ГЛАВА XXXIX
Однако я отвлекся от своего предмета и буду продолжать далее. Я получил приглашение на яхту, и мне было очень лестно внимание благородного командора и гостей. Мы несколько дней были в море, и я совсем неожиданно встретился со старыми знакомыми. Небольшой куттер проходил под кормою нашей яхты; ветер был тихий, погода жаркая, и один из спутников наших, обратясь ко мне, воскликнул:
— Посмотрите, Кин, на эту барку, которая проходит под кормою, — просто редкость! Она принадлежит ирландскому майору О'Флину, как он себя называет; не знаю, зачем тут О, но он добряк и презабавный человек. Вот он стоит: у него преогромные усы. Но всего интереснее его жена: мне кажется, что она ни ростом, ни дородностью не уступает верблюду, которого недавно показывали на ярмарке.
Когда куттер подошел ближе, я увидел на нем женщину огромного роста, в светло-голубом платье, с большим зонтиком в руках; шляпка была снята с ее головы, вероятно от жары.
— Это просто чудовище, — отвечал я, — майор должен быть бесстрашным человеком. Мне кажется, однако, что я где-то видел это лицо.
— Я слышал, что ее отец был комиссаром и оставил ей много денег.
— О, теперь я вспомнил, — отвечал я, — ее фамилия Кольпеппер!
— Так, так, и я теперь вспоминаю, — сказал он.
Читатель, быть может, помнит мисс Медею, которая так хорошо умела сводить концы. Однако, к счастью моему, она не узнала меня. Она напомнила мне то время, когда матушка сама привезла меня на службу и поручила Бобу Кроссу. От этой мысли я перешел к другой. Я вспомнил, что обещал Бобу быть на его свадьбе, и без помощи мисс Медеи, вероятно, позабыл бы свое обещание.
Я еще не виделся со старым Багорном, дядею Дженни, опасаясь, чтобы он не узнал в капитане фрегата прежнего наемщика судов. С летами я становился рассудительнее и не мог не заметить, что обман, который прежде я считал не только извинительным, но даже похвальным, часто имел весьма неприятные последствия.
В день свадьбы поутру я отправился в дом невесты, где собиралось уже много гостей. Боб Кросс представил меня старику Вагорну, который поговорив со мною, вдруг спросил:
— Не знаю, где мы встречались прежде, но мне знаком ваш голос.
— В самом деле? — спросил я, смутясь.
— Да, я тотчас узнаю по голосу. Постойте, капитан, вы были здесь с Бобом Кроссом, когда я в первый раз с ним познакомился; тогда вы были наемщиком судов, а теперь вы капитан, — продолжал старик, нахмурясь.
— Т-с, не говорите так громко, — сказал я. — Вспомните, зачем я приходил к вам. Неужели, способствуя уходу пленника, я мог объявить вам, что нахожусь в службе его величества.
— Правда, — ответил старик, — я не смею осуждать вас. Но Кросс был ли офицером в это время?
— Нет, адмирал назначил его ко мне боцманом уже в Вест-Индии.
— Слава Богу, а я думал, что Кросс также обманул меня; все стараются провести слепого, а слепые очень недоверчивы. Кстати, капитан Кин, слышали ли вы, получали ли вы после того известия об этой девушке?
— Теперь между нами не должно быть секретов, — сказал я, — и потому я открою вам, что вы помогли убежать не девушке, но офицеру, сыну голландского капитана.
— Ну, теперь я не удивляюсь, что вы скрыли свое звание, — отвечал старик, — если бы я знал, что то был офицер, то ни за что не согласился бы помогать вам; но бедной девушке я помог из милосердия, сострадания, как добрый христианин.
— Вы сделали прекрасное дело, и Небо наградит вас.
— Я бедный, слепой грешник, капитан Кин, — отвечал он. — Дай Бог, чтобы Дженни была счастлива, а мне недолго остается жить на свете.
Появление невесты с женихом положило конец нашему разговору. Мы пешком отправились в церковь шумною и веселою толпою. Через полчаса все кончилось, и мы возвратились домой. Был прекрасный осенний день, и обеденный стол был накрыт в саду. Нас было до двадцати человек, и мне никогда еще не было так весело. В восемь часов, вечера все разошлись по домам, старика Вагорна, который с радости едва стоял на ногах, унесли в постель. Уезжая после всех, я поцеловал Дженни, пожал руку Бобу и отправился в Портсмут.
Возвратясь домой, я опять стал думать о Минне Вандервельт и вспомнил, что не писал к ней с самого назначения моего командиром «Цирцеи». Я тотчас сел и написал к ней предлинное письмо, в котором изъявлял сожаление, что до сих пор не получал от нее ответа ни на одно из моих писем. Я также просил ее уведомить меня, что сталось с молодым Вангильтом, которому я дал средства убежать. Отослав письмо на почту, я заснул, но образ Минны даже и во сне все носился передо мною.
Утром я получил длинное письмо от тетушки Бриджмен, в котором она писала, между прочим, что поручик Флет женится, наконец, на дочери трактирщика, что привело в негодование весь полк. Она убедительно просила меня посетить их, но, признаюсь, это совсем несогласно было с моими мыслями. Гордость моя противилась этому, я боялся, что в Чатаме все станут показывать на меня пальцами и скажут: отец этого капитана был солдатом и жил в этих казармах. Другое письмо было от лорда де Версли. Он извещал меня о своем приезде в Маделин-галл и писал, что с нетерпением меня ожидает. Я на другой же день поскакал в замок и очень радушно был принят лордом и его теткою. Вслед за мною явился и полковник Дельмар; он был двоюродным братом лорда де Версли, но по наружности я никогда не отгадал бы, что он носит фамилию Дельмаров.
Он был небольшого роста, сутуловатый, с круглым, полным лицом; я заметил, что он часто посматривал на меня, и хотя наружность его не имела ничего привлекательного, но все приемы были благородны, и разговор весьма приятен.
Я любил бродить с ружьем в руках в тех местах, которые напоминали мне о матушке. В одно утро я забрел далее обыкновенного и очутился около пещеры, образованной сучьями старого дуба, перемешанными с камнями и дерном. Она была против парка и скрывалась за густою зеленью. Я бросился на дерновую скамью. Мне казалось, что это место самою природою устроено было для свиданий; здесь девушка без трепета могла внимать страстному шепоту влюбленного, не боясь докучных свидетелей. Я начал уже строить воздушные замки, когда голос по другую сторону грота, обращенную к замку, вывел меня из задумчивости. Я узнал голос старой леди и ее верной спутницы Филлиды.
— Пустое, Филлида, — откуда ты могла узнать это? — спросила старушка.
— Вспомните, сударыня, — отвечала Филлида, — что я была вашею горничною, когда это случилось, и была почти неразлучна с Беллою Мезон. К вам она была очень почтительна, и вы не могли разгадать ее, но уверяю вас, что я никогда еще не видела такой гордой женщины. Поверите ли, что она обходилась с презрением и с камердинером, и с управительницею.
— Знаю, знаю, она была так же горда, как и ее мать; но это еще ничего не доказывает.
— Я только говорю, сударыня, что и все говорили, что Белла Мезон никогда не вышла бы за солдата, на которого смотрела с презрением, если бы не была к тому вынуждена.
— Чем же она могла быть вынуждена?
— Она хотела скрыть свой стыд, сударыня; вспомните, что дитя родилось через три месяца после свадьбы.
— Это я очень хорошо помню, — отвечала мисс Дельмар, — племянник недаром говорил, что нужно было строже присматривать за Беллою, и не позволял ей видаться с солдатом.
— С солдатом, сударыня! Он ни в чем не был виноват; Белла никогда не стала бы его слушать.
— Что ты хочешь этим сказать? Кого же ты подозреваешь?
— Конечно, лорда де Версли. Все в замке были уверены, что дитя его; он был почти неразлучен с Беллою до ее замужества.
— Филлида, ты сама не знаешь, что говоришь. Это невозможно. Я когда-то говорила об этом деле с лордом де Версли, который в то время был еще капитаном Дельмаром, и он оскорблен был этим и хотел даже наказать солдата.
— Это может быть, сударыня, но все же Персиваль — сын капитана Дельмара. Недаром же миссис Мезон приезжала тогда в замок и тотчас уехала.
