он подхватил ее под руку и стал увлекать в глубь острова, в черемушник.
Анна шагнула за ним и остановилась. Вдруг поняла: «За семена купить хочет».
Жизнь стала какой-то мучительной, постылой. Почему-то вспомнилось вчерашнее: бабы, плач, слезы, безутешная боль. И оттого все происходящее теперь стало страшным и ненавистным. Захотелось оттолкнуть Демьяна, плюнуть в его гнусную рожу. Сдержалась с трудом.
– Ты куда меня тащишь? – спросила она его недружелюбно.
– Туда, – неопределенно мотнул головой Демьян.
– Постыдись, Дема! Ты совсем одурел!
Анна повернулась и хотела уйти, но он грубо схватил ее за руку и потянул за собой.
К ее счастью, совсем вблизи от них раздались голоса ребятишек. Демьян отпустил руку Анны.
– Черти их тут носят, – недовольно прогнусавил он.
– Когда же, Дема, дашь семена-то? Тороплюсь я, – проговорила Анна, вытирая уголком платка зардевшееся лицо.
– Завтра утром возьмешь. Работникам велю приготовить. А сегодня, как стемнеет, тут ждать тебя буду. Придешь?
«Завтра утром возьмешь», – Анну это резнуло как ножом.
С острова она возвращалась подавленная. В груди клокотала злоба на Демьяна и обида на жизнь, которая обернулась лихом.
Чувствуя, что ей не удержаться от слез, она не пошла в дом, а забралась на сеновал и там дала волю слезам.
На сеновале и нашла ее мать.
Анна не стала скрывать своего горя.
– Сеять, мама, нечем.
Эти слова объяснили все.
Марфа задумалась.
– Ты погоди, дочка, умирать-то раньше времени, – опускаясь на сено, проговорила Марфа. – После обеда отец с дедом на мельницу собираются. Пусть их леший унесет, тогда я насыплю тебе три куля ржи – и езжай скорей с богом. Да смотри молчи, а то греха не оберешься. Отец дюже на свата Захара сердит.
Анна относилась к матери сдержанно, с холодком и, бывало, частенько с нею ругалась, но тут она обняла ее и прошептала:
– Спасибо тебе, мама. Хоть ты меня жалеешь.
На следующий день Захар и Анна с Артемкой и Максимкой поехали в город: Захар – упросить Кузьмина подождать с долгом, Анна – повидаться с мужем.
Пробыла Анна в городе всего неделю, но вернулась домой радостная, бодрая и, не медля ни одного дня, принялась за полевые работы.
6
В самый разгар пахоты Демьян Штычков поехал на поля, чтобы проверить работу своих батраков и поденщиков.
В логу, неподалеку от его шалаша, лошадь всхрапнула и остановилась. Демьян ехал лежа. Он дернул вожжи, но лошадь стояла. Послышался шорох. Кто-то подходил к телеге. Демьян приподнялся, и капельки холодного пота выступили у него на лбу: сбоку дороги с осиновыми стяжками в руках стояли Парфен, Силантий и Савелий Бакулины, братья Ксюхи Бакулиной, батрачки Штычковых.
Рослые бородатые силачи Бакулины давно собирались посчитаться с Демьяном.
Весной Ксюха забеременела от хозяина. Когда она сказала Демьяну об этом, он повалил ее на пол и стал коленом давить живот. Ксюха вырвалась, убежала и с тех пор в доме у Штычковых не появлялась.
Бакулины отправили Ксюху в другую деревню, к старшей сестре, и она жила там, прячась от позора.
Демьян первые дни тревожился, а потом решил, что все обошлось.
И вдруг – вот тебе на, бакулинские бородачи! «Ускакать бы», – подумал Демьян, но было поздно. Братья Бакулины стояли у телеги, не спуская с плеч осиновых стяжков. Старший, Парфен, поздоровался с Демьяном, приподняв картуз.
– Не в хорошем месте встретились, Демьян Минеич, – сказал он, – не прогневайся, сам виноват. Опозорил ты нас перед всем миром.
Демьян, боязливо посматривая на братьев, пожал плечами.
– Сама, слышь, Парфен, на шею вешалась, – проговорил он робко.
– Сама? Это как же? – закричал Силантий.
Старший успокоил его:
