Но Эрвин уже взял себя в руки.
– Прости… Прости, мой мальчик! Идём в дом, я тебе всё объясню…
Провёл Хайдарагу в какую-то комнату (все, кто там находился, при виде дяди с племянником тут же куда-то исчезли), усадил на стул. Дрожащими пальцами извлёк из пачки сигарету, закурил, лихорадочно затянулся, ещё раз повторил:
– Прости…
Прошёл по комнате, видимо, собираясь с мыслями, потом неожиданно указал в окно и спросил:
– Ты думаешь, там, во дворе, люди?
– Это сербы, – зло пробурчал Арджан. – Они не могут быть людьми…
– Правильно! Но ещё это – сердца, селезёнки, почки, суставы, – Эрвин строго посмотрел на племянника. – Не понимаешь?
– Не совсем… – напрягся Хайдарага.
– Тогда слушай. Об успехах современной хирургии ты наверняка кое-что знаешь. Врачи наловчились пересаживать органы от одного человека к другому…
– И что?
– Не перебивай! – нахмурился дядя. – Как ты думаешь, сколько стоят такие операции?
– Представления не имею. Наверное, недёшево.
– Очень даже недёшево! А почему? Дело в том, племянник, что десятки, сотни этих операций не могут быть проведены по одной простой причине – из-за отсутствия необходимых материалов. Человеческие органы на заводе не сделаешь, это даже Резару понятно. А законы о трансплантации в демократических странах строги. Вот и приходится людям годами ждать, пока не представится им возможность заменить больной орган. Представь себе, на что готов человек, чтобы сохранить жизнь своего ближнего: сына, дочери, жены, отца, матери… В такой ситуации расходы никого не пугают!
Он опять подошёл к окну, удовлетворённо посмотрел на пленных.
– У нас во дворе топчутся доллары… Сотни тысяч долларов! И это будет, мой мальчик, наш с тобой личный бизнес! Товар не нужно везти с другого края света, он шляется по округе и зря коптит воздух. Меньше посредников, а значит… – в глазах Эрвина мелькнула какая-то безумная искорка. – Но нужно спешить, нужно беречь имеющееся… Поэтому я и приказал задержать эту группу молодых и здоровых мерзавцев! А ты сырьё портишь… – и дядя с укоризной посмотрел на племянника.
– Я же не знал… – виновато пробормотал Арджан.
– Зато теперь – знаешь…
Договорить он не успел. Дверь отворилась, в комнату вошёл пожилой человек в белом халате.
– Ничего страшного, – сообщил он. – Прострелена икроножная мышца, кости и сустав не пострадали. Я сделал перевязку, рана заживёт быстро.
– Хорошо, – кивнул Эрвин. – Идите, – посмотрел на племянника, в глазах зажглись весёлые огоньки. – Ай-яй-яй!.. А ведь наверняка хотел надёжно обезножить этого жмурика? Вот что значит, стрелять, потеряв голову! Что бы сказал Буджар? Ай-яй-яй!
– Да ладно тебе… – Хайдарага почувствовал, что щёки его покрываются краской смущения, и быстро перевёл разговор на другую тему: – Скажи, дядя, а если слухи о нашем… бизнесе просочатся… куда не следует?
Эрвин ощерился.
– Неужели ты думаешь, что о происходящем в Косове никто не знает. Увы, мой мальчик, шила в мешке, как говорится, не утаишь. О том, что маршруты наркотрафика идут через нашу территорию известно многим весьма влиятельным людям. И дело, которое мы начинаем, не является тайной для той же госпожи Карлы дель Понте, которая мечет в сербов громы и молнии в Гаагском трибунале. Но сегодня решаются проблемы глобальной политики, определяется, кто будет властвовать на Балканах, да и не только здесь. Ради достижения этой цели сильные мира сего готовы смотреть сквозь пальцы на наши… проказы. И мадам дель Понте, и остальные будут молчать. Пока, во всяком случае. А что будет потом?.. Давай не будем слишком забегать вперёд.
– Ну, хорошо, – кое-какие сомнения всё ещё не оставляли Хайдарагу. – Допустим, Соединённые Штаты приберут все Балканы к рукам. Но за океаном своих деловых людей хватает. Не прижмут ли нас, чтобы не отхватывали куски пирога, который они считают своим?
– Нет, – покачал головой Эрвин. – Американцы умеют учиться на чужих ошибках. Гитлер пытался сделать всех кроме немцев людьми второго сорта и чем закончил? В Штатах понимают, что если они не будут получать поддержку от национальных элит, закончится всё для них плохо. Прецеденты уже были. Ну а кроме того… Мы с тобой, дорогой Арджан, до конца дней своих останемся косоварами и албанцами, но кто скажет, паспорт какой страны окажется у нас в карманах по истечении времени? Аргентины, Новой Зеландии? А может быть, Соединённых Штатов Америки? Впрочем, эту тему мы с тобой ещё успеем обсудить.
Дядя ещё раз прошёлся по комнате, спросил с лукавой улыбкой:
– Я вижу, обида на меня уже прошла?
Хайдарага ответил ему широкой улыбкой.
– Вот и хорошо! Теперь выслушай, что тебе предстоит сделать. Всё это стадо животных нужно погрузить в фургоны. Я уже распорядился, чтобы на пол что-нибудь подостлали, снабдили всех водой и пищей. Комфорт мы для них, конечно, обеспечивать не будем, но сносные условия создадим. Под твоим началом будет группа надёжных парней. Груз бережно и осторожно, но по возможности быстро перевезёте в Албанию, в местечко, называющееся Бурел. Это на севере страны. Да ты там, кажется, бывал?
– Доводилось, – подтвердил Хайдарага.
– Там уже предупреждены, груз примут, передадут тебе кое-какие документы. Сам понимаешь, не нужно, чтобы кто-нибудь умудрился засунуть в них свой нос. Вот, собственно, и всё…
Стевэн неотрывно смотрел в подрагивающую на ходу крышу фургона. Простреленная нога ныла, хотя боль была вполне терпимой.
Куда их везут?
Об этом никто не знал. Хорошего ожидать не приходилось, поэтому и гадать о предстоящем не рисковали. Молчали, погружённые в нелёгкие думы.
Стевэну было страшно. Очень страшно. Но что он мог предпринять? Абсолютно ничего. Раненый, безоружный, запертый в фургоне… Оставалось покорно ждать. Чего? Того, что произойдёт.
Может быть, и вправду говорят, что в таких ситуациях лучше всего вспоминать о чём-нибудь хорошем.
О многом ли помнит Стевэн? О школе само собой. Друзей помнит, вот только где теперь они?
Милун вместе с родителями уехал в Белград.
– Как тебе не стыдно? – возмущался Стевэн. – Покинуть могилы предков, людей, которые в тебя верят!
– А что я могу… – беспомощно разводил руки Милун.
– Как что? Мы ведь с тобой мужчины. Наш долг – защищать Родину!
– Бесполезно всё… – вздыхал Милун. – Неужели ты думаешь, что Югославия одна-одинёшенька выстоит против всей Европы?
– Во-первых, не одна! – кипятился Стевэн. – Не верю, что перевелись в мире честные люди! А, во- вторых, если и так, что с того? Наши предки понимали, что им не устоять в битве на Косовом поле, но не сбежали, бились до конца!
– Не знаю… – опускал глаза приятель.
Где теперь Милун? Жив ли? Ведь Белграду сильно досталось от натовцев…
Вот Драгана нет. Совсем нет. Убили. Ещё до того, как албанцы покинули Приштину, освобождая город для бомбардировок. Какой-то незнакомец на улице спросил у Драгана, сколько времени. Тот ответил по- сербски и получил четыре удара ножом в живот… Убийцу так и не нашли, а Драган давно уже лежит на кладбище.
Нет, эти воспоминания к светлым не отнесёшь…
О чём же тогда думать?
