Наполеон был в Германии представителем революции, он распространял её принципы, разрушал старое феодальное общество. Он, конечно, действовал деспотически, но даже наполовину не так деспотически, как могли бы действовать, и в самом деле действовали повсюду, где они появлялись, депутаты Конвента; наполовину не так деспотически, как имели обычай поступать те князья и дворяне, которых он пустил по миру. Режим террора, который сделал своё дело во Франции, Наполеон применил в других странах в форме войны, и этот «режим террора» в Германии был крайне необходим. Наполеон разрушил Священную Римскую империю и сократил в Германии число мелких государств путём образования более крупных. Он принёс с собой в завоёванные страны свой кодекс законов, который был бесконечно выше всех существовавших кодексов и в принципе признавал равенство. Он заставил немцев, которые до тех пор жили только частными интересами, направить свои силы на осуществление великих идей, на служение более высоким общественным интересам. Flo именно это и восстановило немцев против него. Он вызвал недовольство крестьян именно теми мерами, которые освободили их от гнёта феодализма, потому что он посягал на их предрассудки и их древние обычаи. Он вызвал недовольство буржуазии именно теми мерами, которые положили начало немецкой фабричной промышленности: запрещение всех английских товаров и война с Англией были причиной зарождения немецкой промышленности, но в то же самое время это вызвало сильное вздорожание кофе, сахара, курительного и нюхательного табака, и этого, конечно, было достаточно, чтобы вызвать негодование патриотических немецких лавочников. К тому же это не были люди, способные понять великие планы Наполеона. Они проклинали Наполеона за то, что он отнимал у них сыновей для войн, которые затевались на деньги английской аристократии и буржуазии; они прославляли как своих друзей именно те классы англичан, которые были действительными виновниками этих войн, которые наживались на этих войнах и которые не только во время, но и после войны обманывали немцев, служивших лишь орудием в их руках. Они проклинали Наполеона потому, что хотели и дальше прозябать, сохраняя свой старый, жалкий образ жизни, заботясь только о своих собственных мелких интересах, потому что знать ничего не хотели о великих идеях и общественных интересах. И, наконец, когда армия Наполеона была уничтожена в России, они воспользовались случаем, чтобы сбросить железное ярмо великого завоевателя.
«Славная освободительная война» 1813–1814 и 1815 гг., «самый славный период в истории Германии» и т. п., как ее называют, была проявлением безумия, за которое ещё долго будет краснеть каждый честный и разумный немец[151]. Правда, в то время проявлен был большой энтузиазм, но кто его проявлял? Во-первых, крестьяне — самая тёмная часть населения, — которые цеплялись за феодальные предрассудки и подымались массами, готовые скорее умереть, чем перестать повиноваться тем, кого они, их отцы и деды называли своими господами, кому они подчинялись и кто попирал их ногами и бил кнутом.
Во-вторых, студенты и вообще молодые люди, которые рассматривали эту войну как войну за принципы, более того, как религиозную войну, так как считали себя призванными бороться не только за принцип легитимизма, называемый ими национальностью, но также за святую троицу и существование бога; во всех поэмах, памфлетах и воззваниях того времени французы изображались как представители атеизма, неверия и безнравственности, а немцы — как поборники религии, благочестия и порядочности. В-третьих, некоторые более просвещённые люди, которые примешивали к этим идеям кое-какие понятия о «свободе», «конституциях» и «вольной печати»; но таких было очень мало. Наконец, в-четвёртых, сыновья предпринимателей, купцов, спекулянтов и т. д., которые боролись за право покупать на самых дешёвых рынках и за то, чтобы пить кофе без примеси цикория; конечно, они прикрывали свои цели выражениями модного энтузиазма по поводу «свободы», «великого немецкого народа», «национальной независимости» и так далее в этом роде. Вот те люди, которые с помощью русских, англичан и испанцев разбили Наполеона.
В следующем своём письме я перейду к истории Германии со времени падения Наполеона. Я позволю себе только добавить к высказанной здесь оценке этого необыкновенного человека, что чем дольше он царствовал, тем больше заслуживал свою конечную участь. Я не намерен упрекать его за то, что он взошёл на престол. Установившееся во Франции господство буржуазии, которая никогда не заботилась об общественных интересах, если только её частные дела шли хорошо, и апатия народа, который не видел для себя дальнейшей пользы от революции и был способен только на военный энтузиазм, не оставляли иного пути. Но то, что Наполеон вступил в союз со старыми антиреволюционными династиями, женившись на дочери австрийского императора, что, вместо того чтобы уничтожить всякие следы старой Европы, он, наоборот, старался вступить с ней в компромисс, что он добивался чести быть первым среди европейских монархов и поэтому по возможности уподоблял свой двор их дворам, — в этом была его большая ошибка. Он опустился до уровня других монархов — он добивался чести быть равным им, он преклонялся перед принципом легитимизма, — и потому вполне естественно, что легитимные монархи выбросили узурпатора из своей компании.
Остаюсь, милостивый государь, с уважением,
15 октября 1845 г. Ваш немецкий корреспондент
Написано Ф. Энгельсом
Напечатано в газете «The Northern Star» № 415, 25 октября 1845 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
ПИСЬМО ВТОРОЕ
РЕДАКТОРУ «NORTHERN STAR»
Милостивый государь!
В своём первом письме я описал положение Германии до и во время французской революции, а также в период владычества Наполеона, и показал, как и какими противниками был свергнут великий завоеватель; сегодня я продолжу свой рассказ изложением того, что стало с Германией после этой «славной реставрации» национальной независимости.
Мои взгляды на все эти события диаметрально противоположны общепринятым. Но они в точности подтверждаются событиями последующего периода истории Германии. Будь война против Наполеона в самом деле войной за свободу против деспотизма, она привела бы к тому, что все покорённые Наполеоном нации после его падения провозгласили бы принцип равенства и наслаждались бы его благами. Но в действительности было как раз обратное. Со стороны Англии война была начата перепуганной аристократией и поддержана плутократами, которые нашли неисчерпаемый источник прибыли в повторных займах и в разбухании национального долга, а также в представившейся им возможности проникнуть на южноамериканские рынки, заваливая их своими промышленными изделиями, и захватить те французские, испанские и голландские колонии, которые они считали подходящими, чтобы потуже набить свой кошелёк; они стремились установить неограниченное господство Британии над морями {182}. чтобы иметь возможность разорить торговлю любой другой нации, конкуренция которой могла служить препятствием для их собственного обогащения; наконец, они стремились утвердить своё право на огромные прибыли от снабжения европейских рынков в противовес континентальной системе Наполеона. Таковы были реальные причины этой продолжительной войны со стороны тех классов, в чьих руках тогда находилось управление Англией. Ч.то же касается выдвинутого предлога, будто французская революция представляет угрозу для основных принципов английской конституции, то он лишь свидетельствует о несравненных достоинствах этого «совершенного творения человеческого разума». Со стороны Испании война была начата для защиты принципа легитимного престолонаследия и инквизиторского деспотизма духовенства. Принципы конституции 1812 г. были выдвинуты позже, чтобы воодушевить народ на дальнейшую борьбу, сами же эти принципы были французского происхождения. Италия никогда не была враждебна Наполеону, так как он принёс ей только пользу, и она была обязана ему уже самим фактом своего существования как нации. То же самое относится и к Польше. Чем Германия была обязана Наполеону, об этом я уже сказал в первом своём письме.
Решительно все державы-победительницы рассматривали падение Наполеона как гибель французской революции и торжество принципа легитимизма. Результатом этого, само собой разумеется, было восстановление этого принципа в своём отечестве, сначала под прикрытием таких сентиментальных фраз, как «Священный союз», «вечный мир», «общественное благо», «взаимное доверие между государем и
