также считаю его необходимым.
Его высочество решился дать нужную кровь, но это небезопасно: операция может дать последствия, угрожающие жизни, и потому мы не должны рассчитывать на герцога, а закон положительно гласит…
Он остановился. Клодина вскочила со стула и протянула ему руку.
— Господин доктор, я прошу, я хочу быть той, которая…
— Вы? — спросил доктор и с удивлением посмотрел на обращенное к нему с мольбой бледное лицо девушки. — Правда, фрейлейн Герольд? Так идемте скорее, скорее! Нельзя терять ни минуты. Но предупреждаю вас, что придется вскрыть артерию.
— Ах, милый доктор, — сказала Клодина, и движение, и голос ее выразили: только-то!
Она поспешно, забыв этикет, пошла вперед, как будто боясь, чтобы кто-нибудь не опередил ее.
Старая герцогиня не поняла хорошенько, в чем дело:
— Переливание? Что это такое?
Когда она вошла в комнату невестки, врачи суетились около больной.
Перед Клодиной стояла сестра милосердия, отвертывая рукав ее белого кашемирового платья.
Герцогиня положила руку на плечо сына, который только что вышел от больной в соседнюю комнату, где в страхе стояли Катценштейн и горничная.
— Адальберт, — тихо промолвила она, — что же это такое? Доктор сказал, что ей перережут артерию, чтобы перелить кровь в жилы Лизель?
Он рассеяно наклонил голову, не отрывая глаз от молодой девушки.
— Ради Бога, — продолжала его августейшая мать, — разве мы можем позволить, чтобы фрейлейн фон Герольд сделала это для нас, ведь это, кажется, весьма опасная вещь!
Герцог пристально посмотрел на нее.
— Не правда ли? — тихо и горько спросил он. — На это требуется больше мужества, чем из-за угла направить удар, сразивший насмерть женщину и повергший в грязь имя невинной девушки. Я не могу помешать ей принести эту жертву, — продолжал он, пожав плечами, — я всего менее: тогда люди скажут, что я больше забочусь о ней, чем о жизни жены!
Сестра задернула полог. Послышался голос профессора:
— Из руки в руку, коллега, так вернее!
Герцог вышел. В страшном волнении ходил он по той комнате, в которой недавно объяснялся в любви Клодине.
Он отдал бы теперь половину своей жизни, чтобы уничтожить тот час. Бедная девушка! Бедная Лизель! Он не хотел этого! Он стремился к счастью с побуждением человека, привыкшего к победам. Он действительно испытывал сильное чувство к прекрасной фрейлине своей матери; она оттолкнула его.
Впервые он склонился перед женщиной, но его проступок был наказан судьбой.
Кто мог оклеветать Клодину перед герцогиней?
На камине в канделябре горела одна единственная свеча, точно так же, как в тот злосчастный вечер. Холодный пот выступил на лбу его высочества.
— Только бы хватило времени, чтобы объяснить ей все, — прошептал герцог, — только бы она не умерла, считая меня виновным.
Есть что-то великое и святое в жизни женщины. Герцогиня обожала его, несмотря на его проступки, несмотря на холодность и равнодушие. Герцог почти наяву видел, как глаза ее устремляются на него с тем задушевным сиянием, от которого он так часто отворачивался. Он слышал ее ласковый голос, с нежностью обращавшийся к нему. Она могла прожить так долго, благодаря за каждую кроху любви, брошенную им, блаженствуя от каждой ласки и так мало требуя от него.
Ее маленькие недостатки и слабости, так сильно раздражавшие его прежде, теперь показались ему такими ничтожными…
Он остановился перед окном и вспомнил, что было одиннадцать лет тому назад. Тогда тоже боялись за нее; он видел себя у ее постели рядом с колыбелью своего первенца — она, бледная и слабая, гордо улыбалась, и глаза ее сияли. Он же только формально поблагодарил ее; все его интересы были направлены на ребенка, наследника. Ведь она только исполнила свой долг. Герцог прижался лбом к стеклу и вытер глаза.
Почему не сообщают ему, как прошла операция?
Весь замок был погружен в напряженный страх, в коридорах сидели лакеи с озабоченными лицами, внизу, тихо переговариваясь, собрались придворные. В комнатах августейших детей гувернантка и няни с грустью смотрели на них, а в подвальном этаже шепталась прислуга, рассказывая страшные истории.
Старая ключница только что ясно видела при лунном свете белую даму в левом флигеле; она так тихо и в то же время тяжело ступала по ступенькам, как ходят привидения, предвещающие смерть!
Все знали, что сделана последняя попытка для спасения герцогини, имя фрейлины фон Герольд было у всех на устах…
В комнате Пальмера сидела фрау Берг. Она была послана светлейшей принцессой Теклой за принцессой Еленой. И, конечно, воспользовалась этим, чтобы пожелать своему другу доброго вечера, расспросить его о положении дел и сообщить невероятную новость о том, что барон Герольд в присутствии принцессы Теклы просил старую герцогиню предложить его руку и сердце Клодине фон Герольд.
Почтенная дама была вне себя от этого. Только бы благополучно усадить принцессу в карету, — жаловалась она, расхаживая взад и вперед по комнате, в то время как Пальмер нервно качался в качалке; ведь она в припадке раскаяния способна наделать величайших глупостей.
Но где же принцесса?
Старая ключница видела белую даму: это была она. Да, она шла, тяжело ступая и согнувшись — ужас овладел ею, когда она услышала, что герцогиня близка к смерти, что фрейлейн фон Герольд также в опасности… Она узнала это из отрывочных фраз старой горничной, которую встретила внизу у ключницы, возвращаясь из сада, куда в ужасе выбежала, чтобы не видеть дома, где горе воцарилось по ее вине…
Потом она вошла в одну из комнат герцогини, где у окна стоял герцог. Когда принцесса увидела его прекрасное, всегда спокойное, а теперь искаженное волнением и залитое слезами лицо, она не выдержала.
Путаясь в словах, почти крича, начала она обвинять себя и созналась во всем, упав на колени и схватив его руку.
Герцог не перебивал ее и только, когда она в изнеможении замолкла, спросил:
— Письмо, Елена? Как попало к вам единственное письмо, которое я написал Клодине и которое, очевидно, совершенно ошибочно было понято герцогиней?!
— Ваше величество просили в нем Клодину «несмотря на это» остаться другом герцогини.
— Несмотря на то, что
— Кузен, кузен! Накажите меня! — воскликнула принцесса в отчаянии. — Скажите мне, что сделать, чтобы исправить!..
Герцог пожал плечами.
— Как вы достали письмо?
— Фрау фон Берг, — проговорила принцесса и лишилась чувств.
25
Операция прошла благополучно, лицо герцогини порозовело, пульс стал биться сильнее.
Здоровая молодая кровь Клодины, казалось, влила в нее жизненную энергию.
Герцогиня лежала в сладком сне, в комнату сквозь открытое окно веяли ароматы летней ночи; царила полнейшая тишина, слышалось только ровное дыхание больной.
Сестра неподвижно сидела около кровати.
Клодина стояла в своей комнате с перевязанной рукой, чувствуя себя совершенно разбитой не только из-за потери крови, но и из-за всех страшных потрясений этого дня… Она едва держалась на ногах, но
