именно теперь и начался в большом масштабе систематический сгон крестьян с земли. Чем крупнее было господское хозяйство, тем тяжелее были, разумеется, барщинные повинности крестьян. Снова наступило время неограниченных повинностей; господин помещик мог выгонять на работу крестьянина, его семью, его скот так часто и на такой срок, как ему было угодно. Крепостное состояние сделалось отныне всеобщим; свободный крестьянин стал теперь такой же редкостью, как белая ворона. А для того, чтобы господин помещик был в состоянии подавить в зародыше всякое, даже малейшее сопротивление крестьян, он получил от территориального князя право вотчинной юрисдикции, т. е. он был назначен единственным судьей по всем мелким проступкам и тяжбам крестьян, даже тогда, когда крестьянин имел тяжбу с ним самим, со своим господином. Таким образом, господин был судьей в своем собственном деле! С того времени в деревне стали господствовать палка и кнут. Как и вся Германия, немецкий крестьянин был доведен до крайней степени унижения. Как и вся Германия, крестьянин до того обессилел, что исчезла всякая возможность самопомощи, и спасение могло явиться только извне.
И оно пришло. С французской революцией наступила и для Германии и для немецкого крестьянина заря лучших времен. Едва только армии революции заняли левый берег Рейна, как там, словно по мановению волшебного жезла, исчез весь старый хлам — барщина, оброк и всякого рода повинности в пользу господина помещика, а также и сам господин. Крестьянин на левом берегу Рейна стал тогда хозяином своего участка, и, кроме того, в Code civil[224], который был подготовлен в революционную эпоху, а Наполеоном только испорчен, он получил свод законов, приспособленный к его новому положению, — свод, который он мог не только понимать, но и с удобством носить с собой в кармане.
Но на правом берегу Рейна крестьянину пришлось еще долго ждать. Правда, в Пруссии после вполне заслуженного поражения при Йене[225] были отменены некоторые из самых гнусных дворянских привилегий и была установлена законом возможность так называемого освобождения посредством выкупа прочих крестьянских повинностей. Но все это большей частью оставалось долгое время только на бумаге. В других же германских государствах было сделано еще меньше. Понадобилась вторая французская революция в 1830 г., чтобы начал осуществляться выкуп повинностей, по крайней мере в Бадене и некоторых других мелких государствах, соседних с Францией. И даже когда третья французская революция в 1848 г. увлекла за собой наконец и Германию, в Пруссии выкуп далеко еще не закончился, а в Баварии еще совсем и не начинался! Теперь, впрочем, дело пошло живее; барщина, отбываемая крестьянами, настроение которых стало на этот раз совсем бунтарским, потеряла уже всякую ценность.
В чем же заключалось это освобождение? Забирая у крестьянина определенную сумму денег или кусок его земли, помещик обязывался за это признавать впредь остававшуюся еще у крестьянина землю свободной, не обремененной повинностями собственностью последнего, — и это несмотря на то, что и все ранее принадлежавшие господину помещику земли являлись не чем иным, как землями, награбленными у крестьян! Но и этого было мало. При размежевании назначенные для этой цели чиновники, разумеется, почти всегда держали сторону господина помещика, у которого они жили и кутили, так что крестьян жестоко обделили, отобрав даже сверх того, что допускала буква закона.
Итак, благодаря трем французским и одной немецкой революциям мы пришли, наконец-таки, к тому, что у нас снова имеются свободные крестьяне. Но как далеко нашему нынешнему свободному крестьянину до свободного члена марки прежних времен! Его участок большей частью значительно сократился, а неподеленная марка исчезла вовсе, за исключением немногочисленных, очень мелких и запущенных общинных лесных участков. Но не пользуясь общинными угодьями, мелкий крестьянин не может содержать скота; не содержа скота, он не имеет удобрений, без удобрений невозможно рациональное земледелие. Сборщик налогов и угрожающая фигура судебного исполнителя, стоящая за ним, столь хорошо известные современному крестьянину, были незнакомы общиннику прежних времен, так же как и ростовщик, дающий ссуды под залог земли, в лапы которого один за другим попадают крестьянские дворы. Но самое замечательное заключается в том, что эти новые свободные крестьяне, у которых так сильно урезаны наделы и подрезаны крылья, появились в Германии, где все происходит слишком поздно, в такое
время, когда не только научное ведение сельского хозяйства, но и новоизобретенные сельскохозяйственные машины все более и более превращают мелкое крестьянское хозяйство в устарелую, уже нежизнеспособную форму производства. Подобно тому как механическое прядение и ткачество вытеснили самопрялку и ручной ткацкий станок, так и эти новые методы сельскохозяйственного производства должны беспощадно уничтожить парцелльное сельское хозяйство и заменить его крупной земельной собственностью, если только им будет предоставлено для этого необходимое время.
Ибо уже сейчас всему европейскому земледелию, в том виде как оно ведется в настоящее время, угрожает могущественный соперник — американское массовое производство зерна. С американской землей, которую сама природа позаботилась сделать плодородной и удобренной на долгий ряд лет и которую можно приобрести за бесценок, не могут выдержать состязания ни наши обремененные долгами мелкие крестьяне, ни наши столь же запутавшиеся в долгах крупные землевладельцы. Весь европейский способ ведения сельского хозяйства терпит поражение от американской конкуренции. В Европе можно будет продолжать заниматься земледелием только в том случае, если оно будет вестись в общественной форме и на счет всего общества.
Таковы виды на будущее для наших крестьян. А восстановление хотя и горемычного, но свободного класса крестьян имело
Но как? — Путем возрождения марки, но не в ее старой, пережившей себя, а в омоложенной форме; путем такого обновления общинного землевладения, при котором последнее не только обеспечит мелкокрестьянским общинникам все преимущества крупного хозяйства и применения сельскохозяйственных машин, но и предоставит им средства организовать наряду с земледелием также и крупную промышленность с использованием силы пара и воды, и притом организовать ее без капиталистов, а силами самого товарищества.
Организовать крупное земледелие и применить сельскохозяйственные машины и означает другими словами: сделать излишним сельскохозяйственный труд большей части мелких крестьян, которые теперь сами обрабатывают свои поля. А чтобы эти вытесненные из земледелия люди не оставались без работы или не были вынуждены скопляться в городах, для этого необходимо занять их промышленным трудом в самой деревне, а это может быть с выгодой для них организовано только в крупном масштабе, при помощи силы пара или воды.
Как это устроить? Подумайте об этом хорошенько, немецкие крестьяне. Помочь вам могут только
Ф. ЭНГЕЛЬС
ЖЕННИ ЛОНГЕ, УРОЖДЕННАЯ МАРКС
11 января умерла в Аржантёйе близ Парижа старшая дочь Карла Маркса, Женни, около восьми лет тому назад вышедшая замуж за бывшего члена Парижской Коммуны и нынешнего члена редакции газеты «Justice»[226]
Родившись 1 мая 1844 г., она выросла в среде международного пролетарского движения и теснейшим образом срослась с ним. При всей своей сдержанности, которую можно было принять почти за робость, она проявляла, когда это было нужно, такое присутствие духа и такую энергию, которым мог бы позавидовать иной мужчина.
Когда ирландская пресса разоблачила позорное обращение, которому подвергались в тюрьме
