Ночью был приступ. Напали в самое темное время, думая сонными нас захватить, весьма большими силами и самым отборным воинством. Но приступали к городу не так храбро, как прежде, и не так умело. А стрелец Нехорошко сказал: «Это оттого, что воеводствуют не Сапега с Лисовским, они-то к нам давно пригляделись, а гетман Зборовский. Он, собака, мнил нас легко одолеть: воинство-то у него превосходное, не то что сапежинская и лисовская сборная чернь».
Мы со стен бились крепко и храбро, как и прежде, только поменьше нас стало со времени последнего приступа, о котором у меня написано подробно. Я теперь уж не три, а четыре бойницы защищал. А всего в городе осталось здоровых не более двухсот человек.
Бой длился полночи; ничего же враги не добились, и отступили с великими потерями. То-то теперь Сапега над Зборовским посмеется. У нас же на стене одну только бабу убили, а больше никого не ранили.
Усомнится ли кто теперь, что и впрямь мы молитвами святых чудотворцев Сергия и Никона и десницей всемогущего Бога оберегаемы и хранимы? Пристало ли нам колебаться и помышлять тайно об измене или о сдаче города? С нами Бог, и никто против нас. Ведь такой малой горсткой голодных и немощных сдерживаются величайшие избранные рати. И не так они боялись подходить к городу, когда было здесь множество ратных людей, как теперь, когда лишь убогие и едва живые, ничтожные числом встают против них. Поистине нет предела милости господней!
Августа 15-го дня
Светлый всемирный праздник Пресвятой владычицы нашей Богородицы, честного и славного ее Успения. Сегодня кончается двухнедельный пост. Многие же из нас, вздыхая, поговаривали, что поститься нам еще неведомо сколько, ведь все-таки сильно оскудела обитель съестными припасами. Однако Господь не оставил нас и даровал послабление; и все мы теперь веселимся и радуемся сердцем, и даже, осмелюсь сказать, пируем; а есть и такие, кто страдает от невоздержанности своей и животом мается, обожравшись.
Расскажу по порядку, как случилось, что у нас внезапно после стольких голодных дней стало еды вдоволь.
Богоборцы лютеране уверились окончательно в том, что не могут силой взять города, и замыслили новое лукавое коварство. Зная о скудости нашей и нехватке еды в городе, стали окаянные над нами учинять такую гнусную насмешку. Принялись они каждый день выгонять превеликие стада скота на Красную гору и Клементьевское поле. Так они пасли этот скот ввиду монастыря несколько дней, соблазняя нас, голодных, на безрассудную вылазку.
До сего дня мы еще эту подлость терпели и сдерживали гнев свой, потому что был Успенский пост. Ныне же все троицкие люди конечно возмутились. И я, как и множество других, часто ходил на стену и даже на Водяную башню поднимался, не в силах будучи отвести глаз от литовских стад.
Неверно сказал: не литовских, ведь весь этот скот по русским волостям награблен.
Воеводы же составили меж собою совет и порешили стада у богоборцев отбить и ввести в город. И поделили нас на два отряда: в первый взяли людей здоровых и самых искусных воинов, во второй же все прочие попали, и я с ними.
Первый отряд на конях выехал из обители тайно и двинулся Благовещенским оврагом, незаметно подбираясь к литовским сторожам. Мы же по малом времени пешими вышли через Пивной двор и ползком стали красться к скотине.
Вскоре же по правую руку раздался троицкий боевой клич, имя святого Сергия, и грохот брани. Это наш конный отряд наскочил внезапно на литовскую стражу, отвлекая их от стада. Мы же, второй полк малых и убогих, без всякого промедления побежали туда, где пасся скот, и погнали стада к монастырю. Я не менее прочих старался и усердно скотину подгонял. Но вот что дивно: бессловесные твари нисколько не пугались и не упрямились, а побежали прямо к городу как будто даже радостно, никуда не сворачивали и не разбегались, и быстро все достигли Водяных ворот, а иные через Пивной двор вошли в обитель. И люди следом вошли и затворили ворота.
А конные наши воины, немало побив литовских сторожей, не стали дожидаться, пока подоспеет врагам помощь, и поскакали вспять. Литва же за ними гналась очень яростно, но те с Божьей помощью ушли все невредимыми и через Конюшенные ворота вернулись в монастырь.
Блаженна ты, пречистая владычица Богородица, и вы, великие чудотворцы Сергий и Никон, позволившие нам здравыми отойти от столь великого воинства литовских людей, когда мы сами были так малы числом. Не потерпев никакого вреда, от голода мы на какое-то время избавились. Как же нам не радоваться и не уповать на лучшее?
Августа 28-го дня
Вот забыл написать, что тому несколько недель, как отъехал из сапегина табора к нам в Троицкий монастырь пан Ян с четырьмя слугами и двумя русскими людьми. И от этого Яна узнали мы, что князь Михайло Скопин побил тушинских людей под Колязиным монастырем на Волге, и, быстро себе мечом путь прорубая, идет к Александровской слободе. А оттуда уж совсем близко до Троицы.
И в тот же день воеводы устроили вылазку на речку Коншуру, на литовские бани. И у бань побили много черкесов и казаков, и бани их сожгли, и шесть человек живых взяли. И языки под пыткой сказали, что подлинно князь Михаил под Колязиным монастырем литву побил.
А еще пан Ян поведал, что в литовских станах уж мало кто надеется на удачу. Увидели все, что не взять им ни Москвы, ни Троицкого Сергиева монастыря. И оттого многие из самозванцева войска разбегаются. Недавно же из-под Троицы ушел атаман Андрей Болдырь с бывшими под ним казаками.
Мы от этих вестей еще более укрепились духом. Только уж очень туго у нас с дровами: во всех рощах сидят засады. совсем невозможно стало хворосту собрать, и пищу готовить не на чем.
В лето 7118, сентября в 4-й день
А по польскому счету иначе: лета Господня 1609; год же они считают с первого дня января. Это меня пан Мартьяш научил.
Вот прежде упоминал я с прискорбными словами о наших тяготах при добыче дров. А теперь и самому довелось испытать это, едва жив остался. Было же так.
Выпал мне нынче черед в Мишутин овраг идти за хворостом. А начальники урядили такую дровяную роту: ратных 20 человек конных с пищалями и бердышами, старшим же слуга Федор Чудинов; да еще здоровых баб и отроков и прочих, кто посильнее, с дровяными топорами для рубки деревьев 30 человек; да немощных и всяких недорослей и увечных 20 человек, чтобы собирали прутья и мусор.
Перед тем, как выйти нам из города, пришел архимандрит Иоасаф и, благословляя нас, сказал:
— Мужайтесь, любезные братья и сестры. А мы будем с усердием молить Христа бога нашего, чтобы не попустил врагам Божьим вас побить, и вы бы хоть мало прутиков собрали без помехи и претыкания и вернулись бы в город здравыми. А то, сами знаете, хоть и лето, а без огня хлеба не выпечь, гороху не сварить. Господь с вами, ступайте смело.
Вышли мы воротами Конюшенными и спустились в Мишутин овраг. И, дойдя до первых же деревьев, взялись за топоры и стали дрова рубить и на телеги класть. Едва я успел две молодые березки свалить, как послышался конский топот. И прискакали казаки, числом сотен до полутора, и стали на нас люто нападать. А сами кричат, над нами насмехаясь:
— Что, крысы монастырские, замерзли? А вот мы вас порубаем!
