свободного суждения.
С внешней стороны пфальцское движение носило веселый, беззаботный и непринужденный характер. В то время как в Бадене каждый новоиспеченный подпоручик линейных войск или народного ополчения затягивался в тяжелый мундир и щеголял серебряными эполетами, которые позже, в день сражения, сразу прятались в карман, — пфальцские жители вели себя гораздо более разумно. Как только дала себя почувствовать сильная жара первых июньских дней, исчезли все суконные сюртуки, жилеты и галстуки, уступив место легким блузам. Вместе со старой бюрократией освободились, казалось, от всей старинной угрюмой скованности, стали одеваться совершенно непринужденно, считаясь только с удобствами и временем года, и вместе С различиями в одежде сразу же исчезли всякие другие отличия в повседневном общении. Все классы общества собирались в одних и тех же общественных местах, и какой-нибудь социалистический фантазер мог бы усмотреть в этом непринужденном общении зарю всеобщего братства.
Каким был Пфальц, таким было и его временное правительство. Оно состояло почти исключительно из добродушных любителей вина, которые более всего были удивлены тем, что им пришлось вдруг представлять собой временное правительство своего отмеченного Вакхом отечества. И тем не менее нельзя отрицать, что эти смеющиеся правители вели себя лучше и сделали сравнительно больше, чем их баденские соседи под руководством «твердого в своих убеждениях» Брентано. Они обладали, по крайней мере, доброй волей и — несмотря на свою любовь к вину — более трезвым рассудком, чем филистерски-серьезные господа из Карлсруэ, и только немногие из них обижались на насмешки по поводу их безмятежной манеры делать революцию и их бессильных куцых мероприятий.
Временное правительство Пфальца ничего не могло осуществить, пока баденское правительство оставляло его без поддержки. А по отношению к Бадену оно полностью выполнило свой долг. Оно слало посла за послом, делало одну уступку за другой, лишь бы добиться соглашения; все было напрасно: г-н Брентано решительно отказывался.
В то время, как баденское правительство нашло все в готовом виде, пфальцское правительство ничего не нашло. Без денег, без оружия, оно имело на своей территории множество реакционных округов и две неприятельские крепости. Франция немедленно запретила вывоз оружия в Баден и Пфальц, Пруссия и Гессен задержали все отправлявшееся туда оружие. Пфальцское правительство тотчас же послало агентов во Францию и Бельгию для закупки и доставки оружия, оружие было закуплено, но не прибыло. Можно поставить правительству в упрек, что оно действовало недостаточно энергично и, в частности, что при наличии многочисленных контрабандистов на границе, оно не организовало тайного провоза оружия; но большая часть вины падает на его агентов, которые действовали очень нерадиво и иногда удовлетворялись пустыми обещаниями, вместо того чтобы доставить французское оружие хотя бы в Сааргемюнд и Лаутербург.
Что касается денежных средств, то в маленьком Пфальце бумажные деньги могли принести мало пользы. Находясь в затруднительном финансовом положении, правительство имело, по крайней мере, смелость прибегнуть к принудительному займу с прогрессивными, хотя и слабо возрастающими ставками.
Упреки, которые можно было бы сделать пфальцскому правительству, ограничиваются тем, что в сознании своего бессилия оно слишком заразилось всеобщей беззаботностью и связанными с этим иллюзиями насчет своей собственной безопасности; что поэтому, вместо того чтобы энергично пустить в ход средства обороны страны, правда, ограниченные, оно предпочло надеяться на победу Горы в Париже, на занятие Вены венграми или даже на какие-нибудь настоящие чудеса, которые могли бы спасти Пфальц, — вроде восстания в прусской армии и т. п. Отсюда халатное отношение к доставке оружия в такую страну, где какая-нибудь тысяча пригодных мушкетов уже имела огромное значение и куда первая и последняя партия в
За спиной временного правительства стоял Д'Эстер, в качестве своего рода тайного генерального секретаря или, как выражался г-н Брентано, «красной камарильи, окружавшей умеренное правительство из Кайзерслаутерна». К этой «красной камарилье» принадлежали, впрочем, и другие немецкие демократы, в частности бежавшие сюда участники дрезденского восстания. В лице Д'Эстера пфальцские правители обрели недостававшее им понимание административных вопросов и вместе с тем революционный разум, который импонировал им тем более, что всегда ограничивался самыми непосредственными и бесспорно выполнимыми задачами и потому никогда не терялся при проведении конкретных мероприятий. Благодаря этому Д'Эстер приобрел значительное влияние и безусловное доверие правительства. Хотя по временам и Д'Эстер принимал движение слишком всерьез и, например, думал принести значительную пользу введением своего, в тот момент совершенно неподходящего, общинного устава, все же нет сомнения, что именно он толкал временное правительство на все те его шаги, которые носили более или менее энергичный характер, и что, в особенности в конфликтах по поводу отдельных вопросов, он всегда имел наготове подходящее решение.
Если в Рейнской Пруссии реакционные и революционные классы с самого начала противостояли друг другу, если в Бадене класс, первоначально увлеченный движением, а именно мелкая буржуазия, по мере того как надвигалась опасность, постепенно переходил сперва к безразличию, а потом и к враждебности по отношению к им же самим вызванному движению, то Пфальце не столько отдельные классы населения, сколько отдельные округа, руководимые местными интересами, частью с самого начала, а частью постепенно высказывались против движения. Во всяком случае в Шпейере бюргерство с самого начала было реакционным, в Кайзерслаутерне, Нёйштадте, Цвейбрюккене и т. д. оно стало реакционным с течением времени, но главная сила реакционной партии находилась в земледельческих округах, разбросанных по всему Пфальцу. С этой неопределенностью в позициях боровшихся сторон можно было покончить только посредством одной меры: прямым нападением на вложенную в ипотеки и ипотечное ростовщичество частную собственность и обращением ее в пользу обремененных долгами и истощенных ростовщиками крестьян. Но эта единственная мера, которая немедленно заинтересовала бы в восстании все сельское население, предполагает гораздо более обширную территорию и гораздо более развитые общественные отношения в городах, чем в Пфальце. Она была возможна только в начале восстания, одновременно с распространением его по направлению к Мозелю и Эйфелю, где в сельских местностях существуют такие же отношения, но где они дополняются промышленным развитием рейнских городов. Однако в Пфальце так же мало делалось для распространения движения вовне, как и в Бадене.
При этих обстоятельствах в распоряжении правительства было очень мало средств для борьбы с реакционными округами: экспедиции небольших вооруженных отрядов в мятежные местности, аресты, особенно католических священников, возглавлявших сопротивление, и т. п., назначение деятельных гражданских и военных комиссаров и, наконец, пропаганда. Экспедиции, носившие большей частью весьма комический характер, давали лишь кратковременные результаты; пропаганда не оказывала никакого действия, а комиссары, важничавшие и неумелые, большей частью делали один промах за другим или ограничивались огромным потреблением пфальцского вина и занимались неизбежной в таких случаях трактирной похвальбой.
Среди пропагандистов, комиссаров и чиновников центральной администрации весьма значительное место занимали демократы, съехавшиеся в Пфальц еще в большем количестве, чем в Баден. Сюда съехались не только бежавшие участники восстаний в Дрездене и Рейнской Пруссии, но также множество других более или менее восторженных «народных деятелей», желавших посвятить себя здесь службе отечеству. Пфальцское правительство, которое, не в пример правительству в Карлсруэ, правильно чувствовало, что одним местным «талантам» не по плечу задача руководства даже таким движением, принимало их с радостью. Нельзя было пробыть в Пфальце два часа, чтобы не получить дюжину предложений занять самые различные и в общем очень почетные должности. Господа демократы, усматривавшие в пфальцско-баденском движении не местное восстание, которое с каждым днем приобретало все более локальный и незначительный характер, а славную зарю славного восстания всей
