— Выпей, Элиза, — сказала она, наклоняясь и поддерживая рукой голову герцогини, — эти капли, которые всегда помогают тебе.
Герцогиня лежала почти без сознания, с крепко сжатыми губами. Ее большие темные глаза пристально посмотрели на бледное лицо молодой девушки, потом на мужа.
Стакан в руке Клодины задрожал.
— Выпей же, — сказала она изменившимся голосом. Раздался дикий крик, и стакан был выбит из рук Клодины.
— Яд! — пронзительно вскричала герцогиня и вскочила с безумным видом, вытянув с отчаянием руки. — Яд! На помощь! Неужели конец недостаточно скор для вас?!
Она без сил упала, и новый поток крови покрыл ее белую одежду и постель.
Клодина, упавшая на колени, в ужасе вскочила. Со сверхчеловеческой силой овладела она собой, позвонила и помогла поднять больную, которую герцог, глубоко потрясенный, прижал к своей груди.
— Лизель, — говорил он. — Лизель, великий Боже!..
Герцогиню положили в постель, и она лежала с закрытыми глазами, как мертвая.
Вновь началась суета. Старый доктор с озабоченным лицом стоял около больной; он посмотрел на часы, пощупал слабый пульс и покачал головой.
— Профессор прибудет в девять часов, — прошептал он плачущей старой герцогине, — но до тех пор надо быть спокойными, не показывать страха. Лучше всего, чтобы ее высочество оставалась в привычном обществе, я буду пока в соседней комнате.
— Клодина! — прошептала больная. — Клодина!
Герцогиня-мать оглянулась, ища глазами молодую девушку, но она исчезла. Старуха в страхе вышла в коридор и спросила, где комната фрейлейн фон Герольд. Но дверь была заперта, и за ней не слышалось никакого движения…
Клодина почти лишилась сознания в своей комнате, мысли ее путались. Вот до чего дошло! Свет считал ее любовницей герцога, его жена умирала с этим бредом!
О, отчаянность ее безумной гордости! Если она достанет звезду с неба для свидетельства ее невиновности, все равно никто не поверит ей — ни умирающая, ни живущие, ни даже тот, который предостерегал ее и которого она тогда оттолкнула. Один Бог знает, что она чиста, но Бог не творит больше чудес! Потеряна! Погибла! Она стала позором своей семьи, теперь все будут показывать на нее пальцами и говорить: «Смотрите, смотрите, вот та, которая разбила сердце нашей бедной герцогини».
Кто мог спасти ее? Герцог? Он не мог вступиться за нее — они все сделали бы вид, что верят ему, а потихоньку продолжали смеяться. Милосердный Боже! Что она сделала людям, что они так ненавидят ее?
Если бы она могла умереть! Она не сняла бы с себя позора, но была бы мертва и не чувствовала его более.
Клодина мучилась. Там, в парке, есть маленький пруд, сказал ей внутренний голос. Там так тихо, так прохладно; может быть, ее найдут потом и скажут: «У нее все-таки было чувство чести, у этой Клодины, она не могла жить с преступлением на сердце! И только один сказал бы, подходя к гробу: «Сестра моя, чистая и гордая, любимица моя, я верю тебе!»
А в Нейгаузе черная головка прижмется к плечу красивого мужчины и нежный голос скажет: «Какое мне дело, Лотарь, что твоя родственница опозорила твое имя, — все равно я люблю тебя!»
Несколько громких ударов заставили Клодину встрепенуться.
— Фрейлейн фон Герольд, — проговорил писклявый голос Болен, — герцогиня-мать ждет вас.
Клодина машинально вышла, забыв, что волосы ее распущены и что на ней домашний халат. Ничего не сознавая, вошла она в еще не освещенную комнату, на пестрый ковер которой падал двумя полосами лунный свет.
— Клодина! — мягко прозвучало у окна.
Молодая девушка подошла и поклонилась.
— Садитесь, Клодина.
Но она не двинулась и стояла, словно окаменев.
— Герцогиня умирает? — хрипло спросила она.
— Все в воле Божьей.
— И по моей вине, по моей вине, — пробормотала девушка.
Герцогиня не отвечала.
— Я должна предложить вам вопрос, — сказала она, наконец, — очень странный в ту минуту, когда ангел смерти витает у дверей этого дома, Клодина. Но тот, за которого я должна предложить его, обязал меня сделать это сейчас же. Барон Герольд просит вас, Клодина, заменить его осиротевшей дочери мать, и стать его женой.
— Ваше высочество, — воскликнула пораженная девушка, отойдя на шаг и тяжело припав к мраморному карнизу зеркала. — Благодарю, — сказала она потом, — я не хочу от него жертв.
— Однако, — строго возразила герцогиня, — вы могли бы одним ударом прекратить все пересуды, могли бы удержать ненадолго улетающую жизнь, чтобы она окончилась спокойно…
— Ваше высочество! — простонала Клодина.
— Моя бедная, несчастная Лизель, — вздохнула старуха.
— Ваше высочество, я отдам жизнь за герцогиню, — с мольбой проговорила девушка, — только не это унижение…
— Вашу жизнь! Сказать нетрудно, Клодина…
— Ах, если бы я могла доказать это! — вскричала она и подошла со сложенными руками к стулу герцогини.
Месяц осветил ее полную отчаяния фигуру и потухшие глаза.
Герцогиня испугалась.
— Клодина, Клодина! — мягко сказала она.
— Неужели, ваше высочество, вы действительно думаете, что я бесчестна? — спросила она разбитым голосом.
— Нет, дитя мое, потому что барон Герольд не взял бы такую в жены.
Клодина отступила.
— Потому, только потому, — проговорила она.
— Мне было тяжело поверить слухам, — продолжала герцогиня. — Но, дитя мое, я знаю жизнь, знаю своего пылкого сына и его власть над женщинами… и вдруг узнаю, что ты бежавшая от него, постоянно находишься рядом! Дитя мое, я верю, что ты была только другом герцогини, но ты посмела преступно играть своим добрым именем, не сумела избежать подозрений и потому прими руку, которая протягивается к тебе, — настойчиво прибавила герцогиня. — Никто, даже самые злые сплетники не отважатся сказать, что Лотарь Герольд фон Нейгауз привлек к своей груди женщину, которая не чиста, как солнце. И он, мой сын, не посмеет бросить взгляда на женщину, принадлежащую другому…
— Я не в силах владеть собой, ваше высочество, — сказала Клодина.
— Ты должна это сделать, дитя мое, должна — он ждет внизу в страхе и надежде…
— Ваше высочество, — взмолилась Клодина, — он не любит меня, это жертва, которую он приносит чести нашего имени. Я не могу принять ее. Ваше высочество, сжальтесь надо мной!
— Так принесите и вы жертву, — сказала герцогиня, раздраженная противоречием. — Неужели ваша честь, честь вашего дома не стоит жертв? Неужели ее не стоит умирающая наверху?..
— Ваше высочество, — прошептала Клодина, — я хочу переговорить с бароном Герольдом.
Герцогине стало жаль отчаявшейся девушки, она налила стакан воды и подала ей.
— Сначала успокойся, и тогда пусть он придет, — сказала она, усадив дрожащую Клодину на стул.
— Старший доктор! — доложила, входя, фрейлейн Болен, и вслед за ней показалась фигура врача.
— Извините, ваше высочество, что я ворвался к вам, — поспешно начал он, — но я считаю своим долгом сообщить вашему высочеству, что августейшая пациентка находится в большой опасности. Ее высочество совершенно истощена потерей крови. Профессор Тольгейм настаивает на переливании крови. Я
