развеселиться, как прежде. Почти все девицы да женки молодые в городе давно перемерли. И не только беспутные, но и честнейшие. И не мечом убиты, а работою тяжкой во гроб сведены; никого гнев божий не минул. Упокой, господи, душу рабы твоей Оленки Никифоровой дочери. Не вспоминать бы мне.
Января 1-го дня (по латинскому счету: лета Господня 1610, по нашему же христианскому счету: того же лета, сиречь 7118)
И вскоре сведал от людей, что пришел из Александровской слободы от князя Михаила воевода боярский сын Григорий Волуев, а с ним отборных воинов 500 мужей. Пришли же переведаться с еретиками и войско их смести.
А об этом Григории Волуеве я и прежде слыхал, и в книге моей он был уже раз упомянут. Он же, назад тому три года с половиною, застрелил из пищали Гришку Отрепьева, самозванца. А ныне пришел спасти пресвятую обитель, дом чудотворца Сергия, от нового самозванца, вора тушинского.
Выехал вперед на вороном коне воевода Григорий Волуев; в свете факелов лицо его словно неземным огнем пылало, глаза же, как угли красные, блистали. Сказал он:
— Многословием не утомлю вас. Со светом пойдем все вместе на врагов и рати их сокрушим. Речи конец и аминь.
Сказал Алексей Голохвастов:
— Это нам любо. С нами бог, и никто против нас! Постоим, братья, в последний раз за государя царя Василия Ивановича!
Тут Григорий вновь уста открыл и молвил:
— Что мне Василий? Я за одного лишь человека стою: за государя моего князя Михаила Васильевича Скопина. Он один есть муж славный и достойный; только в нем русской земли спасение.
И сделалась в собрании нашем тишина: удивились все, что Григорий так смело сказал.
Наутро отворили городские ворота, и вышло все православное воинство на смертную брань. Я же с немногими другими оставлен был в городе стены оборонять.
Устремились наши рати на Красную гору, на Клементьевское поле и на Волкушу, и к Келареву пруду. Налетели, словно вихрь, на литовские роты и втоптали их в сапегины таборы. Тут выходит Сапега со всем воровским воинством, и учиняется великий бой, какого еще мы не видывали. Не было слышно голоса человеческого из-за пищального стреляния, грома оружия и конского ржания; солнце от порохового дыма помрачилось; земли не стало видно от множества мечущихся тел; снег кругом покраснел от крови; тут и там падали мертвые трупы.
До полудня длился бой; потом разошлись рати. И стало нам со стены видно, что все поле покрыто изрубленными телами. Но много больше полегло еретиков, наши же мало людей потеряли.
Была у нас радость великая; сделали пир. Григорий же Волуев за столом сидел молчалив, вина не пил, ни на кого не глядел. Мы же его премного славили, но он так и не оказал нам чести и с нами не выпил даже и за свое здравие. Люди же говорили меж собой, мол, лежит на нем зарок: не пить вина, ни пива, ни меда, пока не сгинут все враги земли русской. Или же: пока не будет господин его князь Михайло Васильевич на престоле московском.
Января 2-го дня
Одну лишь ночь провел Григорий Волуев с полком своим в Троице и наутро воротился к князю Михаилу, исполнив заповеданное ему. А перебежчики от врагов рассказали, что после вчерашнего боя напал на еретиков великий ужас, и все они в недоумении. Сапега же всею властью своей не может удержать разбегающихся.
Января 12-го дня
Вот и конец. Слава богу всемогущему, всеблагой заступнице нашей пресвятой Богородице, святым отцам нашим великим чудотворцам Сергию и Никону! Снялись внезапно со своих мест полки еретические и побежали нестройно от обители прочь, никем не гонимые, бросив таборы, и даже многие дорогие вещи, и коней, и всякие припасы.
Мы нынче их опустевшие становища обходили и множество добра внесли в монастырь. А Давид Жеребцов на радостях вина перепил и, под стол упав, премного всех насмешил.
Января 20-го дня
Хоть и помыслил я было завершить свое писание, но все же продолжу. Не все еще враги Российского государства истреблены, и не все христианские земли князь Михайло освободил и от еретических полчищ очистил. Бог даст, и я еще увижу что-либо достойное упоминания для потомков. А когда еще жив был пан Мартьяш, которого наши по неразумию и ради ложных наветов казнили смертью, то я ему свое писаньице показывал. Он же меня похвалил и поведал мне, что не я один, но многие люди, которые нынче в России воюют за ту ли, за другую сторону, пишут такие же книги на память обо всем, что видели сами или слышали от людей. Зовется же такая книга не летопись, а денник (это по-польски). И от этих писаний не только потомкам польза и научение происходит, но и самим писателям корысть. Потому что иноземец, как приедет домой в свое латинское государство, сразу понесет свой денник печатникам, а те печатники сделают ему списков тридцать, а то и сорок, и продают их по пяти рублей. Я-то, сами знаете, не для корысти пишу, а для памяти, или для развлечения, и того ради, что уже привык писать и бумага у меня осталась.
До сего дня мы держали крепую стражу и всё ждали, не вернется ли Сапега. А нынче пришли в Троицу государевы черные люди из-под Дмитрова и сказали: сапежинцы-де все в Дмитрове заперлись и против Троицы промышлять больше не хотят и не смеют.
Узнав об этом, архимандрит Иоасаф велел в колокола звонить. И, отслужив молебен, послали старца Макария со святою водой в царствующий град Москву известить государя царя Василия и келаря Аврамия о нашем счастливом избавлении. А другие иноки поехали по селам и деревням троицким поискать, если где какие людишки живы остались, то идти бы им всем сюда к нам на подмогу. Потому что работы у нас теперь много. И стены, и стрельницы, и кельи, и храмы многие у нас в осадных тяготах и от пушечного боя сильно обветшали, а многое сгорело и вовсе развалилось. И мельницу надобно починить. А еще хотят стены на две сажени надставить, чтобы ядра в монастырь не залетали.
Января 31-го дня
Поехал я со старцем Евстафием и со слугами собирать людей и запасов в Троицу. Я-то поначалу едва на коня влез, да чуть не упал, а после пообвык и теперь крепко держусь. Даже меня похвалил слуга
