зависть и недоброжелательство, но я буду продолжать далее. Я оставался в Лондоне до конца отпуска, а потом уехал в Портсмут, чтобы сдать бриг, который поступил на службу его величества.
ГЛАВА XXXVIII
Тридцатидвухпушечное судно «Цирцея», на которое я был назначен, был прекрасный фрегат, и я по одному его внешнему виду заключил, что в нем сочеталось все, что делает судно добрым ходоком.
Когда я прощался с лордом де Версли, он сказал мне, что в первых числах следующего месяца, то есть сентября, поедет в Маделин-галл, где тетушка его, мисс Дельмар, мирно доживала свой век.
— Вот вам к ней письмо, Кин, — сказал он, — она так давно вас не видала, что, верно, не узнает. Советую вам угождать старушке; в Маделин-галле вы, верно, не соскучитесь.
По приезде моем в Портсмут, прежде всех явился ко мне мой старый друг и советник Боб Кросс.
— Ну, капитан Кин, — сказал он, — вы, верно, порадуетесь со мною, я достиг своей цели. Через несколько дней я женюсь на Дженни, и вы, верно, не откажетесь быть на моей свадьбе.
— С удовольствием, Боб; но прежде расскажи мне, как это случилось.
— Я все расскажу в коротких словах. Послушавшись вашего совета, я подарил старику несколько безделок, стал терпеливо выслушивать истории, которые он рассказал в сотый раз, и смеялся усердно над его шутками. Это сделало то, что старик сказал Дженни и ее матери, что я забавный, любезный и чувствительный молодой человек; хотя во все время говорил он, а я молчал. Наконец, он сам завел разговор о племяннице и сказал, что если она выйдет замуж по его желанию, то он оставит ей все свое имение. Но Дженни, зная переменчивый и капризный характер старика, сначала отказала мне, чем до того его взбесила, что он поклялся, что не оставит ей ни полушки. Через несколько дней Дженни согласилась, и старый кот хочет скорее праздновать нашу свадьбу и дает нам половину имения.
— Прекрасно, Боб, — отвечал я. — День свадьбы уже назначен?
— Нет еще, капитан, но я надеялся, что вы не оставите меня и возьмете на новый фрегат ваш «Цирцею».
— Как, Кросс, неужели ты до свадьбы думаешь идти в море? Я не советую тебе торопиться. Ты рассердишь и старика, и невесту.
— Правда, капитан, но я не буду спокоен, если узнаю, что вы ушли без меня в море.
— Что ж, ты думаешь, что я не в состоянии буду смотреть за собою?
— Нет, но мне будет грустно без вас. Впрочем «Цирцея» будет готова не ранее, как через четыре месяца, и я успею в это время надуматься.
— Я готов все для тебя сделать, Кросс; но мне кажется, что ты сделаешь гораздо лучше, если совсем оставишь службу и будешь жить на берегу.
— Тогда мне нечего будет делать.
— Ты будешь вместе с женою беречь старика.
— Говорят, что он уже очень слаб, ему не долго жить на свете.
— Хорошо, Кросс, я исполню твою просьбу. Время покажет, как лучше действовать. Теперь я поеду на несколько дней в Соутгемптон и постараюсь возвратиться к твоей свадьбе. Кстати, не слышал ли ты чего о наших призовых деньгах? Кросс, ты скоро получишь призовые деньги, и на твою долю достанется довольно.
— Я очень рад этому, капитан. У меня будет почти столько же, сколько и у моей Дженни.
Я простился с Кроссом и на другой день, взяв почтовых лошадей, поехал в Маделин-галл, получив за три дня перед тем приглашение от мисс Дельмар. Она писала, что очень рада будет видеть у себя друга и сослуживца ее племянника, лорда де Версли.
Приближаясь к месту своей родины, я был взволнован грустными, тяжелыми воспоминаниями. Я вспомнил, как бедная матушка, будучи не в состоянии скрывать от меня горькую истину, стараясь оправдываться, исчисляла обстоятельства, способствовавшие ее проступку. Мне казалось, что она и теперь стоит передо мною со слезами на глазах, и, смотря на роскошную картину, раскидывавшуюся перед моими глазами, я невольно воскликнул: «Бедная матушка!'
Коляска остановилась, и лакей позвонил в колокольчик. Несколько слуг выбежало из дома с известием, что благородная мисс Дельмар дома.
— Как прикажете доложить? — спросил старый слуга.
— Капитан Кин, — отвечал я.
Слуга пристально посмотрел на меня и, низко поклонясь, вышел.
— Капитан Кин, сударыня, — сказал он, введя меня в большую залу, в которой сидела с чулком в руках почтенная старушка и возле нее на низеньком стуле другая.
Старушка поклонилась мне, не вставая со стула и рассматривая меня в очки. Она была прекрасным типом старости. Серебряные волосы вились из-под чепчика, на черном шелковом платье надет был белый, как снег, передник; достоинство написано было во всех чертах ее лица и вселяло к ней невольное уважение. Когда я подошел и, по ее приглашению, сел возле нее, другая старушка встала, но мисс Дельмар, обращаясь к ней, сказала:
— Ты можешь остаться, дитя мое.
Я с трудом удержался от улыбки, слыша, как шестидесятилетнюю старуху называют «дитя», но дело в том, что Филлида уже много лет была горничною благородной леди и теперь сделана была ее компаньонкой.
После я узнал, что самой мисс Дельмар было около восьмидесяти семи лет, и она до сих пор пользовалась совершенным здоровьем. Филлида была моложе, и старая леди, имея ее в услужении у себя с двадцатидвухлетнего возраста и не замечая полстолетия, пронесшегося над ними, привыкла считать ее ребенком перед собою. Мисс Дельмар, как и все старушки, любила поговорить, и, рассказывая ей, как много я обязан лорду де Версли, я скоро приобрел ее расположение. После я узнал, что она особенно любила племянника. Младший брат его пренебрегал ею, и она говорила о нем только тогда, когда вспоминала, что лорд де Версли бездетен, и что его титул должен перейти к брату.
Она просила меня остаться обедать, и я с охотою согласился. Перед обедом ее собеседница исчезла, и мы остались одни. Она долго расспрашивала меня о лорде де Версли, и я истощил на этот предмет все свое красноречие.
— Племянник часто говорил мне о вас, капитан Кин; я слышала, что вы уже много отличились с тех пор, как оставили его. Кстати, знаете ли, что вы родились в этом доме?
— Да, я слышал…
— Бедная матушка ваша до своей смерти, верно, говорила вам об этом. Я помню ее, она была живая, прекрасная молодая женщина, — старушка вздохнула, — я сама когда-то держала вас на руках.
Здесь, к счастью, разговор перешел к другим предметам.
После чая, прощаясь со старушкою, я получил от нее приглашение почаще приезжать в Маделин- галл.
— Я скоро ожидаю племянника лорда де Версли, — сказала она, — и еще несколько гостей. Полковник Дельмар, двоюродный брат лорда, также должен приехать. Он весьма приятный и любезный человек.
Я с удовольствием принял приглашение и уехал. Дорогою грустные думы снова овладели мною; я вспомнил то, что говорила мне матушка, и горел от нетерпения возвратиться в замок и посетить места, слишком для нее памятные; я хотел встретить лорда де Версли там, где он мог бы вспомнить матушку, юную, неопытную и доверчивую; где он мог бы понять, чем она для него пожертвовала и сколько перенесла, единственно для него.
Возвратясь в Портсмут, я нашел, что мой фрегат не может быть готов ранее трех месяцев, и потому решился провести несколько дней на острове Байте, имея много знакомых между членами клуба. Легко понять, что мне не трудно было попасть в это общество. Чин капитана во флоте его величества есть лучшее рекомендательное письмо для самой высшей аристократии, и как известно, что человек, не имеющий связей и протекции, должен достигнуть этого чина своими собственными заслугами, то его почти везде высоко ценят и уважают; я говорю почти везде, потому что, странно сказать, с давних времен моряки никогда не были в милости при дворе. Между придворными, где редко возвышалось истинное достоинство, нами пренебрегали. При каждом вступлении на престол нового монарха из Ганноверского дома моряки оживали надеждою, которая, однако, скоро исчезала; но, быть может, все к лучшему.
