того, он пообещал осыпать меня долларами, как только я стану свободным человеком (все еще чувствовал вину за историю с колумбийской поставкой). Джуди забронировала билеты на Корфу для нас, своей сестры Маши, Мифэнви, Эмбер и Франчески. Я предвкушал, как буду бегать по греческим пляжам, оставляя следы у кромки прибоя. Но пока припустил сильный дождь, а Джуди все не ехала. Может, на дороге из Брайтона пробки?
— Маркс, хочешь, пущу обратно? — пошутил, звеня ключами, тюремный надзиратель, который заступил на дежурство.
— Пока не надо, шеф. Побуду еще чуток на свободе, — сказал я, пытаясь пошутить.
— Ладно, когда надумаешь, просто постучи в дверь.
Тюремщики шли потоком, торопясь заступить на пост.
— Маркс, она не приедет. Она за углом таксиста трахает. А вчера вечером была со мной. Заходи, поешь кашки!
Было почти девять утра. Я больше не мог это выносить и пошлепал прочь, подальше от остряков в форме. Телефонных будок не попадалось, и я остановил такси.
— Куда, папаша?
— На вокзал Виктория. В конце концов, это место не хуже любого другого. А главное, оттуда идут поезда до Брайтона, и там есть телефонные будки.
Поездка в час пик под проливным дождем заняла час и стоила мне десять фунтов. Я вылез из такси и оторопел при виде толпы, валившей от платформ. Сработала тюремная привычка: я ждал, пока все пройдут. Осознав с запозданием, где нахожусь, я направился к телефонной будке. В Брайтоне никто не отвечал. Где Джуди? Я выпил кофе и позвонил еще раз.
— Она очень сильно опаздывала. Ей ужасно жаль. Она поехала на квартиру в Челси, — сообщила Маша.
Я сел на метро, перепутал линии, заблудился и доехал до квартиры на такси. Деньги кончились.
В квартире шел ремонт, и там никого не было. Но по крайней мере, дождь перестал. Я околачивался на улице, чувствуя себя глупо.
Наконец подъехала машина, и из нее выпорхнула Джуди. Только вчера я видел ее в комнате для свиданий в Уондуорте, но сейчас она выглядела сногсшибательно. И я мог к ней прикоснуться. Мы обнялись, сели в машину и покатили в Брайтон. Что эта была за поездка! С каждым километром солнце светило все ярче, проливая лучи на великолепные виды. Мы остановились в аэропорту Гатуик, чтобы купить колбасы, яиц, бекона и шампанского. Мне нужно было курнуть. Дома в Брайтоне меня радостно встретили Эмбер и Франческа. Воздух зарядился эмоциями, пьянящими запахами шампанского и гашиша.
— Ты же не будешь больше заниматься контрабандой, да? — спросила Джуди. — Я не вытерплю еще два года одна.
— Конечно, нет. — Думаю, я говорил, что думал. Жизнь была прекрасна. Ни забот, ни хлопот.
В паспортном столе Джуди сказали, что я должен лично прийти в Пети-Франс за возобновленным паспортом. Обычная формальность, решил я. Как странно... Я вновь отправлюсь путешествовать под своим собственным именем. Впервые за последние девять лет. В Пети-Франс меня провели через несколько коридоров к двери с незатейливой табличкой «Особый».
— Мистер Эпплтон подойдет через минуту, — произнесла очень застенчивая секретарша, жестом приглашая присесть. — Если хотите, можете курить, — добавила она, с отвращением глядя на мою пачку табака «Олд Холборн».
Вошел Эпплтон, несколько озадачился, когда я протянул ему руку. Однако пожал ее.
— Здравствуйте, мистер Маркс! Должен поздравить вас с очень высоким качеством тех заявлений, что вы подавали на получение паспортов. Никакого сравнения с тем, что мы обычно получаем. Должно быть, большинство людей принимают нас за идиотов. Вы бы только посмотрели на тот мусор, который нам присылают!
— Почему нет? — откликнулся я с искренним любопытством.
Эпплтон пропустил мое замечание мимо ушей и заговорил жестким, официальным тоном:
— В принципе мы готовы выдать вам паспорт на ваше собственное имя, мистер Маркс, но вы должны вернуть нам все поддельные паспорта. Немедленно. Мы знаем, что Управление таможенных пошлин конфисковало паспорта с вашей фотографией на фамилии Кокс, Годдард, Грин и Мак-Кенна, которые выписывались в этом офисе. Но, судя по нашим записям, у вас должны оставаться еще по крайней мере два паспорта, на фамилии Танниклифф и Найс. Вам надлежит вернуть их нам, а также все остальные, о которых мы пока не знаем.
Паспорт Танниклиффа остался в Олд-Бейли. Паспорт Найса покоился под землей в маленьком парке Кампионе-ди-Италия. Я объяснил это Эпплтону, хотя и указал в качестве места захоронения Монументальное кладбище Милана. Паспорт Найса еще мог мне потребоваться. В жизни всякое случается.
— Мистер Маркс, вы собираетесь и дальше получать поддельные паспорта?
— Конечно же нет! Эти дни прошли. Так здорово, что больше не надо прятаться.
— Хорошо, мистер Маркс. Я позволю вам съездить с семьей на Корфу. Выдам временный паспорт, действительный в течение двух месяцев. Если вы сказали правду о паспортах Найса и Танниклиффа, мы продлим ваш паспорт.
Я не стал спорить. Британский паспортный стол не обязан выдавать паспорта всем подряд, и хотя не существует закона, который требует путешествовать с паспортом, его отсутствие может доставить чертовские неудобства.
За несколько недель до освобождения я начал читать про Корфу. История острова на протяжении двух тысяч лет представляла собой обычную для Средиземноморья череду нашествий: коринфяне, иллирийцы, римляне, готы, лангобарды, сарацины, норманы, сицилийцы, генуэзцы, венецианцы, французы, турки, русские и англичане. От большинства рассказов про остров скулы сводило зевотой, за исключением книги Лоренса Даррелла46«Келья Просперо». Эта книга оставляла такое впечатление, что повсюду на Корфу вы следуете по стопам Одиссея. Даррелл искушал соблазнами томной сиесты между солнцем и морем, изобилием вин и оливок. Я не мог этого дождаться. И хотя он ни словом не обмолвился о пляжах, на первый взгляд они вполне подходили для бега трусцой.
В первое утро на Корфу обещания Даррелла оправдались. Дом, в котором мы снимали комнаты, стоял над обрывом рядом с Кассиопи, посреди песчаных пляжей и буйной зелени. Проснувшись спозаранок, когда все еще спали, я натянул спортивный костюм и пустился вниз по тропинке к пляжу. У меня сразу сбилось дыхание, потом заныло левое колено. Все мечты о пробежках по пляжу пошли коту под хвост. Я-то думал, что йога помогает поддерживать физическую форму, но она явно не прибавила мне выносливости, не подготовила к бегу. Я заковылял обратно, обреченный погрязнуть в пьянстве и так не познать внутреннего.
Полное изнеможение, поврежденное колено и похмелье от рецины, отдающего сосновой смолой белого греческого вина, на несколько дней приковали меня к постели. Но затем солнечные ванны, купание и еще больше рецины избавили меня от арестантской бледности кожи и выветрили запах тюряги из ноздрей. Я играл со своими дочерьми и привязывался к ним все сильнее. Мы объездили остров на взятом напрокат автомобиле. Иногда Маша сидела с детьми, а мы с Джуди наслаждались жизнью как никогда раньше.
Наши соседи по дому жили на Корфу долгое время и пользовались на острове репутацией важных персон. Через них мы познакомились с бывшим британским консулом Джоном Фортом и несколькими отошедшими от дел соотечественниками из среды мелкого и среднего дворянства. Все эти типичные экспатрианты, отставные чиновники Форин Офис, бывшие обозреватели новостей, удалившиеся на покой торговцы оружием, жадно следили за ходом войны на Фолклендах, которая тогда была в самом разгаре. Лето обещало оказаться нескучным, если продлится до Уимблдонского теннисного турнира и международных матчей по крикету. Затишье в зоне боевых действий восполнялось партией в гольф, за которой следовала порция яичницы и вдоволь дешевого греческого джина в скромной местной таверне, известной под названием «Девятнадцатая лунка». Нас с Джуди часто приглашали на гольф, но после нескольких болезненных уроков я осознал, что эта игра не для меня. Однако джин под яичницу пропустить было нельзя, и я чрезмерно наслаждался этими apres-golf47 сессиями.
— Чем ты занимаешься на родине, мой мальчик? — спросил как-то Джон Форт.
— Ну, сказать по правде, Джон, я осужденный контрабандист марихуаны. Только вышел из
