Что же касается парового поля, то, пока оно находилось под паром, оно всякий раз снова переходило в общее владение и использовалось всей общиной в качестве пастбища. А как только кончалась уборка урожая на двух других полях, они также снова возвращались в общее владение до нового посева и использовались в качестве общинного выгона. То же самое относится к лугам после осеннего сенокоса. На всех полях, где должен был пастись скот, владелец обязан был удалить изгороди. Этот так называемый принудительный выпас естественно требовал, чтобы время посева, как и жатвы, не зависело от воли отдельного лица, а было для всех общим и устанавливалось общиной или обычаем.
Вся остальная земля, т. е. все, что не входило в усадьбу и в пахотный надел: лес, пастбища, пустоши, болота, реки, пруды, озера, дороги, места охоты и рыбной ловли, — оставалась, как и в старину, общинной собственностью, предназначенной для совместного пользования. Подобно тому как доля каждого члена общины в поделенной пахотной земле марки была первоначально для всех одинаковой, так же одинакова была и доля его в пользовании «общими угодьями марки». Способ этого пользования определялся всеми членами общины; таким же образом устанавливался способ наделения, когда уже возделанной земли больше не хватало и от общих угодий марки отрезывался участок для возделывания. Общие угодья марки использовались главным образом для выпаса скота и откармливания свиней желудями; кроме того, леса доставляли строительный материал и дрова, листья для подстилки, ягоды и грибы, а болота, если они имелись, — торф. Постановления о пастбищах, об использовании леса и т. д. составляют главное содержание многочисленных, сохранившихся от различнейших периодов Марковых уставов. Они были записаны в те времена, когда старое неписанное обычное право начинало оспариваться. Сохранившиеся еще общинные леса являются жалким остатком этих древних неподеленных общих угодий марки. Другим пережитком, по крайней мере в Западной и Южной Германии, является глубоко коренящееся в народном сознании представление, что лес есть общее достояние и каждый может собирать в лесу цветы, ягоды, грибы, буковые орешки и т. д. и вообще имеет право делать все, что ему угодно, пока и поскольку он не причиняет вреда. Но и здесь Бисмарк позаботился о том, чтобы своим знаменитым законом о сборе ягод[220] установить в западных провинциях старопрусские юнкерские порядки.
Наряду с одинаковыми земельными наделами и равными правами в пользовании общими угодьями члены общины имели первоначально одинаковый доступ к участию в законодательстве, управлении и судопроизводстве в пределах марки. В определенные сроки — а если нужно было, то и чаще — собирались они под открытым небом для обсуждения общих дел марки, а также для судебного разбирательства нарушений обычаев марки и для разрешения тяжб. Это было — только в небольшом масштабе — древнее германское народное собрание, которое первоначально также являлось не чем иным, как большим собранием членов марки. Вырабатывались законы, правда, только в редких, самых необходимых случаях; избирались должностные лица, проверялась их служебная деятельность; главным же образом творился суд. Председатель должен был только ставить вопросы, приговор же выносился общим решением всех присутствующих.
В древние времена строй марки был почти единственным общественным устройством тех германских племен, у которых не было королей. Старая родовая знать, которая пришла в упадок во время переселения народов или вскоре после него, легко приспособилась к этому строю, как и все стихийно возникшее вместе с ним, точно так же как кельтская клановая знать еще в XVII веке уживалась с ирландской земельной общиной. И марка пустила столь глубокие корни во всей жизни германцев, что мы обнаруживаем ее следы на каждом шагу в истории развития нашего народа. В древности вся публичная власть в мирное время была исключительно судебной властью и находилась в руках народных собраний сотен, округов, наконец, всего племени. Но народный суд был только народным судом марки, действовавшим в случаях, которые касались не только дел марки, но и входили в сферу публичной власти. Даже когда с образованием административного окружного устройства государственные окружные суды были отделены от обычных судов марки, то и тогда в тех и других судебная власть оставалась в руках народа. Только когда древние народные вольности уже пришли в сильный упадок и исполнение судебных обязанностей, наряду с военной службой, стало тяжелым бременем для обедневшего свободного населения, только тогда Карл Великий мог в окружных судах большинства местностей заменить народные суды судами шеффенов
Такую же изумительную приспособляемость, какую проявил марковый строй здесь в различнейших областях общественной жизни и перед лицом самых разнообразных потребностей, обнаруживает он и в дальнейшем ходе развития земледелия и в борьбе с растущей крупной земельной собственностью. Этот строй возник одновременно с поселением германских племен в Германии, — следовательно, в такое время, когда скотоводство было главным источником пропитания, а принесенное из Азии, но полузабытое земледелие только лишь начинало возрождаться. Марка сохранялась на протяжении всего средневековья в тяжелой непрерывной борьбе с землевладельческой знатью. Однако потребность в ней всегда была еще настолько велика, что повсюду, где знать присвоила себе крестьянскую землю, устройство сел, попавших в феодальную зависимость, оставалось устройством марки, хотя и сильно урезанным в результате посягательств феодалов. Ниже мы приведем пример этого. Марковый строй приспособлялся к самым изменчивым отношениям владения возделанной землей, пока еще существовали общие угодья марки, а также к разнообразнейшим правам собственности на них, когда марка перестала быть свободной. Марка погибла вследствие разграбления почти всей крестьянской земли, как поделенной, так и неподеленной, — разграбления, произведенного дворянством и духовенством при благосклонном содействии территориальной власти. Но экономически она устарела, потеряв жизнеспособность в качестве формы земледельческого производства, фактически лишь с тех пор, как гигантский прогресс сельского хозяйства за последние сто лет превратил земледелие в науку и привел к появлению совершенно новых форм производства.
Основы маркового строя начали подрываться уже вскоре после переселения народов. В качестве представителей народа франкские короли завладели огромными земельными пространствами, принадлежавшими всему народу, в особенности лесами, чтобы затем расточать их в виде подарков своей придворной челяди, своим военачальникам, епископам и аббатам. Таким путем они заложили основу позднейшего крупного землевладения дворянства и церкви. Последняя еще задолго до Карла Великого владела доброй третью всех земель во Франции; несомненно, что такое соотношение в течение средних веков имело место почти во всей католической Западной Европе.
Продолжавшиеся без конца внутренние и внешние войны, неизменным последствием которых были конфискации земель, разорили огромное число крестьян, так что уже во времена Меровингов имелось весьма большое количество свободных людей, лишенных земли. Беспрерывные войны Карла Великого сломили главную силу свободного крестьянства. Первоначально каждый свободный владелец земли был обязан службой и должен был на свои средства не только вооружиться, по также и прокормить себя на военной службе в течение шести месяцев. Нет ничего удивительного в том, что уже во времена Карла на военную службу мог действительно быть взят едва лишь каждый пятый мужчина. Во время хаотического правления его преемников свобода крестьян еще быстрее сводилась на нет. С одной стороны, бедствия от набегов норманнов, вечные войны королей и междоусобицы знати вынуждали свободных крестьян, одного за другим, искать себе покровителя. С другой стороны, алчность той же знати и церкви ускоряла этот процесс; хитростью, обещаниями, угрозами, силой они подчиняли своей власти еще больше крестьян и
